Остался только мальчик, Джонни Олспи. Он стоял, дрожа, на краю парапета. Перед ним разверзалась бездна, а позади раздавались голоса тех, кто должен был швырнуть его туда. Однако долгое время никто не решался подставить себя смертоносным стрелам. Затем из укрытия, согнувшись в три погибели, выскочил доброволец и побежал к юному лучнику, старательно держась позади него.
— Подвинься, Джон! Подвинься! — закричали ему снизу.
Мальчик отпрыгнул в сторону, насколько позволяла веревка, и петля всползла ему на лицо. Мимо просвистели три стрелы и две сразили человека у него за спиной. Под восторженные крики снизу тот упал на колени, а потом ничком. Жизнь за жизнь — счет выходил не дурен.
Но искусство старших товарищей подарило мальчику лишь краткую передышку. Над парапетом возник медный шар, затем пара широких медных плеч, а затем появилась целиком фигура рыцаря в полной броне. Он подошел к краю, хриплым хохотом встретил град стрел, которые отскакивали от доспехов, не причиняя ему ни малейшего вреда, а затем насмешливо ударил себя рукавицей по нагруднику, прекрасно зная, что на таком расстоянии никакая стрела, пущенная смертной рукой, не может пробить металлические пластины. Надменно откинув голову, лаброиньерский Мясник вдоволь насмеялся со стены замка над своими врагами. После чего грузно и неторопливо направился к юному лучнику, ухватил его за ухо и поставил так, чтобы веревка расправилась. Заметив, что петля сдвинулась с шеи, он попытался опустить ее на место, но ему мешала железная рукавица. Он снял ее и голой рукой ухватил веревку над головой мальчика.
В воздухе тут же просвистела стрела старого Уота, и, взвыв от боли, Мясник попятился — длинная стрела пронизала его ладонь насквозь. В неистовой злобе он погрозил кулаком лучникам внизу, и вторая стрела оцарапала костяшки его пальцев. Бешеным ударом закованной в металл ноги он сбросил Джонни Олспи с парапета, несколько секунд смотрел вниз на раскачивающийся труп и медленно удалился, бережно прикрывая кровоточащую руку, а стрелы гулко ударялись в его медную спину.
Лучники, разъяренные убийством своих товарищей, свирепо вопили и прыгали, точно стая бешеных волков.
— Клянусь святым Дунстаном, — сказал Перси, глядя на их побагровевшие лица, — если уж попытаться взять замок, то только теперь. Коли их будет вести ненависть, они не дрогнут.
— Ты прав, Томас! — воскликнул Ноллес. — Собери двадцать жандармов со щитами. Астли, расставь лучников так, чтобы ни единая голова не могла появиться в бойнице или над парапетом. Найджел, распорядись, чтобы крестьяне несли сюда фашины. А другие пусть притащат бревно, которое лежит за коновязью. Десять жандармов понесут его справа, а другие десять — слева, прикрывая головы щитами. Как только ворота рухнут, все — внутрь. И да поможет Бог справедливому делу!
Необходимые приготовления были закончены быстро, но без суеты — это были опытные солдаты, избравшие войну своим ремеслом. Лучники по двое, по трое встали напротив всех амбразур и бойниц в стене, а остальные бдительно высматривали, не мелькнет ли над ней лицо или голова, и тотчас туда летела стрела. Защитники в ответ стреляли из арбалетов, а иногда пускали камень из мангонеля, но не успевали толком прицелиться из страха перед градом метких стрел и промахивались. Тот же страх оберегал крестьян, которые благополучно добегали до рва, бросали в него связку хвороста или прутьев и столь же благополучно возвращались за новой. Ров был заполнен до краев, а потери исчислялись лишь двумя крестьянами, в которых попали арбалетчики, и одним лучником, убитым камнем. Теперь настало время пустить в ход таран.
С громким криком двадцать отборных бойцов ринулись вперед, держа бревно под мышками комлем в сторону ворот. Арбалетчики на башне перегнулись и пустили в них стрелы, однако остановить их не смогли: двое упали, а остальные, подняв щиты, с боевым кличем пробежали по мосту из фашин и с грохотом ударили тараном в ворота. Они треснули сверху донизу, но не упали.
Раскачивая свое тяжкое орудие, штурмующие продолжали бить в створки, и с каждым ударом щели в них ширились и множились. Рядом с тараном стояли трое рыцарей с Найджелом, французом Раулем и другими оруженосцами, подбодряя жандармов и напевно задавая ритм раскачиванию тарана с громовым «ха!» при каждом ударе. Сброшенный с парапета огромный камень с грохотом обрушился на сэра Астли и одного жандарма, но их место тотчас заняли Найджел и Рауль, и таран продолжал раскачиваться и бить даже с еще большей силой. Удары следовали один за другим, нижняя часть створок уже прогибалась, только огромный главный засов еще держался. Но казалось, он вот-вот вылетит из скоб, и тут на них сверху хлынула какая-то жидкость. Ее лили из бочки на парапете, и вскоре нападающие, фашины и таран покрыла желтая слизь. Ноллес мазнул по ней рукавицей, поднес к забралу и понюхал.
— Назад! — крикнул он. — Назад, пока не поздно!
Над их головами сбоку от ворот была узкая зарешеченная амбразура. Вдруг ее изнутри озарил багровый свет, и в них полетел пылающий факел. Во мгновение ока масло вспыхнуло, и вокруг взвилась стена огня. Сосновый ствол в их руках, фашины у них под ногами, даже их оружие — все запылало.
Слева и справа люди спрыгивали на дно рва и катались по земле, тщась сбить пламя. Защищенные броней рыцари и оруженосцы старались помочь тем, чье тело прикрывала только кожаная куртка. А сверху на них сыпались арбалетные стрелы и камни. Правда, лучники, увидев всю меру опасности, подбежали к краю рва и быстрыми стрелами метко поражали головы, неосторожно приподнявшиеся над стеной.
Измученные, обожженные, в дымящихся лохмотьях выбирались из рва уцелевшие, хватаясь за протянутые им дружеские руки под насмешки и улюлюканье врагов. От фашин осталась только куча тлеющих углей, а на ней в раскаленных докрасна доспехах лежали семь трупов, и Астли в их числе.
Стискивая кулаки, Ноллес оглядел ворота и ров, а потом посмотрел на стоявших и лежавших возле него людей, которые возились со своими ожогами и хмуро косились на фигуры, злорадно махавшие им со стен замка. Молодой полководец сам был сильно обожжен, но бешенство и скорбь заставляли его забывать о боли.
— Мы построим новый мост! — крикнул он. — Прикажите крестьянам вязать фашины!
Но Найджела осенила внезапная мысль.
— Взгляни, благородный сэр! — сказал он. — Гвозди на створках раскалены докрасна, а дерево обгорело. Уж конечно, они рассыплются от первого же удара!
— Клянусь Пресвятой Девой, ты прав! — вскричал французский оруженосец. — Если мы переберемся через ров, ворота нас не остановят. Вперед, Найджел, во имя наших прекрасных дам! Посмотрим, кто будет у ворот первым, Англия или Франция.