без «Авось»
Наверное, уже не столь важно, кому – русским или американским общественникам-доброхотам пришла в голову виртуозная по своему безвкусию идея дописать «возвышенно-сентиментальный happy end» в знаменитый любовный роман о русском дворянине Николае Резанове и красавице-испанке Марии де ла Консепсьон Аргуэльо (в домашнем обиходе – Кончиты), случившийся более двух столетий назад в старой Калифорнии. Безмятежно уверенные, что историю не только можно, но и категорически необходимо шлифовать до сияющего блеска, потомки-неофиты обеих стран довольно быстро пришли к полному и окончательному согласию, и в 2000 году счастливый эпилог объединенными русско-американскими усилиями был-таки «дописан», возлюбленная пара воссоединена на красноярском погосте – с помощью слов и твердокаменных тел. Только представьте себе: белый мраморный крест, две таблички с датами рождения и смерти камергера и его «калифорнийской розы». Там же – две цитаты из «Юноны и Авось»: «Я тебя никогда не увижу», «Я тебя никогда не забуду». «Знаменито!» – как высказалась бы Эллочка-людоедка.
Некоторые, особенно чувствительные жители города Сан-Франциско, где случилась сия красивая сказка, авторитетно заявляют, что воздух в городе и сегодня переполнен флюидами той романтической встречи. Да и сюжет по-прежнему популярен, он лег в основу произведений таких известных американских писателей, как Брет Гарт и Гертруда Атертон, Хьюберт Банкрофт и Теодор Хиттель. О том, как местная красавица и камергер двора его величества Александра I полюбили друг друга, о том, как состоялась помолвка, как жених отбыл обратно в Россию, но обещал через год вернуться за любимой. О том, как по пути домой он заболел и умер. Как невеста ждала его тридцать пять лет и, не дождавшись, постриглась в монахини.
Камергеру Резанову и предпринятому им в начале XIX века кругосветному плаванию посвящаются диссертации и научные монографии. В одном из театров Сан-Франциско был поставлен мюзикл «Вива Конча! Роза Президио» (мюзикл на ту же тему – «Юнона и Авось» – с театральных подмостков России не сходит).
Словом, историю Резанова в Калифорнии помнят. А энциклопедия «Британика» посвящает ему следующие слова: «Резанов – русский негоциант, дипломат и государственный деятель был основателем русско-американской компании, игравшей важную роль в истории Аляски и севера Тихоокеанского региона. Он хотел присоединить Западное побережье Северной Америки к России и стимулировал значительную эмиграцию русских в этот район. После ранней смерти Резанова русское правительство мало что предприняло для реализации его планов. Эта неудача впоследствии, в 1867 году, косвенно повлияла и на решение России продать Аляску США».
<…> Резанов «достиг Сан-Франциско в апреле 1806 года. Ему было заявлено, что испанским колониям законом запрещено входить в торговые отношения с иностранцами. Он, однако, сумел добиться поддержки высшего испанского духовенства в Калифорнии и обручился с дочерью команданте Сан-Франциско, которую называли самой красивой девушкой Калифорнии».
Как видите, пересказать эту любовную историю в общем-то несложно – легенда уже давным-давно прочно создана и обкатана. И все-таки пересказать эту историю, оказывается, сложно – свидетельством тому многочисленные документы, дневники, письма самого Резанова, его спутников и просто его современников. И они совсем не так однозначны.
Роза и камергер
Итак, герой калифорнийского романа – высокопоставленный русский вельможа, красавец, что называется, хорошего, но бедного рода, государственник и коммерсант, приплыл от берегов Аляски (Русской Америки) в Калифорнию на фрегате «Юнона» (тендер «Авось» в Калифорнию не плавал).
«С бледными и полумертвыми лицами, – пишет Резанов, – достигли мы к ночи марта 27 числа 1806 года губы Святого Франциска и за туманом, ожидая утра, бросили якорь». За месяц плавания «Юноны» почти весь экипаж был поражен цингой и истощен голодом.
Героиня – прелестная пятнадцатилетняя девочка, дочь коменданта Президио (военной крепости) Сан-Франциско дона Хосе Дарио Аргуэльо – была представлена камергеру и его свите в парадном покое комендантского дома 28 марта. В тот день камергеру Резанову исполнилось 42 года.
Георг фон Лангсдорф, личный врач камергера и будущий академик, так описал в своем дневнике эту встречу: «Она выделяется величественной осанкой, черты лица прекрасны и выразительны, глаза обвораживают. Добавьте сюда изящную фигуру, чудесные природные кудри, чудные зубы и тысячи других прелестей. Таких красивых женщин можно сыскать лишь в Италии, Португалии или Испании, но и то очень редко».
Николай Петрович Резанов Кончитой был очарован и весьма приятно проводил время в доме Аргуэльо. Но главную причину своего визита в Сан-Франциско не забывал. Поездка эта была во многом вынужденной: расстроенный неудачной, даже, скажем жестче, провальной шестимесячной дипломатической миссией в Японии, с которой должен был завязать торговые отношения, посланник императора отправился инспектировать русские владения в Америке (такое предписание Александра I у него тоже было). В русской колонии свирепствовали голод и болезни. И тогда, чтобы спасти поселенцев, он решается немедленно плыть за хлебом и продовольствием в богатую и изобильную Калифорнию. Как дипломат он понимает, что в случае удачи экспедиция поможет ему по возвращении в Россию сгладить неприятное впечатление от конфуза с японцами (кстати говоря, в Японии визит камергера Резанова и сопровождавших его моряков и сегодня поминают недобрыми словами).
Коменданте Аргуэльо русского гостя принял с почестями, однако менять хлеб на топоры и косы и спасать таким образом голодающую русскую Аляску не желал. Дон Хосе знал, что мадридскому двору это вовсе не понравится. Не помогли ни дипломатия, ни дружеские отношения камергера с губернатором Верхней Калифорнии. И тогда Николай Петрович подходит к делу иначе.
«Куртизируя гишпанскую красавицу»
«Все-таки надо отдать справедливость оберкамергеру фон Резанову… – пишет доктор Лангсдорф, – при всех своих недостатках он все же отличается большими административными способностями. И не все человеческое ему чуждо. Можно было бы подумать, что он уже сразу влюбился в эту молодую испанскую красавицу. Однако ввиду присущей этому холодному человеку осмотрительности, осторожнее будет допустить, что он просто возымел на нее какие-то дипломатические виды».
Резанов это и сам не особенно скрывал. Во всяком случае, в своих письмах на родину. «В ожидании губернатора проводили мы каждый день в доме гостеприимных Аргуэльо и довольно коротко ознакомились, – писал он министру коммерции Н.П. Румянцеву. – <…> Донна Консепсия слывет красотою Калифорнии. <…> Простите, милостивый государь, что в столь серьезном письме моем вмешал я нечто романтическое <…>.
Здесь должен я Вашему Сиятельству сделать исповедь частных приключений моих. Видя положение мое не улучшающееся, ожидая со дня на день больших неприятностей и на собственных людей своих ни малой надежды не имея, решился я на серьезный тон переменить свои вежливости. Ежедневно куртизируя гишпанскую красавицу, приметил я предприимчивый характер ее, честолюбие неограниченное, которое при пятнадцатилетнем возрасте уже только одной ей из всего семейства делало отчизну ее неприятною.