Читать интересную книгу Черный мотылек - Барбара Вайн

В среду вечером он выпил чаю в кругу семьи — заглянул на часок, — а потом побежал на школьный спектакль. Он бы не пошел, но на представление приехала знаменитая некогда актриса, дружившая с директором. На этот раз он застал Десмонда дома, тот зашел после работы переодеться перед вечерней вылазкой. Как всегда нарядный, в легком сером костюме и залихватской фетровой шляпе. Они прошлись вместе до автобусной остановки, тут Десмонд, подмигнув, сказал, что спешит на свидание, и укатил в такси.

В четверг Джон совсем решил, что его великий день настал, что он пойдет в бани вечером, иначе придется ждать до вторника, потому что в субботу он обещал сводить Мэри и Стивена в зоопарк В четверг номер сдавали в типографию, трудный день для всех, от репортеров тоже требовалась помощь, журналисты поспешно сочиняли заголовки, вносили поправки в готовый макет, подписи к фотографиям. Джону, как всегда, поручили составление шахматных задач.

Этим он и был занят, когда к нему подошел заместитель редактора и попросил съездить к семи часам в Вудфорд на политический митинг. Репортер, отвечавший за этот округ, заболел. Выступала Сильвия Пэнкхерст.[24] Разве она еще не умерла? — удивился Джон. Нет, ответил редактор, умерла ее мать, а эта, похоже, помирать не собирается, так что Джону придется туда съездить.

Почему он не огрызнулся: сами и поезжайте, я увольняюсь? Он мог это сделать. И следовало бы. Уже завтра Джон собирался подать заявление об уходе. Но он, пожав плечами, проворчал:

— Ладно, хорошо.

Откажись он, это спасло бы его жизнь — но кто мог знать?

В пятницу утром пришло письмо из девонской газеты с предложением гораздо большего жалования, чем в еженедельнике. И тем не менее он готов был отказаться, выбрать первую вакансию. В субботу утром он написал заявление об уходе и бросил его в почтовый ящик по пути домой.

Мама обняла Джона и расцеловала. Такой прием не входил в традиции их дома, но ей показалось, что у Джона усталый вид — не беспокоит ли его что-нибудь? Он чуть не признался, что скоро поменяет работу, но не стал ничего говорить, поскольку еще не выбрал окончательно.

По пути к станции Мэри рассказывала, как мама ее подруги каталась на слоне и на верблюде в Риджентс-парке, и спросила, нельзя ли им тоже покататься. Джон обещал, но, когда они добрались до зоопарка, выяснилось, что на экзотических животных больше не катают, хотя обоим детям разрешили посидеть на слоне. Высокий тощий юнец кормил львов. Волосы у него походили на львиную гриву, карие глаза, он был сложен как статуя дискобола, и той же ночью приснился Джону, пригрезился, словно наяву: сбросив на мраморные плиты набедренную повязку, обнаженный юноша вошел в белые светящиеся воды бассейна.

VIII

Выбери он еженедельник в Северном Лондоне, было бы просто сказать об этом маме с Джозефом и ребятам, поскольку в их жизни мало что изменилось бы. Джон мог бы жить в той же квартире и навещать их так же часто, как прежде. К понедельнику он твердо решил перейти в еженедельник, однако все еще не отписал в Девон. День-другой отсрочки ничего не изменят.

Утром понедельника заместитель редактора заглянул в его тесный «кабинет» и сказал, что очень огорчен просьбой об отставке. Главный редактор поговорит с ним об этом, когда вернется из отпуска.

— К тому времени я уже уйду, — сказал Джон.

— Нет, вы останетесь, — возразил заместитель. — Вы еще передумаете.

— Я бы не стал держать пари, — огрызнулся Джон.

Закончив хронику дня, над которой работал, он сел на автобус до Чингфорда, там выпил чаю с булочкой в шоферском кафе и пошел на собрание жителей Чингфорд-маунт. Собрание затянулось, бесконечная говорильня, и тут Джон задумался: сколько еще такой захолустной тягомотины он способен выдержать. А в Девоне, в настоящей газете… Но нет, он принял решение: Северный Лондон.

Только около восьми он попал на день рождения к Мэри. Девочка пригласила к себе двух подружек, одну милую, одну красивую, типичные вечно хихикающие девочки-подростки. Мэри — та никогда не хихикала, серьезная, тихая девочка, любящая и нежная. Джон вручил подарки, Мэри улыбнулась и даже слегка закатила глаза при виде шоколада, но, когда развернула книгу и заглянула в сборник стихотворений, сразу обняла брата и крепко поцеловала его.

Подружки снова захихикали. Одна из них посмотрела в «Юного Пегаса», скривила губы и спросила — хихикая! — читал ли Джон «Эмбер навсегда». Джон кивнул в ответ. Несколько лет назад, пытаясь изменить свою ориентацию, он заставил себя прочесть и эту книгу, и многие другие слегка — о, только слегка! — порнографические гетеросексуальные произведения. Глядя на дерзкую девицу, он видел ее несомненную красоту — Лана Тернер[25] местного разлива, — переспелая, на вид ей можно дать и девятнадцать. Ее красота не пробуждала в нем ни малейшего желания.

Вся семья была в сборе. Стивен, примостившись в уголке, заканчивал домашнюю работу. Маргарет в присутствии младших девочек держалась солидно, по-взрослому. Десмонд сидел возле радиоприемника, слушал «Покер-клуб» Фила Харриса. Джозеф, благостный и ко всем расположенный, доедал остатки именинного пирога: он предпочитал Мэри всем другим, только ее он называл не падчерицей, а дочкой.

Десмонд предложил сыграть в Игру. Не Десмонд, так кто-нибудь другой предложил бы, без Игры не обходилась ни одна вечеринка. Выключив радио, Десмонд пояснил обеим девочкам, красивой и милой:

— Эта игра называется «Передай ножницы». Постарайтесь угадать правила.

— Это обязательно?

Красотка глаз не сводила с Десмонда. Неплохая вышла бы парочка, сухо усмехнулся Джон, вот только Десмонда девушка привлекает ничуть не больше, чем Джона. Она слегка надула губки, пытаясь кокетничать, но Десмонд ответил попросту:

— Конечно обязательно. Вам понравится.

Маргарет принесла рабочие ножницы матери, стальные, лезвия сильно потерты, серого цвета, кольца обмотаны пластырем, чтобы от постоянной работы на пальцах не появились мозоли. Мать сама обшивала всех детей. Мэри, именинница, раскрыла ножницы и передала сестре:

— Я передаю ножницы закрытыми.

— Я беру ножницы закрытыми и передаю их раскрытыми, — подхватила Маргарет и поменяла позу за столом.

— Я беру ножницы раскрытыми и передаю их раскрытыми, — продолжала красотка.

— Неправильно…

Роберт Постль отложил рукопись, встал, прошелся по комнате. Остановившись у окна, он обеими руками уперся в подоконник и невидящим взглядом уставился на лондонскую улицу. Когда его впервые позвали в Игру? Где это происходило, он помнил прекрасно — разумеется, в Ланди-Вью-Хаусе. Хоуп была дома, а Сара уже уехала в университет. Урсула не стала играть, отказалась наотрез. Роберт приехал в гости к Джеральду с женой и двумя старшими детьми. Он вспомнил, как его удивило предложение поиграть. Жена тоже смутилась.

Это был 1981 или 1982 год. Сразу после того, как он стал редактором Джеральда, в первый раз, когда Роберт приехал в Ланди-Вью. Игра — они все произносили это слово с большой буквы. Через два года их с женой снова заставили играть, и тогда жена угадала правила. Что же получается — Титус Ромни тоже побывал в Ланди-Вью-Хаусе и его научили Игре? Роберт чувствовал, что выяснить это необходимо.

Но существовало иное объяснение, хотя об этом страшно подумать: стиль этой рукописи так похож на язык Джеральда, и Джеральд всегда описывал в своих книгах большие и дружные семьи…

Описание игры Роберт пропустил. Оно растянулось на несколько страниц.

— Так и не поняли, да? — спросил Стивен.

— Объясни нам.

— Нет-нет. Попытаете счастья в другой раз.

Только тут Джон сообразил, что еще ничего не ел. Вернее, спохватилась мама, принесла ему колбасные консервы, яйца и чай, отрезала кусок пирога. Снова включили радио, диктор читал какой-то рассказ, это не понравилось Десмонду, и он принялся крутить ручки в поисках веселой музыки. Девочки подарили Мэри лак для ногтей (она в жизни не станет красить ногти) и духи «Вечер в Париже» (ими она, возможно — только возможно — воспользуется), а еще она получила пятнадцать поздравительных открыток. Все открытки и подарки Мэри разложила на столике у окна, с трудом впихнула, пришлось куда-то перекладывать вещи. В доме не хватало свободного места. Впрочем, это никого не огорчало.

Джон обсудил с Джозефом работу почты, что и как меняется в жизни, перекинулся парой слов с Десмондом. Хорошо, что на этот раз Десмонд никуда не уходит, сидит дома со всей семьей, вероятно, и спать уляжется одновременно со Стивеном. Конечно, Джон не считал себя вправе даже мысленно критиковать брата — каким уродился, таким уродился, — но мир и семейный покой всегда радовали его сердце, их он предпочитал всему. Перед уходом Джон пообещал заглянуть снова в пятницу и кое-что рассказать матери, поделиться новостями.