— Игорь, — сказала мать. — Ты должен поехать к папе.
— Что случилось, мама?
Она еще раз улыбнулась, по обыкновению несмело, даже пришибленно — ему не нравилось это, он давно хотел сказать ей, но стерпел, а она покачала головой с хорошо уложенными, подкрашенными и пахнущими лаком волосами — единственное, чего она, думая о себе, не забывала делать каждый день, будто каждый день ждала отца.
— Ничего особенного… Просто папа закончил экспедицию и, наверно, скоро приедет… Там были люди из министерства…
— Ты сегодня ходила в министерство?
— У папы плохо с ногами. Если бы ты поехал и помог ему собрать вещи, словом, вообще помог… Не сможешь?
Об этом излишне было спрашивать. Мать встала.
— Соберу тебе баул.
— А когда ехать-то?
— Я уже купила билет… Поезд в шесть утра. — Мать остановилась и посмотрела на него с испугом и надеждой. — Не сможешь?
— Мама! Ты хотела собрать меня в дорогу.
Она только прикусила губы, и ему передалось ее смятение, от которого захотелось тут же бежать.
— Я сам соберу.
— Спасибо, — сказала она и даже не посмотрела на него.
Он вскочил, но не успел дойти до двери.
— Игорь!
Он оглянулся. Мать вытерла платком глаза.
— Я могу поговорить с тобой как со взрослым? Ты ведь у меня уже большой…
Он прикрыл дверь плотнее, потому что была ночь и Акимке полагалось спать, взрослые разговоры его не касались, а он имел привычку вмешиваться во все и смеяться, считая себя самым умным в доме. Игорь посмотрел на часы, зачем-то снял ботинки и оставил у двери. Может быть, чтобы не шуметь, может быть, чтобы оттянуть начало разговора, какая-то она была странная — мать… Он подвинул старое кресло поближе к ней и забрался в него с ногами, привалившись боком к продавленной спинке.
— Ну?
— Видишь ли, Игорь…
— Ну же!
Она сказала, что он уже большой, а сама еще не верила. Бедная мама! Через месяц ему сдавать экзамены в институт, а сегодня он… Как предупредить Катю об отъезде — вот проблема! Остальное — мелочи.
— Не знаю, как тебе и сказать… Это сложно…
— О сложном надо говорить просто, — поощрительно сказал он. — Папа учил меня… Чем сложнее дело, тем проще должен быть разговор. А то запутаешься… Так что?
— У папы там есть женщина, — сказала она все с той же жалкой улыбкой, но так просто, в самом деле, что все было понятно, а он ничего не понял.
— Какая женщина?
— Которую он, вероятно, любит…
— Папа? — давясь, прошептал он, спустил ноги с кресла и наклонился, весь подался к ней, оторвавшись от спинки.
— Успокойся, — сказала мать.
— Чепуха какая-то! — крикнул он, забыв об Акимке. — Кто тебе сказал?
— Не важно.
— Важно! Вранье!
— Нет, Игорь… Прости меня, что я тебе… Мне не с кем больше… У меня никого…
— Не верю.
Он развел своими длинными руками. Потом долго сидел молча, так долго, что стало слышно, как монотонно капает вода из крана на кухне.
— Кран течет, — обронила мать.
— Посмотреть, починить?
— Не надо.
— Я же уеду!
— Вызову водопроводчика…
— Мама!
Они опять посидели молча. Из кухни доносилось: кап, кап, кап…
— Отец тебя любит, всегда о тебе помнит… Из-под Оренбурга привез редкий платок… Из тайги мех, эту лису. Из Бухары пиалу… и поднос.
Она слабо кивала головой, а смотрела куда-то мимо него, как слепая. Вскочив, он схватил мать за плечи и стал трясти.
— Я убью ее! Это… — сдавленный голос его оборвался, а она подняла на сына прозревшие глаза и посмотрела на дверь.
— Не кричи!
Игорь рухнул в кресло, как будто его неожиданно ударили.
— Это жизнь, — сказала она. — То Шилка… То Каракумы… Год, два, десять. Там, далеко, его работа, сложности, и нужен кто-то близкий, а я тут, где вы… Вас ведь не оставишь…
Он вдруг почувствовал, что все правда, так быстро и осмысленно она сказала свои слова, так давно думала и знала, наверно…
— Мы виноваты?
— Игорь!
— Ты виновата? Стирала, кормила нас с Акимкой, а сама… Так и недоучилась…
— Игорь!
— Бабушка виновата, что умерла, не дождавшись, пока мы вырастем?
— Я не то хотела сказать.
— А что ты хотела сказать?
— Я хотела сказать тебе, что, если ты обидишь отца или ее…
— Кого? Эту…
— Да! — отозвалась она незнакомо. — Да, Игорь. Я приказываю тебе. Не смей.
— Но, мама…
— Я сама поехала бы… Но не могу.
— Из-за Акимки, конечно?
— Не могу! Ты меня понял, Игорь?
Вдруг его озарило.
— Ты о ней думаешь, а она о тебе думала?
— Игорь!
— Девка, девка, девка! Конечно, девка!
— Ты оскорбляешь отца!
— Зачем ты посылаешь меня туда?
— Привези его.
— Ты боишься, что он не приедет? Из-за нее?
— Нет, Игорь. Из-за ног.
— Неправда! Не обманывай себя, мама! Боишься, что он останется с ней. Ну и пусть! Пусть! Пусть!
— Как пусть? — еле слышно прошептала она, и глаза ее стали большими.
И он сказал вставая:
— Не посылай меня к нему. — Он обнял мать и прижался к ней, сев рядом и ткнувшись носом в ее крашеные, чтобы скрыть седину, волосы, — она была ему до плеча. — Не посылай!
— Куда тебя посылают? — сонным голосом спросил Акимка в дверях.
— Иди сейчас же спать, — сказала мать, но он уж давно привык не обращать внимания на ее распоряжения.
— Закрываетесь, фантомасы? Интересно, что за тайна?
— Папа возвращается, — сказала мать.
— Ух! — вздохнул Акимка и захлопал веками. — Черт возьми! Надо подогнать алгебру и записаться в бассейн.
— Успеешь, — мрачно заметил Игорь с усмешкой.
— А тебя куда посылают, Федя?
Вот такая дурацкая манера развилась в компании его ребят — называть всех одним именем — Федя.
— За папой, — терпеливо объяснила мать. — У папы больные ноги… Он не выйдет из поезда даже за сигаретами.
— И ботанику, — вспомнил не к месту Акимка. — Всадила двойку ботаничка.
— Когда? — испугалась мать.
— Вчера.
— За что?
— За флору, за что… Спросила — флора пустыни. Я сказал — кактусы. А еще?
— А ты? — мать нервничала и сердилась.
— Флора-помидора, — проворчал Акимка.
— Почему же ты ничего не сказал про новую двойку?
— Тебя дома не было. Я исправлю.
— Да ты хоть рад, что отец возвращается? — не сдержался Игорь.
— Хоть!
— Что-то по тебе не видно.
— Это знаешь почему? Потому что внутренняя жизнь человека невидима, — сказал Акимка, по очереди подмигивая разными глазами матери и брату.
— Дурак, — сказал Игорь.
— Не ругайтесь, — попросила мать.
У нее опять потекли слезы, и Акимка испугался:
— А чего ты плачешь?
Она засмеялась и ответила так весело, что Игорь даже вздрогнул:
— От радости!
2
Платформа была асфальтовая, выгоревшая почти добела, с черными заплатками, похожими на лужи. К ней лепились палатки «Воды — соки» — с банками компота на полках, «Пирожки» — с пустотой за стеклом и еще какие-то. Между маленьким зданьицем вокзала, у которого, как в старинных кинофильмах, висел колокол, и уборной с каменными крыльями, помеченными буквами «М» и «Ж», торчала круглая будка «Союзпечати». Возле нее темнела кривоногая скамейка с двумя урнами по бокам, важными, как архитектурные памятники.
Вечерело. Палатки закрылись наглухо, едва дернулись и покатили дальше вагоны. Через минуту вокруг не чувствовалось никакой жизни, будто поезд увез ее. Только тихо блестели рельсы…
На втором пути стоял товарный состав с красными вагонами, исписанными мелом.
За вокзалом начиналась степь — тоже пустота, голубоватая, скорее, серая. Игорь стоял и не знал, куда идти. Что-то еще удивляло его, и он не сразу сообразил: пение птиц. Не было видно по сторонам ни одного дерева, а птицы заливались.
Как же отсюда добраться до Отрадного? Даже спросить не у кого. Игорь бросил на скамейку баул и сел. У будки «Союзпечати» возникли три фигуры в широких штанах и трикотажных теннисках, разложили на прилавке помидоры, поставили бутылку. Игорь вскочил, чтобы подойти к ним, но один сам повернулся к нему и свистнул.
— Эй, банки нет?
— Чего?
— Посуды?
— Зачем?
Дядька махнул на него рукой и перебросил в другой угол рта сигарету, которая висюлькой болталась на губе. Игорь подошел и почему-то спросил:
— Откуда птицы?
— С неба, — ответил один, самый грузный.
Игорь поднял вверх глаза: небо было чистое и пустое, пробитое золотистым светом.
Дядьки захохотали, по очереди запрокидывая над открытыми ртами бутылку. Смотреть противно…
— А ты откуда?
— Из Москвы.
На него глянули все трое, и один взял под козырек и сказал: