Лицо Ройса было спокойно, на лице Константина плясала хищная улыбка. Они замерли, стоя друг напротив друга. Вокруг одного из них ревел ветер, за спиной второго хищно скалилась тьма. Оба олицетворяли собой само определение силы. Каждый был велик и могуч. Ни один не уступал другому.
Сражавшиеся внимательно смотрела друг на друга. Они с предельной ясностью осознавали что битва их может длиться хоть целый сезон, а победитель так и не будет определен. Это все равно что столкнулись два разных морских течения. Они могут кружить, биться с невиданной яростью и решимость, но ни одному не одолеть другого. И только один выход видели их такие разные, но столь похожие глаза — вложить все в один удар. В один последний, решающий удар.
Удар, который станет венцом их воинского искусства. Все, к чему они шли в своих жизнях, все что выстрадали, все что узнали, познали и обрели, должно было вложить в это движение. Сам Седой Жнец почтительно отошел в сторону, страшась мощи, которой не пристали принадлежать простым смертным.
Оба замерли, прикрыв глаза. Опустились их руки, замедлилось биение бешенных сердец и выровнялось рваное дыхание. Стих ветер, стелясь по плато. Замерли тени, окружая своего товарища. Все замерло. А под куполом, там, где на своде красовался провал, стали расцветать серебряные бутоны. Луна — левое око богов, поднималось в зенит.
Спешили секунды, сменяясь минутами, а смертные словно ждали, когда серебряные бутоны спустятся со свода к подножию пещеры. Наконец первый луч тронул плато, окрашивая его свои мерным сиянием, и стены вновь дрогнули, сотрясаясь от бушующих сил.
Стоящий слева Император призвал все тени разом, он закутался в них, превращаясь в огромную черную реку, которая, вопреки законам богов, устремилась своим потоком не к земле, а к небу. Вскоре река дрогнула и разметалась на сотни брызг, которые могли бы показаться вам воинами, закованными в страшную броню. Их предводителем выступал исполин, с гиганстким двуручником наперевес.
Справа в свод ударил бушующий смерч. Он, будучи сотканный и черных нитей, немного напоминал реку Константина, но вскоре черное исчезло, будучи оттесненным золотом. Ураган взорвался и золотые нити ветра, так как же, как и черные капли, обернулись светлыми воинами. А их предводителем выступил брат-близнец исполина, разве что вместо двуручника у него был щит и копье. Щитом стала бешено раскручиваемое Младшее Лунное Перо, а копьем — оскаленное жалом Старшее.
Осыпались прахом древни камни, трещинами походили Врата, а две силы устремились друг к другу. Черное смешалось с золотым, ветер затанцевал с тенями наравне. Страшные удары посыпались в стороны. Они обращали камни в пыль, он заставляли кислород гореть, а мгновением позже осыпаться снегом. Влага превращалась в пар, а пар походил больше на пепел, чем на туман. Все вокруг погрузилось в неистовство битвы. И лишь стук двух сердец, столь ровный, столь спокойный, был неотличим каждый от другого. Армии, в лице всего двух смертных, сражались, окутанные светом левого ока богов. Смотрели ли сами всевышние на эту схватку, или для них сие было лишь мимолетной возней «бабочек-однодневок», ворон не знал этого. Он никогда не видел богов, слыша лишь истории про них. Но ворон знал одно — окажись здесь любой из бессмертных, и он бы пал ниц перед людьми. Могло ли какое-то жалкое бессмертное существо сражаться так пьяно, так отчаянно, так яростно вырывая из лап Седого Жнеца каждый момент, каждое мгновение, каждый ритм жизни. Нет, пожалуй нет. Пожалуй, никто из богов, не смог бы сражаться на ровне с этими смертными. Пожалуй, во всем мире не нашлось бы того, кто смог стать с ними вровень. Два исполина нашли друг друга в этой схватке.
Летел черный клинок, нацеленный на скрещенные копье со щитом, и на его кончике застыла целая армия тьмы. Воина буйствовали, неивствовствола в ожидании последнего, решающего удара. Константин вложил в этот выпад все свое «я», вложил мечты, сожаления, горечь утраты, на миг он сам стал ударом. Но столь же решителен был и Тим, его ветер дул ровно, напоминая собой тайфун, обрушившийся на прибрежные земли.
Но, порой, когда дух сражающихся так велик, все решает нечто прозаичное. Камень, неудачно подвернувшийся под стопу. Песок, предательски ослепивший на скоростном выпаде. Порыв ветра, резанувший по ушам и сбивший равновесие. Или то, что сабли вовсе не были цельным оружием, они были лишь спрессованными опилками. Лишь Грязными Клинками.
Удар, заставший и окутавшийся золотом, с треском прошел защиту, надломив щит и копья, разрывая их на две части. Черный Мифрил сделал свое дело и пронзил тело Тима Ройса. Глаза гладиатора, так и не понявшего что значит быть воином, расширились от удивления, когда его верные Лунные Перья распались на четыре части.
Волшебник падал на спину, а Константин лишь с силой вонзал клинок глубже, в конечном счете пригвоздив Ройса к земле, словно бабочку к натюрморту. Клинок вошел точно в сердце и взгляд Тим стал стекленеть. Жизнь покидала его. Седой Жнец, стоявший неподалеку, сладко потирал костлявые ладони. Сколько раз этот смертный уходил от его косы, сколько раз он выныривал из его мешка, но этой ночью все закончится и наглец, наконец, займет свое место в очереди перерождения.
— Я же говорил, это моя судьба, — устало произнес Константин, руки которого были залиты кровью и потом.
И лишь прозвучало слово «судьба», как взгляд Тима вдруг вспыхнул пламенем. Его правая рука взметнулась, выхватывая с земли отколовшийся сталактит. Обычный камень вдруг превратился в настоящее копье, навылет пробившее грудину Константина. Тот с удивлением смотрел на рану, переводя взгляд с друга и на подступившего Жнеца.
Императо покачнулся, неверяще хватая руками воздух, а потом упал рядом с поверженным другом. Он падал, но нашел в себе силы улбынуться. Его клинок был так близок к цели, он сам был так близок к цели. Но Ройса в очередной раз спасли — Черный Мифрил, металл способный рассечь саму судьбу, так и не смог преодолеть простой кулон. Жалкая металлическая лилия, оплетенная плющом — простецкий подарок Сильвии Сильверстоун, решил судьбу Тима Ройса.
Тим Ройс
Я лежал, будучи больше не в силах пошевелиться и чувствовал как уходит жизнь. Она таяла, как снег по весне, капли её утекали, позволяя мне насладиться неведомым доселе покоем и безмятежность. Впервые в жизни мне не надо было спешить, не надо было сражаться, не надо было бороться и терзаться. Все что мне оставалось — это ждать. Ждать, когда Седой Жнец наконец заберет меня с собой.
— Прощай, друг, — прохрипели рядом.
Я с трудом повернул голову и увидел погибшего товарища, не раз спасавшего мне жизнь, но чью жизнь я сам так и не смог спасти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});