— Самарский! — далеко не сразу девушке удалось отлепить от себя настойчивые губы и не менее жадные руки.
— Ну что? — он как‑то резко поднялся с кресла, не спеша опускать жену на пол.
— Ты уходишь от темы!
— Я иду в спальню.
Здесь он не соврал, проявляя чудеса ловкости, открыл дверь в их комнату, опустил Сашу уже на кровать, взялся за мелкие пуговки на блузке жены.
Он соскучился. Жутко соскучился по ней. По такой возмущенной, с гневным огоньком в глазах и все же мягкой, сладкой, нужной. А еще почему‑то вспомнился день, когда он сам делал предложение и ужасно боялся, что откажет. Если б отказала, этого всего сейчас не было бы. Да и его самого сейчас не было бы.
— Самарский… — в голосе еще слышен был протест, но скорей просто по инерции, руки Саши сами собой тянулись к обнаженному уже торсу мужа, и ее губы своими он нашел очень даже вовремя…
— Я понял тебя, малышка. Понял, Артем сделает все правильно, обещаю, а сейчас давай что‑то правильное сделаем мы.
* * *
Тогда он пообещал вразумить Артема, руководствуясь не самыми благородными мотивами, но слово свое собирался сдержать.
— Сделай это красиво, Артем. Вот и все. Увидишь разницу.
— Красиво? — красный цвет светофора сменился зеленым, машина вновь тронулась.
— Настолько красиво, насколько хватит твоей извращенной фантазии.
— И в чем разница? Глупости, Ярослав Анатольевич. Проблема не в красоте, она просто не хочет за меня замуж.
Яр хмыкнул. Пожалуй, сам он посчитал бы так же, как Артем. Не будь того разговора с Сашей, он искал бы проблему в чем‑то другом — в Артеме, в другом мужчине, а все оказалось очень просто и так… по — женски.
— А ты попробуй, Артем.
Охранник промолчал. Совет получился не совсем таким, как он надеялся, но попытка ведь не пытка.
— И про родственников не заикайся, — Яр снова невольно усмехнулся, а потом поймал суровый взгляд Артема.
— Александра Константиновна сказала?
— Да.
— А больше она ничего…? Черт! — Артем ударил по тормозам, чуть не въехав в резко остановившуюся машину, вывернул руль, объезжая ее по второй полосе.
Резко обернувшись, Яр поймал взглядом знакомое лицо… Очень — очень знакомое лицо, которое практически сразу пропало за дверью тонированного джипа.
— Придурки.
Первым желанием было остановить машину, вернуться туда и убедиться, что это Дима. Точно Дима. Вот только черный автомобиль уже рванул с места.
— Ты видел? — Яр проводил его взглядом, проследил за тем, как машина заворачивает за поворот, вылетая на встречку, а потом мчит дальше.
— Что? Этих придурков? Снова какие‑то утырки развлекаются.
— Мне показалось, я видел Диму, — голос Самарского резко похолодел, как и взгляд. В нем больше не было и намека на веселье минутной давности.
Артем бросил неспокойный взгляд на шефа.
— Что здесь делать Диме? Он бы прятался. Вам показалось.
Проведя еще несколько минут, углубившись в свои мысли, Яр моргнул, выдохнув.
— Да, показалось.
Ему часто казалось в последнее время, что Дима где‑то здесь, рядом. За плечом, у подъезда, рядом с офисом. Стоит и смотрит. Так, как смотрел, выходя из его кабинета в последний раз три года тому.
Мотнув головой, Самарский окончательно вернулся в реальность.
— Саша снова с Самойловым?
— Да.
— Хорошо, — Ярослав не думал, что после встречи под дверью Снежаны будет еще когда‑то считать такое состояние дел «хорошим», но сейчас было именно так. Лучше пусть будет с ним, чем постоянно бояться, что до нее доберется Дима.
* * *
— Снежа, ты чего задумалась? — к Ермоловой подошла Аня, щелкнула несколько раз пальцами, привлекая внимание начальницы. Она уже трижды задавала ей один и тот же вопрос, а ответа так и не получила.
— А? — Снежана вздрогнула, возвращаясь в реальность, попыталась сфокусировать взгляд на подчиненной, понять, что пропустила.
— Ты меня пугаешь, Снежа. То ходит темнее тучи, то улыбается окну… У тебя все нормально? — Аня наградила подругу встревоженным взглядом.
— Все хорошо, — осознав, что действительно улыбается, Снежана заулыбалась еще шире.
— Ну, смотри… — решив, что вразумительного ответа дождаться ей не суждено, Аня вернулась к своим делам, давая возможность Ермоловой и дальше витать в облаках. В пушистых, мягких, окрашенных розовым, облаках, вместе с миленьким единорожком, пускающим мыльные пузыри. Или что там происходит на облаках влюбленности?
Такой… влюбленной… Аня не видела Снежану еще никогда.
Правда, и сама Снежана не сказала бы, была ли она когда‑то так влюблена. Наверное, в шестнадцать была. Возможно, даже еще больше, просто тогда это казалось нормальным. Глупые улыбки, вздохи, фотографии под подушкой и вечные воспоминания о поцелуях были нормальными, а теперь, когда стукнуло двадцать пять, пожалуй, вести себя нужно иначе. Серьезней, что ли. А не получается.
Не получается не возвращаться мыслями к человеку, который утром завез на работу, который вечером заберет, который поцелует, спросит, соскучилась ли она за ним. За человеком, которому она скажет «да» и не солжет.
С момента их ссоры на дороге, ее откровения, усталого примирения, а потом сумасшедшего утра прошло три недели. Три недели встречаний, звонков, переписки, провожаний до порога ее квартиры и… неуходов.
Как сказал Самойлов, ему так спокойней. Знать, что днями она в офисе, вечерами с ним, а ночами… тоже с ним. Раз она не хочет обзаводиться охраной, менять квартиру, охранять ее будет он сам. Этому противиться девушка даже не пыталась. Как‑то не хотелось. Видеть его рядом — хотелось, а спорить — нет.
Кроме того, это ведь не то же самое, что жить вместе. Так, проводить время… Много времени… Практически все время… Но не больше.
Иногда, он все же уезжал, но в таких случаях всегда звонил и слушал сначала ее невнятный лепет, потом тихие зевки, а потом уже и ровное дыхание. Но чаще оставался. Волновался. Хотя Снежане искренне казалось — зря. Дима так и не объявился. Не звонил, не возникал на пороге, даже во снах не являлся. А Снежана ведь ждала. До сих пор злилась, до сих пор хотела высказать в лицо все, что одним утром он сам поселил в душу сестры. Только Марка она не хотела во все это впутывать. Не нужно. Он как‑то неожиданно стал «хорошим» в ее жизни, и девушке совсем не хотелось марать это «хорошее» в грязь, оставленную другим человеком.
От мягких расспросов Самойлова она всегда увиливала, пыталась отвлечь, сменить тему, иногда просто уйти. Чаще всего удавалось, но скорей не потому, что она преуспевала по всем вышеперечисленным пунктам, а потому, что Марк соглашался отступить, чтоб потом вновь попытаться… И когда‑то ведь получится. Когда‑то она расскажет. Вот только зачем это ему? И ей?