Тут я должен заметить, что Юра — единственный из мужчин в нашей семье — курением не увлекался, да и нам — отцу, братьям — не упускал случая напомнить о том, какая это пагубная страсть — привычка к табачному зелью. И если он все-таки взял в руки зажженную папиросу и затягивался дымком из нее — значит, это и в самом деле нужно было для опыта. Иными словами, в этой истории, о которой не без юмора вспоминает преподаватель, брат стал жертвой собственной предприимчивости, изобретательства.
У него же, Арона Израилевича Резникова, сохранился в памяти и такой эпизод, как однажды наказал он Юру тройкой за недостаточно твердое знание реактивных двигателей. Юра заметно расстроился: эта оценка — кстати, единственная тройка за все время его пребывания в училище — лишала курсантов права на учебные полеты.
Иной бы — находились такие!— принялся канючить, выманивать у преподавателя завышенную оценку, ссылаться на различные обстоятельства... Юра поступил так, как диктовал ему характер: сел за книги, в течение пяти суток, не выходя из училища, выучивал и осмысливал теорию реактивных двигателей. И на шестой день, при пересдаче экзамена, у того же Резникова получил «отлично».
Этот эпизод, точнее, первоначальная неудача на экзамене так глубоко запала в душу брата, что он и сам не преминул упомянуть о ней в книге «Дорога в космос».
Идут годы, но не тускнеют в памяти людей, знавших Юру, картины длительного знакомства или даже кратковременных встреч с ним. Пусть подчас и не очень значителен характер этих воспоминаний, но как же дороги все они сегодня!..
Откровение
На октябрьские дни почтальон принес открытку. Юра поздравлял нас с праздником, желал хорошенько отметить его, справлялся о здоровье отца и матери. Мама сетовала:
— Уж больно строги у них, видать, командиры. Неужто денька на три нельзя отпустить домой? Второй год не видим парня.
— Служба,— односложно отвечал отец и, не успокоясь этим, делал экскурс в историю:— У Петра Великого солдат двадцать пять лет служил. Четверть века, да... И без отпусков.
Юра же, ко всеобщей радости, приготовил сюрприз. Еще цвели праздничными флагами крыши зданий, еще бился на ветру протянутый через улицу плакат: «Да здравствует 39-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции!», еще не поблекли в памяти картины многолюдной демонстрации, прошедшей по городским улицам, когда Юра нагрянул в Гжатск.
Отец позвонил мне на работу:
— Приехал!
Столкнулся я с братом на нашей, на Ленинградской улице. Невысокий, ладный курсант в шинели с погонами сержанта упруго шагал мне навстречу. Завидев меня, поднял руку к козырьку и так широко, так знакомо улыбнулся, что... Словом, какие уж тут могут быть сомнения.
Обнялись.
— Ты куда?
— В школу,— ответил он.— Соскучился по детству. Хочу по классам попутешествовать, за партой посидеть. Столы-то наши убрали теперь, говорят, парты поставили... Идем вместе, а?
Я отказался.
— Ты давай побыстрей. А я пока в магазин забегу.
Сохранилась фотография: Юра — курсант Оренбургского авиационного. Сержантские погоны, короткая прическа, его белозубая улыбка.
Таким он и приехал домой, но был не таким. И похож он на этой фотографии на себя, и не похож.
Мама жаловалась моей жене:
— Ума не приложу, что с Юрушкой приключилось. Грустный какой-то стал, задумчивый. Не случилось ли что на службе у него, неприятность какая? Или захворал? И дом ему не мил, и мы чужие будто бы.
Юра и вправду ушел в себя, замкнулся, и порой даже я смотрел на него как на человека почти незнакомого. И задавался вопросом: куда это вдруг исчез весь напор энергии, которая била в нем через край, где он, тот прежний наш Юрка, что своим неугомонным, заводным характером мог все ставить с ног на голову?
— Юра;— подступаюсь к нему,— послушай, что у нас на работе приключилось...
Он кивает: слушаю, мол, давай рассказывай. А приглядишься к нему — все мимо ушей пропустил.
Даже встречи с товарищами по школе, с друзьями детства не взбудоражили его, не принесли ему особой радости.
Вечерами, говорила мама, он подолгу сидел за столом, писал что-то. Оказалось, письма. Но кому были адресованы эти длинные письма, мама не знала.
А однажды он принялся укладывать чемодан.
Мама встревожилась:
— Никак собираешься уже?
— Пора.
— Откуда же пора, когда не кончился отпуск-то твой, и половины еще не прошло.
— Все равно пора.
Был тихий предвечерний час, то самое время, когда свет зажигать вроде бы рано, а без света вещи теряют свою конкретность, осязаемость, отчетливость своих форм. Старые ходики, те самые, что служили нам еще в Клушине, мерно отбивали неумолимое время. Утончившийся за многие месяцы календарь висел на стене. Юра оторвался от чемодана, подошел к календарю, перевернул несколько листков, а потом сорвал верхний, приближая завтрашний день.
Мама неприязненно посмотрела на численник. Было в нем еще десять листков, которые мог бы обрывать он, Юра, целых десять дней. Но что-то заставляло сына спешить из дому. Какая суровая необходимость обкрадывала мать в эти дни?
Никогда в жизни не любила она докучать нам лишними вопросами — понимала, что у ее сыновей, как и у всяких других сыновей, могут быть свои тайны от матери. Понимала это она и знала нечто большее: дети по собственной воле или по собственной охоте расскажут ей при случае почти все из своей жизни.
Но преждевременный и необъяснимый отъезд Юры из родительского дома; непонятное его поведение перед тем перепугали и не на шутку встревожили ее. И сегодня она не сдержалась, поступила вопреки своим правилам.
Юра мерил комнату нетерпеливыми шагами.
Мама подвинула ему табуретку.
— Присядь, сынок, давай потолкуем.
Юра нехотя опустился на табурет.
— Ну?
— Что-то есть у тебя на душе. Я ночей не сплю — сердцем за тебя изболелась. Может, расскажешь, что все-таки случилось.
— Да нет, мам, зря ты все это. Ничего у меня не случилось.
Но сумерки, тикающие старыми ходиками, располагали к откровенности.
В тот вечер мама впервые услышала, что живет в степном Оренбурге такая девушка — Валя Горячева. Что Юра знаком с ней вот уже около года, часто бывает в доме ее родителей, очень милых, приветливых людей. Что отец Вали, Иван Степанович, работает поваром в санатории «Красная Поляна», а мать, Варвара Семеновна, ведет домашнее хозяйство. Что семья у них большая и дружная — три брата и три сестры. Что сама Валя, закончив среднюю школу, работала телефонисткой, а теперь поступила в медицинское училище.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});