Леман не был опытным асом.
И тем не менее он держался. Уходил, вертелся волчком, дважды пытался вклиниться между чужими кораблями, надеясь, что они поразят друг друга, и прекрасно понимая, насколько зыбка эта надежда. Его отгоняли огневой завесой, как надоедливую муху, и методично, без особой суеты, расстреливали. Дестроеры немного уступали ему в скорости, но уйти он не мог: для этого ему пришлось бы перестать маневрировать. Тогда счет оставшихся секунд жизни сократился бы с десятков — или сотен? — до одной-двух. Он понимал, что, скорее всего, был бы уже уничтожен, не подвернись эта планета.
Его прижимали к атмосфере. Рывок вверх — и только плазменный шар останется вместо боевой машины. Второй вариант — идти на посадку — по всей вероятности, ничуть не лучше, но сулил небольшую отсрочку. И Леман выбрал именно его.
Изображение поверхности на локаторе четкое, видны все детали. Весь материк был одним огромным плато, круто поднявшимся из океана на высоту в пять — семь тысяч метров, считая и километровый слой льда. Когда-то давно тектонические силы начали было ломать плато на части, но не справились и отступили, оставив сетку глубочайших каньонов, уступами идущих вглубь. Они-то и давали некоторую надежду на спасение.
Он пробьет атмосферу, нырнет в каньон и уйдет с экранов. Затем найдет подходящий уступ, отсидится. Дестроеры не сунутся в атмосферу, но могут караулить его на орбите и неделю, и две. Особенно сейчас, когда впервые за два года беспрерывных сражений и стычек в боевых действиях наметилось некоторое затишье.
Что ж, придется поскучать.
И поголодать. А воды здесь в избытке — вон сколько льда…
Все эти мысли пронеслись в голове Лемана в один миг, а следующее мгновение ушло на то, чтобы осознать: он неисправимый оптимист. Серьезные маневры уклонения от огня на посадочной траектории невозможны, иначе либо сгоришь, либо рикошетом отскочишь в космос, как раз под удар дестроера. Три-четыре минуты торможения в атмосфере — более чем достаточный срок для поражения маломаневренной цели.
И все-таки он надеялся…
Два импульса слепящими молниями прошили атмосферу слева и справа от истребителя. Третьего Леман не увидел.
Вряд ли его обморок продолжался более нескольких секунд. Первым чувством было удивление: обзорный экран исчез. Вместо него оказался крошечный иллюминатор, а в нем — огненная буря. Спасательная капсула тормозилась об атмосферу. Значит, истребитель потерян…
Леман уставился в иллюминатор, но сквозь плазменный кокон разглядеть сгорающие метеорами обломки своего корабля было невозможно. Залп импульсных орудий по идее совершенно не виден в вакууме. Лишь плазменный накопительный кокон, венчающий орудийную башню дестроера за полсекунды до выстрела начинает слабо мерцать неприятным фиолетовым светом, а потом гаснет, выплюнув разряд. Ну ладно… Хорошо уже то, что остался жив.
Значит, есть шанс.
Если только комендоры дестроеров не соблазнятся уничтожить еще и капсулу. Хотя зачем?
Радиомаячок капсулы работает долго, но воздуха хватит часов на двенадцать. Это в открытом пространстве. Именно столько времени враг будет находиться неподалеку, чтобы атаковать спасательное судно. Капсула для них вроде наживки. Знакомая тактика ренегатов. Впрочем, в равной степени и флота Великой Лиги. Именно поэтому командование не позволяет себе увлекаться спасательными операциями.
Допустим, местным воздухом можно дышать и предельное время ожидания не определено. Спасут ли?
Вопрос…
Ясно одно: надо продержаться как можно дольше.
Парашют раскрылся неожиданно, заставив Лемана клацнуть зубами. Капсулу немного помотало в воздушных ямах, затем она плавно устремилась вниз и, несмотря на тормозные пиропатроны, так основательно приложилась о плато, что потемнело в глазах. Все-таки атмосфера на этой высоте жидковата!
Некоторое время Леман смотрел, как отстреленный сразу после посадки парашют, гонимый слабым ветерком, то лениво и важно надуваясь, то робко опадая, ползет по едва прикрытому снежной крупой ледяному полю, а затем исчезает из виду.
Хорошо еще, что капсула опустилась на плато, а не в каньон, — вот это уже было бы крайнее невезение. Капсула не истребитель и умеет летать только сверху вниз.
Ближайший каньон глубокой резаной раной рассекал плато не более чем в тысяче шагов от места посадки. С высоты Леман оценил его ширину километра в полтора-два, а глубину не успел, ибо дна не увидел. Что там внизу — река? Очень может быть. Весьма вероятно, что ледник по краям подтаивает, вот и вода. А может, разлом столь глубок, что внизу «плещут волны океана?
Вообще-то не исключено, но кому охота туда соваться?
Он проверил маячок — тот работал нормально. Станут ли спасать — вопрос второй. Валентина вот не стали… хотя что об этом можно знать наверняка? Только то, что три года назад Валентин пропал без вести где-то в этой части сектора. Может быть, как раз на этой самой планете. Стало быть, наверняка погиб. И не он один. Конопатый Хенрик тоже загнулся где-то поблизости. Слухи ходили разные: то ли пытались спасти, то ли нет…
В любом случае оставалось ждать и не поддаваться панике. Леман умудрился даже вздремнуть, рассудив, что во сне потребит меньше кислорода, и действительно сумел растянуть запас воздуха на четырнадцать часов вместо двенадцати. Больше не смог. Когда перед глазами замаячили багровые круги и страх потерять сознание стал навязчивым, он прошептал короткую молитву и дрожащими пальцами выдернул воздушный клапан, постепенно сбрасывая избыток давления. Это едва не убило его: что может быть глупее, чем погибнуть от удушья во время декомпрессии? Но вот наружный, он же единственный, люк капсулы сдвинулся, и струйка, а затем и целая лавина свежего воздуха плеснула…
Воздух оказался невероятно холодным!
Удар холодом обжег легкие.
Словно прыжок с обрыва в ледяную воду. Хуже — в жидкий метан. Никто не ждал, что над ледяным полем будут субтропики, но все же…
От неожиданности Леман не сразу понял главное: этим воздухом можно дышать! А когда понял, разозлился. Что толку в дыхании, если предстоит замерзнуть. Разница, пожалуй, лишь в том, что замерзание, как утверждают, более легкая смерть. Солдату — наплевать. Гораздо существенней, что она же и более медленная.
Как можно плотнее застегнув комбинезон, стараясь вдыхать помалу и только носом, он ступил на плотный фирн ледяного поля. Солнце светило ярко и, пожалуй, грело почти как на горном курорте, зато воздуху было далеко до курортных кондиций. Не температура жидкого метана, конечно, но минус пятьдесят — наверняка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});