Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, она не была ни толстая, ни прыщавая, когда я приглашал ее на ленч. Но все очарование буквально утонуло в соплях.
— Ты отвратителен. Иди. Я должна рассчитать выкройки для некоторых новых клиенток, толстых школьниц, превратившихся в гренадерш. Посмотри-ка, у этой почти шесть футов роста, бедра сорок восемь дюймов, а бюст — тридцать два. — Ирена похлопала рукой по блокноту. — Так немодно.
— Приезжай в Голландию, где толстеют от самого воздуха. Но ты, должно быть, уже знаешь, ты же шьешь на моих сестер.
— Через год-два. Министерство внутренних дел работает, как улитка, но обещание британского гражданства придает мне терпение.
— Да, все бюрократы одинаковы. Уже поздно, Ирена, почему бы тебе не кончить работу и не пойти со мной поужинать? Мы могли бы продолжить разговор о Динаре и девочке, пошли. Пошли с нами.
— Спасибо. Меня не интересует ужин на троих.
— Да он не будет против, — сказал Феликс.
— Не будет?
— Ну ладно, может быть, — неуверенно проговорил Феликс. — Ну пошли. Мы можем поговорить обо мне. Я пришел навестить тебя, побеседовать с тобой, о тебе. И ты тоже…
— Конечно.
— А мы потратили весь день, болтая о девочках, не заслуживающих особого внимания…
— Не о заслуживающем внимания трио.
— Ох, — вздохнул Феликс.
— Уходи, Феликс. Мне надо работать. Я должна придумать фасон для мисс Хиппсли-Смит, у которой бюст тридцать один дюйм и бедра — сорок шесть. Она хочет бальное платье, эта экзальтированная бедняжка. Уходи. Ты меня отвлекаешь. Она придет завтра на примерку, а я еще не начинала.
— Ирена, мне нужна помощь, пожалуйста.
— Да?
Что за страх в его голосе?
Стоя спиной к свету, Феликс в отчаянии поднял руки, потом уронил их и закричал:
— И девушек я люблю!
Она быстро ответила:
— Да, я знаю. — Затем, перехватив его взгляд, расхохоталась, вспомнив, как пять лет назад они сидели, сняв обувь, и их туфли стояли рядышком на полу в ее комнате над мясной лавкой на Рю-де Тур в Динаре. — Она была так невинна, — сказала она, хихикая, — а ты такой умный. Ну теперь уже уходи. Ты и так заставил его долго ждать. Еще протянешь — и он совсем скиснет.
— Хорошо. — Успокоившись, Феликс влез в пальто, наклонился, поцеловал ее в обе щеки:
— Значит, я должен бороться со своей амбивалентностью сам?
— Научись сам быть бисексуальным. — Она подтолкнула его к двери. — Как хорошо, что мы, иностранцы, говорим по-английски. — Она слегка подтолкнула его кончиками пальцев и подождала, прислушиваясь к его стихавшим шагам, пока не хлопнула уличная дверь.
ГЛАВА 22
— Я думаю, заплыли уже слишком далеко, — повернувшись к другу, сказал Космо. — Готов сдаваться?
— Да, конечно. — Хьюберт поплыл за Космо к берегу. — И часто ты так?
— Никогда не заплывал так далеко вверх по реке. — Космо подтянулся, чтобы вылезти из воды, и, тяжело дыша, рухнул на траву.
— Я хотел узнать, — сказал он, — как далеко мы заплывем, прежде чем ты сдашься. Но мои ноги уже все. Дрожат.
— Мои тоже. — Хьюберт растянулся рядом с другом. — А сердце у меня прямо бум-бум-бум. О, любимая Англия, горячее солнце, ласковая вода, кстати, удивительно теплая, мягкая трава и стрекот кузнечиков, ну прямо рай.
— Но такое случается не часто.
— Тем более прекрасно, когда это случается. — Хьюберт закрыл глаза и вдыхал сельский аромат. — Вообще-то, это было хорошее испытание, — пробормотал он. — Течение обманчиво.
— Дело в глубине реки. Когда мы поплывем обратно, течение само нас понесет вниз.
— О, это прекрасно. — Хьюберт, растянувшись, слушал стрекот кузнечиков, стук дятла поблизости. — Надо не забыть наши плавки, когда пойдем обратно. Не можем же мы шокировать гостей твоей матери.
— Да, не годится. — Загородив глаза от солнца, Космо кивнул и прошелся рукой по своему голому телу, стряхивая капли воды. — А плавать можно только так. — Они оставили свои плавки дальше, вниз по течению.
— Хорошо побыть хоть немного одним. А как твой будущий зять?
— Хм, да, Мэбс для него подходящая партнерша.
— А тебе он нравится?
— Ну, он таков, каким его воспитали.
Хьюберт протянул:
— А-а, — и, не открывая глаз, добавил: — А она любит Нигела?
— Предполагается, да. А что? Не похоже?
— Ну, как сказать, не совсем.
— О?
— Может, я, конечно, ошибаюсь.
— Надеюсь, Бланко.
— Зови меня Хьюберт.
— А что ты имеешь в виду под „не совсем“, Хьюберт?
Космо поднялся на локте.
— Я вообще-то всегда придерживаюсь мнения, что аппетит приходит во время еды.
— О чем ты? — он посмотрел вниз на друга.
— Ну, она такая сексуальная штучка.
— А Нигел нет?
— Ну, если он и да, то хорошо скрывает.
— А почему ты думаешь, что Мэбс…
— Я танцевал с ней.
— Ну и я танцевал.
— Ну ты же брат.
— Конечно, я брат. Но и тебя она знает давным-давно, и ты ей вроде брата. О чем ты, Хьюберт?
Космо с интересом уставился на друга. В чем сомнение?
Хьюберт, притворяясь, что спит, отвернулся, плотно закрыв глаза и решив, что он причинит боль, если скажет Космо, что, танцуя с ним вчера вечером, она как бы нечаянно, случайно заблудившись, любопытными пальцами провела по его ширинке. И позабавилась, когда он отшвырнул ее руку. Он лег на бок, совсем отвернулся от Космо. Тот посмотрел на спину Хьюберта и увидел, как слепень пристроился на мокрую кожу, подождал, потом прихлопнул.
— Убил.
— Ну ты даешь, — Хьюберт повернулся.
— Он укусил тебя. Видишь — кровь и раздавленный слепень. — Он вытер руку о траву.
— Так в чем сомнение?
Хьюберт, открыв глаза, сказал:
— Тут не совсем уж такой рай, в конце концов. — И добавил: — Я танцевал и с Таши. Она не так сексуально-ритмична, как твоя сестра. — Он сказал в надежде, что Космо, который по натуре доверчивее его самого, не заметит обмана. Он сел, подтянув колени, и огляделся.
— Хорошие коровы, — сказал он, наблюдая за животными, величественно жующими, плавно двигающимися по высокой траве на другой стороне реки, медленно спускаясь вниз на водопой.
— Я думаю, Таши хорошая, легкая на ногу, — Космо тоже наблюдал за коровами, за их грузными движениями. — Я думаю, и Нигелу, и Генри повезло.
— Я тоже так думаю, — кивнул Хьюберт. — Они хорошие ребята, с хорошим будущим, хорошими домами в деревнях, которые унаследуют, с деньгами. Подходящие. — Он произнес это слово с такой интонацией, что Космо расхохотался вместе с ним, но со странным чувством, будто он каким-то неведомым образом предает кого-то или что-то.
— Ты и сам скоро будешь в Пенгапахе.
— Я не думаю, что мне удастся, — сказал Хьюберт, притворяясь, будто попался на удочку. — Эти помещичьи имения представляют собой обычный дом, разве нет? — уклонился он, не желая высказать своего мнения, что сестра друга скорее всего выходит замуж из-за денег или ставит на первое место земные сокровища Нигела, а не любовь. — А не вернуться ли нам? Не встретили ли Мэбс и Таши Флору на станции? И почему они не разрешили нам поехать встречать?
— Им хотелось быть самыми первыми, кто увидит, какой она стала. — Космо передразнил, как они сказали „самыми первыми“ возбужденно-восторженно. — А подходящий ли она объект, чтобы ею заняться?
Теперь Хьюберт в изумлении воскликнул:
— О!
— Да, люди должны подходить, — сказал Космо, как Мэбс и Таши.
„Особенно Мэбс и Таши“, — подумал Хьюберт.
— Давай, вернемся, — Космо встал и нырнул в воду.
Коровы, стоявшие по колено в грязи, испуганно убежали. Космо стряхнул воду с волос, проплыл немного, потом Хьюберт догнал его.
— Ты, может, этого и не понимаешь, — сказал он, когда течение подхватило и понесло, — но Мэбс и Таши воспитывались так, чтобы быть подходящими друзьями, чтобы заводить дружбу с подходящими ребятами. И что делать с неподходящими ребятами или мужчинами брачного возраста, они не знают.
— Ты уверен?
Хьюберт плыл рядом с другом, вспоминая бегающие пальцы, и подумал, что он мог бы взять на себя роль неподходящего.
— А как ты думаешь, они уже спали с Нигелом и Генри? Ну, пытались?
— О нет, нет. Они ничего про это даже и не знают. Только не эти две. Нет.
— На самом деле?
— Я полагаю, они очень интересуются, во всяком случае, я так думаю, но они, как и мы, невинны.
— Я помню, каким страстным жаром ты был полон в наши прыщавые отроческие годы…
— Конечно, я ужасно интересовался. И интересуюсь до сих пор. Но с кого начать, мне пока совсем не нравятся те, что появляются.
— Ну, не спеши, — сказал Хьюберт. — Оксфорд способствует сдержанности насчет девочек, это в школе возникает предрасположенность, сам знаешь к чему. К мальчикам.