Поглазеть на приезжих сбежалась вся свободная от работы прислуга. Признаться, и я с барышнями поглядывала в щелочку между занавесками гостиной. Пожитки музыкантов умещались в двух небольших сундучках, привязанных, как и положено, на запятках. Однако из кареты вынесли два объемистых кофра странной формы – толстые треугольники со срезанными углами, один поменьше, другой едва протиснули в дверцу кареты. Моросил мелкий дождь, но инструменты благополучно затащили в дом.
Братья прожили у нас до весны, и мы вдоволь насладились их искусством; но я запомнила отчетливо только тот, первый концерт.
Мы собрались в недавно отделанном заново Стеклянном зале: шесть арок, соответствующих шести окнам от пола почти до потолка, были застеклены, вместо каменных плит настелили узорчатый паркет, и прежняя галерея превратилась в светлый нарядный зал с чудесным видом на широкую террасу, каменную балюстраду с вазами и зеленый лабиринт. Более того, у одной из торцовых стен возвели беломраморный камин, изукрашенный античными мотивами, и слушателям были обеспечены все удобства. Камеристка рассказала мне, что музыканты, едва приведя себя в порядок после поездки, попросили показать им зал – и остались очень довольны, поскольку звуки в нем раздавались громко и отчетливо.
К девяти часам вечера, отужинав, общество собралось в зале. Посередине его поставили кресла для принцессы, ее дочери и меня, за нашими спинами – еще дюжину стульев для приехавших из города дам, девиц и моих милых дочек. Остальные расположились вдоль стен. Шагах в десяти перед нами красовались те таинственные инструменты, которые хранились в кофрах. Это были две арфы – одна стояла прямо на полу, другая, поменьше, – на простом табурете, чуть ли не кухонном. Арфы были из темного дерева и покрыты замысловатой резьбой.
Как только госпожа принцесса заняла свое место, а мы с герцогиней Анной сели слева и справа от нее, лакей открыл дверь в дальнем конце зала, и появились музыканты. Сразу сделав общий поклон, они приблизились к арфам и еще раз поклонились хозяйке дома.
– Приветствуем вас, прославленная покровительница искусств! – взмахнув рукой, громко произнес один из братьев, по-видимому старший. – Ваше приглашение для нас – высокая честь. Мы постараемся развлечь вас наилучшим образом. Но поначалу позвольте сделать короткое разъяснение…
– Говорите, – с улыбкой позволила принцесса. – Мы с удовольствием узнаем, кто вы, откуда и какова ваша музыка.
– Братья мы, госпожа. Зовут меня Фергюс, а младшего моего – Арджил. Родом мы со славного острова Эрин, который другие именуют Ирландией. Среди наших соплеменников многие хорошо поют и играют. Арфистом был наш добрый отец, он же и обучил нас. Но Эрин – уединенная страна, чужеземцы появляются у нас редко. Для того чтобы расширить пределы славы нашей земли, мы с братом пустились в странствия, и вот сегодня будем исполнять свой обет здесь, под этим великолепным и гостеприимным кровом… – Фергюс поклонился еще раз и продолжил: – Однако прежде чем мы начнем, вам следует узнать кое-что о наших чудесных спутницах! – Ирландец бережно провел рукою по изгибу большой арфы. – Знайте же, благородные господа, что инструмент, сделанный из дерева, некогда росшего в лесах, несет в себе память о нем, и потому лучше всего звучит, когда мы устанавливаем его на деревянном полу или, как вы видите, на простом, некрашеном деревянном предмете…
– Позвольте поинтересоваться, – вмешался вдруг г-н де Гурвиль, – как это дерево может что-то «помнить»? Ведь памятью может обладать лишь мыслящее существо! А деревья и вообще всякая растительность не способны мыслить, у них нет для этого соответствующих органов. А рассказы о живой, то бишь одушевленной растительности – не что иное, как выдумки непросвещенных народов древности. Так утверждает новейшая наука!
Я с досадой поглядела на Гурвиля: до чего бестактно было его вмешательство! Братья Дэвис, однако, ничуть не смутились. Они переглянулись с той улыбкой, которую приписывают древним жрецам-авгурам, посвященным в тайны, недоступные простым смертным.
– Ученые любят точность, – спокойно ответил Фергюс. – Что нельзя измерить или взвесить, то для них не существует. Но неужели вы полагаете, что наука уже познала все сущее? Разве не осталось еще много нераскрытых тайн?
– У каждого века своя наука, – добавил Арджил. – Учености наших предков-друидов дивились римляне, коих ныне никто не упрекнет в невежестве, не так ли? А друиды знали толк в музыкальных инструментах!
– Возможно, знания древних просто еще не описали словами, привычными современным ученым, – примирительно заметил Фергюс, осадив укоризненным взглядом разгорячившегося брата. – Мы же привыкли говорить языком поэтическим. В этом и вся разница. Так или иначе, то, о чем я хочу рассказать вам, – вполне природное явление. Дело в том, что дрожание струн арфы затухает медленно, они звучат еще долго после того, как мы коснемся их. Становясь неслышимой человеческому уху, мелодия стремится уйти в землю, и потому звук полноценно раскрывается лишь перед тем, кто касается земли ногами, а еще лучше – сидит на ней. Прекрасные дамы услышат все, поскольку находятся вблизи. Остальным слушателям я предлагаю присесть на пол…
Разумеется, последние слова юноши вызвали удивление общества. Раздались смешки, возмущенный ропот.
– Я понимаю, насколько странна эта моя просьба… – жалобно округлив глаза, сказал Фергюс. – Но поверьте, госпожа, это не дерзкая шутка и не глупая прихоть!
– Я хочу, чтобы вы показали себя наилучшим образом, – громко сказала принцесса, и ропот стих. – Сейчас мы все устроим!
Она подала знак лакеям, и спустя четверть часа публика уже разместилась – мужчины прямо на полу, женщины – на принесенных коврах и подушках.
– Чудесно! – весело воскликнул Фергюс. – А теперь приступим!
Он кивнул брату, и зазвучала мелодия, словно свитая из нескольких текучих напевов. Оба музыканта были хороши собою, но старший выглядел более подтянутым, строгим; его русые волосы стягивал на затылке черный шнурок, тонкие губы были плотно сжаты, а взгляд серых глаз направлен в неведомую даль. Черный бархатный костюм сидел на его ладной фигуре как влитой, белые чулки идеально натянуты, узкие полотняные манжеты безукоризненно чисты, и лишь одна вещь нарушала строгость этого наряда – плетеный из разноцветных шерстяных нитей пояс. Арджил был ниже ростом, черные кудри вольно рассыпались по плечам. Он прикасался к струнам так, будто отщипывал виноградины от грозди, а старший, казалось, проводил пальцами по воде. Каким-то чудом из этих неприметных движений рождалась мелодия, таинственная и ясная одновременно, она и восхищала, и навевала сон – не от скуки, а от блаженного покоя, как тихий летний вечер. Я осознала, что музыка стихла, только услышав рукоплескания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});