от меня ожидают, что я начну барабанить на бонго, хотя больше всего мне хочется ответить: «У тебя есть
Spotify? Там ведь постоянно крутятся Шон Мендес и Алиша Киз».
Я ухмыляюсь:
– Обязательно так скажи.
Эмили теребит косичку.
– Но еще…
– Еще? – удивляюсь я. – Что хуже всего?
– Что люди смотрят?
О’кей, понимаю.
– Разве это так плохо? Эй, вы, в голубой куртке, – зову я женщину, которая сидит по диагонали от нас. – Посмотрите сюда!
Та в недоумении переводит на нас взгляд.
– Просто хотела пожелать вам хорошего дня.
Растерявшись на секунду, в конце концов женщина тихо смеется и отвечает:
– Вам тоже, девочки.
– Видишь, – говорю я Эмили, у которой потемнели щеки. – Она посмотрела. Но ничего не произошло, разве что теперь она считает, что мы немножко чокнутые. Но сказать тебе кое-что?
– Дай угадаю: кого это волнует?
– В точку. Никто не придет и не принесет тебе то, о чем ты втайне мечтаешь. Ты должна пойти и взять все сама. Потому что ты девушка, и особенно – потому что темнокожая.
На этом лед между нами окончательно оказался растоплен. И, когда чуть позже мы, не переставая болтать, выходим из автобуса и растворяемся среди немногочисленных лондонцев и массы туристов, мне кажется, будто я знакома с сестрой Седрика давным-давно, а не увидела ее вчера вечером в первый раз. Она показывает мне фото своего поклонника из дискуссионного клуба, Итана, который, если не считать небольшой проблемы с прыщами, кажется невероятно симпатичным и приятным парнем, и я почти забываю о своей тревоге. Мы восхищаемся витринами маленьких магазинчиков, и, наверно, я бы назвала свои ощущения в тот момент «ливерпульской легкостью».
Эмили серьезно настроена что-нибудь купить, все-таки у нее намечается свидание: они с Итаном хотят сходить в кино. После непродолжительных колебаний она все-таки начинает мерить вещи, и с каждым следующим магазином мы все больше расслабляемся. Эмили примеряет солнечные очки, и мы перед зеркалом надеваем друг на друга огромные шляпы, как будто собрались на скачки «Grand National».
В конце концов Эмили выбирает клетчатый шарф, вельветовую юбку и сумку, а я покупаю себе майку с жутко избитым принтом в виде алого двухэтажного автобуса. А потом беру возмутительно дорогие, но мягчайшие и удобные простые туфли-лодочки для работы, из-за которых мой банковский счет оказывается в действительно плачевном состоянии.
Что ж, Лондон так Лондон. Хотя на Louis Vuitton и Gucci мы любуемся только в витринах.
Счастье, которое я получаю от толп людей на улицах и тесных, переполненных бутиков, настолько велико, что мне, наверно, должно даже стать немножко страшно. Но страха нет, и меня переполняет эйфория.
Между секонд-хендом и магазином мороженого с дико завышенными ценами просыпается мой телефон.
Тристан. Блин, совсем забыла ему перезвонить.
– Привет, Трис, прости, пожалуйста, что заставила ждать. Сегодня вечером, к сожалению, ничего не получится. Мама Седрика решила пригласить нас в ресторан и уже забронировала столик.
– А, жаль. Все были бы очень рады, Билли.
– В другой раз. – Я улыбаюсь Эмили. – Скорее всего, я теперь чаще буду наведываться в Лондон.
– Классно. У тебя там так шумно, где ты?
– На станции Кингсбридж. Тут действительно настоящий ад, как будто весь Лондон собрался.
– Потому что наконец хорошая погода после постоянных дождей, – говорит Тристан с улыбкой в голосе. А затем вдруг становится серьезным. – Будь осторожна, Билли. Не провоцируй, ладно?
– Ладно. – Внезапно я чувствую, что у меня вот-вот испортится настроение. Словно то, что я похоронила и забыла, пробивается из-под земли, чтобы схватить меня. Я изо всех сил стряхиваю с себя это ощущение.
– У меня все хорошо, правда.
– Надеюсь. В основном потому, что сомневаюсь, что твой новый парень так же хорошо за тобой присматривает, как я когда-то.
Что, простите? Это уже реально перебор, как бы признательна я ни была Тристану.
– В этом нет необходимости, Трис, – откликаюсь я.
На долю секунды меня охватывает желание заявить ему, что отчасти поэтому и закончились наши отношения. Из-за постоянного надзора, из-за ответственности, которую он у меня забирал. Тристан настолько сильный, гиперопекающий человек, что в его присутствии неизбежно начинаешь чувствовать себя слабой. Я всегда равнялась на него. Это были не отношения на равных. Хотя раньше я этого не замечала. Воспринимала как нечто совершенно нормальное.
– Ты вообще ему об этом рассказала? – спрашивает он.
Он мог бы столько всего сказать. Практически все, что угодно. Но возможно, именно сейчас это задевает меня, потому что совсем недавно я осознала, что обязана рассказать все Седрику. Чтобы быть на равных. Нельзя больше тянуть. Ни из-за боязни, что он посчитает меня ненормальной, ни из-за беспокойства, что на него будет давить тот факт, что я взяла под контроль свою проблему, просто изменив круг общения и сходив на несколько консультаций с психотерапевтом. Ведь для Седрика это не сработало, как он этого ни хотел.
Что за чушь. Я могу рассказать ему, что произошло. И расскажу.
– А знаешь, что, Трис? На самом деле тебя это не касается.
Тот негромко смеется:
– Не заводись. Это же всего лишь вопрос.
– Совершенно неуместный. Мне пора. Пока. – С этими словами я кладу трубку и беру Эмили за руку.
Не позволю ему все мне испортить. Я знаю, что прошлое больше ничего не может мне сделать. Я его перешагнула, и настало время поверить в это. Поверить в себя. И обзавестись доказательством того, что я справилась.
– Седрик говорил, что ты еще никогда не была в «Harrods».
– Правда никогда. Разве не странно? – пыхтит она.
– Это просто замечательно. Первый раз незабываем. Пошли!
БИЛЛИ
Снова увидеть «Harrods» в первый раз.
Я бы многое отдала, чтобы разделить удивление Эмили. В арочных витринах – лучшие модные бренды. Фасад кремового и терракотового цветов напоминает роскошный замок или крепость. Поток людей внутри несет нас по проходам, и мы все время стараемся не врезаться в достающие до потолка горы товаров. Сотни языков перемешиваются здесь с тысячей запахов, повсюду коробочки, пакетики и восхищенные люди, и все это в идеальном освещении.
В отделе игрушек мы наблюдаем за аниматорами, которые без малейших усилий продают туристам жутко дорогих плюшевых медведей, и со смехом уходим, когда они направляются к нам.
Среди разнообразия растений и цветов у меня кружится голова от безумия красок и ароматов.
В кондитерской мы составляем длинные списки того, что хотим попробовать, а в конце концов решаем, что очереди у прилавков чересчур длинные – длиннее, чем наше терпение.
Тут многолюдно и шумно. И такое тяжело вынести. Но однажды это нужно увидеть. Как нужно однажды увидеть