Принудительное перемещение без участия заклинателя скаранита - куда более быстрый способ магического путешествия, чем тот, которым прорицатель пользовался обычно. Но и внутренних сил от заклинателя требует значительно больше.
Эрд из Скейра быстро поднялся, подхватил своей огромной рукой лучину на полке у камина, провел над огнем. Лучина вспыхнула, подмастерье ювелира прошел по всему залу, зажигая восковые свечи. Свет обычного пламени казался непривычным здесь, где уже многие годы Круг собирался при бордовом огне скаранита Верховного прорицателя.
В голове Уивера ЭахТислари наконец стало проясняться. Он осторожно выпрямился. Глаза его по-прежнему смотрели в никуда.
-Я сказал, вы слышали. Для того, чтобы осмыслить сказанное мной, требуется время. Идите и думайте. Вечером соберемся вновь.
Сопровождаемый Аэлевит, он спустился на первый этаж. В дверях башни он расстался с прорицательницей.
-Найди Эрви на третьем этаже, Аэлевит, - сказал прорицатель, глядя, как она зябко кутается в плащ. - Она подберет тебе платье.
-Я хочу обратно в ванну, - проворчала Аэлевит, но в ее взгляде на него было одно лишь беспокойство за него. Уходя к берегу океана, он чувствовал, как она провожает его встревоженным взглядом.
Он спустился тропинкой на уступ, где теперь было на одну сосну меньше. Прорицатель знал, чьих это рук дело. Прошел мимо, спустился на каменистый пляж, где шуршали о гальку волны.
Филласт уже был здесь. Нельзя сказать, чтобы прорицатель был этому не рад.
-Это ты и называешь 'пофантазировать'?
-А ты откуда знаешь? - попробовал возмутиться прорицатель. - Подслушивал?
-Я записал это в летопись, Уивер.
Прорицатель опустился на камень возле самой воды. Камень был холодный и жесткий.
Волны накатывались на берег, отступали и возвращались опять. Колыхали гальку у берега, катали туда-сюда. Шум волн успокаивал, навевал сон, покой.
Нет. Спать нельзя. Ему некогда быть стариком.
-У меня появилась надежда, Филласт. Я не хочу ее терять.
Филласт за все время разговора так и не пошевелился.
-Больше не пользуйся сегодня скаранитом, Уивер, - сказал Прежний. Голос его был ровным, бесцветным, и только тот, кто всю жизнь общался с этим эльфом, мог уловить в этой фразе одновременно и просьбу, и предостережение.
-Да знаю, знаю, - буркнул прорицатель. Ему не нравилось, что все вокруг сначала заботятся о его здоровье, а потом уже слушают, что он им говорит. Невыносимое проклятье старости.
Аэлевит ждала его в трапезном зале, по-прежнему мокрая и в плаще.
-Эрви уже отправилась в путь, - сообщила она прорицателю.
-Куда? - не понял он. Голова его была занята другими мыслями.
-Следом за своей судьбой.
Рука его сама потянулась к скараниту.
Перемещение было долгим, тяжелым. Он еще стоял в трапезной зале, еще чувствовал напряженную тишину, взгляды Аэлевит и повара, а чувства его уже летели над лесом Эггора в поисках Эрика. Внешность, какая она была в памяти прорицателя, никак не откликалась на зов скаранита; такое бывало, когда искомый, к примеру, пару дней не брился. В таких случаях требовались дополнительные усилия, лучше всего получалось перемещение в знакомое место, а не к человеку. Но прорицатель понятия не имел, где находится Эрик.
Он чувствовал, что тело его уже не принадлежит тому месту, где он стоял. Он уже перемещался, был в пути, но еще не видел, куда лежит его путь. Какими опасностями были чреваты такие путешествия без цели, ему рассказывал Филласт. Прорицатель уже готов был представить себе любое знакомое место и отправиться туда, когда сквозь покров леса его чувства услышали отклик. Судьба Эрика отозвалась на его зов, он слышал и видел ее, и устремился навстречу.
Здесь было очень холодно. Магия замка Скассл порой оказывала дурную услугу своим обитателям, привыкшим к вечному апрелю. Отправляясь в очередное путешествие, прорицатель редко задумывался о том, какое сейчас время года и что следует на себя надеть. Оттого часто мерз, иногда жарился под ярким летним солнцем или мок под дождем.
В Эггоре выпал снег. Для настоящего конца апреля такая погода была совсем непривычной.
Он стоял на покрытой снегом тропе, где уже успели лечь следы местных жителей. Вспоминая свое перемещение, он вспомнил и местность, где оказался: южнее замка Скассл, на пути к южным хребтам Эггора. Эрика нигде не было видно, но прорицатель безошибочно чувствовал его близкое присутствие.
Пройдя несколько шагов по тропе, он подошел к краю оврага. На дне журчал ручей, переливался водопадом в чашу в камне, и вода в этой чаше была темно-зеленой. Камень определенно был обработан, природа не могла бы сама достичь совершенной формы эллипса, ровных краев, не сумела бы выровнять столь изящно струи падающей воды. Прорицатель понял, что не знает, кому и когда могло прийти в голову создать такого рода произведение искусства.
Над ручьем было перекинуто бревно, стесанное на верхнюю треть толщины и снабженное веревками-перилами для удобства ходьбы. Он ступил на мостик, дошел до середины.
Эрик был где-то близко, очень близко. Прорицатель чувствовал, как его начинает колотить, как ломятся в сознание непрошеные видения.
-Эриох, ты выбрал странный путь, - он надеялся, что Эрик его услышит. - Не рассчитывай, что ты выйдешь из гор, где обитают боги, прежним собой.
Он понятия не имел, откуда приходили слова. Таков дар прорицания: слова рождаются сами, без помощи разума, облекают в доступную форму смутные ощущения или яркие видения, которые иначе оставались бы достоянием единственно прорицателя. Оттого все видящие умели говорить - облекать в слова то, что внутри, и лучше других людей владели речью, этим даром Элбиса сотворенным существам.
-Не пытайся свернуть, уже поздно что-то менять. Ты пройдешь этот путь, Эриох. Оставляю тебя наедине с твоей судьбой и ухожу.
Оказавшись в замке Скассл, он едва успел схватиться за стену, чтобы не упасть. Это были, к счастью, его личные апартаменты, и он оказался избавлен от чужой помощи и сочувствия, от тревоги и заботы, от попыток его задержать. Прорицатель чувствовал себя очень плохо, опять сбоило сердце и заходились кашлем легкие. Но одновременно он ощущал внутренний подъем, необходимость действовать, необходимость спешить. Пришла уверенность в том, что его замысел сработает. Сами собой достраивались детали, но он уже не переживал, что берет на себя роль, предназначенную им остальным прорицателям. Ведь это они достроили эти детали - точнее, вот-вот достроят. Осталось убедить из это сделать, но он уже был уверен, что убедит. И чем крепче была его уверенность, тем четче перед глазами становилась картина убеждения, все еще оставаясь фантазией, но уже прорываясь в реальность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});