Читать интересную книгу "Его Мишень - Евсения Медведева"

что пылающим пожаром извивался внутри. Эмоции не стихали, хотелось кричать, визжать и рассказывать всему свету, насколько это нереально здорово – ощущать себя птицей.

Укуталась в халат, завернула волосы полотенцем и, поняв, что не усну, побежала вниз, но тут же застыла, услышав шум и голоса…

Глава 44.

Герман.

До сих пор пребывал в легком шоке. Признаться, я готов был к тому, что Ксюша струсит и откажется от этой авантюры, которую я затеял ещё в самолете на пути к морю. Мне хотелось, чтобы она хотя бы допустила мысль о том, что можно вот так смело подойти к обрыву и позволить себе, человеку, прикованному к земле, ощутить себя парящей птицей, способной усмирить любую стихию.

И я правда опешил, когда она робко, но как-то смиренно шагнула в зону прыжка, внимательно слушая инструкторов. Подбадривал, кричал, чтобы голосом отпечататься внутри, как сделала это она тогда, отчаянно шагнула в здание ресторана на встречу с незнакомцем. Чёрт… Как же хотелось оказаться рядом, чтобы видеть её полёт свободы! Но эти гребанные правила, ограждения и строгие взгляды инструкторов сдерживали мои порывы. Но сдержало меня не это… Моя девочка всё делала сама! Каждый шаг, который давался через внутреннюю борьбу, был для меня наградой. Она не рыдала, не просила остановить всё это и не рвалась в мои объятия в поисках защиты. Не было во мне страха. Не было… Лишь гордость за её желание биться за своё право жить.

Эта девушка даже не подозревает, на что способна. Не догадывается, что внутри у неё столько силы, кипучей смелости и просыпающейся жадности. Я стоял в толпе, жадно поглощая каждое мгновение этого волшебства, ощущая это невообразимое сумасшествие. Все эмоции, чувства и дикое возбуждение смешивались, переплетались, смыкая мир в небольшую капсулу, где есть только я и эта смелая девочка на краю пропасти…

Мне вдруг так отчаянно важно и нужно стало побывать с ней в горах, прыгнуть с парашютом, опуститься на дно моря и сигануть с горы, оглушая мирно спящие снежные вершины нашими истошными криками счастья. Никогда до этого мне не нужны были напарники, потому что свобода была только моя. А эта девчонка вновь сумела поразить меня. Вновь и вновь… заставляла испытывать забытые чувства. Вытаскивала их из запылившегося сундука, стягивала паутину и заставляла оживать. Всё, что было спрятано глубоко, стало всплывать с такой скоростью, что кружилась голова. И это меня не пугало… Имею ли я право бояться, когда она, сломленная, ослабленная, но такая счастливая стоит и смело смотрит с обрыва, предвкушая встречу с ветром? Нет, не имею… Если спрыгнет, то утянет и меня за собой…

Осталось только решить, что делать с тем, что я нашел… Иногда проклинаю собственное любопытство, упорство и способность узнать то, что знать не обязательно. И дело даже не в профдеформации. Дело в том, что люди не исчезают бесследно просто так… А ещё в том, что я давно не верю ни в совпадения, ни в чудеса…

– Свобода! Свобода! – орал я, как чокнутый, впивался пальцами в толстое стекло ограждения, мысленно находясь рядом с ней. И даже не сразу заметил, как к моему крику присоединилась толпа. Энергия абсолютно посторонних людей, так отчаянно поддерживающих Ксюшу сносила с ног даже меня. Она чуть повернулась ко мне, дернула уголками губ и прошептала: «Свобода!».

Она прыгнула… С этим словом на устах сиганула в бездну, что уже встречала её порывами воздушных потоков, внутренним взрывом адреналина и полным ощущением счастья. Я не выдержал и сиганул через этот дурацкий барьер, игнорируя крик инструктора. А когда они поняли, что бороться со мной бессмысленно, пристегнули карабином и позволили наблюдать за моей смелой девчонкой, что дробила скалы своим визгом, болтаясь на толстом канате. Она раскидывала руки, задирала голову, словно старалась увидеть меня. И я это знал… чувствовал. Потому что это было нужно не только ей.

Сидя в тишине домика на берегу моря, слушал шорох прибоя, глотал горячий горький кофе, вновь и вновь вспоминая каждое мгновение сегодняшнего дня. Не помнил свои прыжки, лишь её румяное лицо и сверкающий взгляд. Это сумасшествие, Гера? Наваждение? Или любовь?

– Гера! – ответить на собственный вопрос мне не дал Лёвка. Его рёв выдернул меня из странных раздумий вообще не вовремя, я даже сощурился, когда друг так поспешно врубил верхний свет. Я повернулся к входной двери, наблюдая, как Доний вбегает, как-то странно подёргивая головой, словно нервный тик словил или просто пытается намекнуть…? Его брови скакали, как каучуковый мяч, он косил взглядом себе за спину, и я уже было потянулся вызвать скорую, когда в дверном проеме появились… РОДИТЕЛИ КСЮШИ…

– Герман, милый! – её мама кинула сумочку на комод и бросилась меня обнимать. Я растерянно принимал пламенное приветствие, продолжая наблюдать за входной дверью, где вскоре показался Мишин старший. Он вкатил огромный чемодан, чертыхаясь на сломанное колесо.

– Герман! Приветствую, – мужчина устало расстегнул светлый льняной пиджак, протянул мне руку в знак приветствия и рухнул в кресло. – Чёртов серпантин! А тебе, Лёва, нужно сдать права обратно в соответствующие органы, пока не угробил ни себя, ни ещё кого-нибудь.

– Здравствуйте, – я растерялся, потому что в моих планах этого не было.

– Гера, представляешь, бронь в отеле слетела! – пыхтел Лёва, залпом опустошая бутылку холодного пива. – Мы объехали все побережье! Ни одного более-менее приличного номера. Вот, встречай подселенцев. Чё зыришь? Ну не на пляже же мне их бросать? Мишель мне потом головку открутит и верхнюю, и нижнюю…

– Фу, Лёва… – сморщилась матушка и щедро шлёпнула шалопая по спине.

– Как это слетела? – только и мог выдавить я, пытаясь не задушить его галстуком отца Ксюши.

– Ху… Фиг его знает, – Лёва упал на диван, вытягивая ноги, будто он на своем горбу возил родителей.

– А про телефон ты, придурок, ничего не знаешь, да? – зашептал я, нагнувшись к этому болвану. Сжал его длинные волосы, стянутые на затылке резинкой, с такой силой, что тот зашипел от боли.

– Сел у меня телефон, Гера… – шептал он, пытаясь отбиться от меня.

– Мы не помешаем вашей холостяцкой компании? – мама осматривала кухню-гостиную и замерла, выцепив взглядом горку оладьев, что с утра пекла Сеня. – Хм… С цукатами и орехами? Мой фирменный рецепт, – мама сложила руки на груди и бросила быстрый взгляд в сторону лестницы на второй этаж. Она сдерживала улыбку, прикусывая губы, и все посматривала на мужа. Дмитрий подобрался, сложил руки в замок и вцепился внимательным взглядом, явно требующим объяснений.

– Поговорим? – я снова бросил взгляд