— Но ведь строго-то говоря, Анатолий Андреич, по вашей специальности «механизация животноводства» у нас здесь в самом деле пока ничего нет! — заявил на его робкий протест Буров, который благодаря своим электронным новшествам забирал все большую власть в лаборатории. — А кому-то ведь надо…
А сегодня как раз и выяснилось, что его неопытность и непрофессиональность в данном вопросе обернулись неприятностью: высокочувствительные — и в ультрафиолетовой части спектра, в которой наиболее выразительно проявляют себя вещественные образования в MB, — кинопленки с отснятыми во вчерашнем подъеме Буровым и Панкратовым Галактиками и звездами (в процессе их эволюции!) дали вуаль. На экране сейчас мельтешило бог знает что.
Остановили проектор, включили свет, стали разбираться. И скоро выяснили, что качество обработки пленок Васюком в этой беде не повинно, что причина глупее и постыднее: забыли — и он забыл! — о сроке годности. У чувствительных пленок он короткий, менее года. И за трое суток, минувших с момента, когда Альтер Абрамович, гордый своим снабженческим подвигом, доставил сюда триста пятьдесят километровых кассет («И лучше не спрашивайте, ребята, как я их добыл: шестьдесят тысяч по безналичному расчету, так это, между нами, еще далеко не все!»), срок этот — при ускорении 150 — с лихвой перекрылся. В первые подъемы на них сняли отличные фильмы об MB.
Самое скверное, что пропали и более трехсот неиспользованных кассет. Медленно привыкают люди к новому, косность где-нибудь да просочится: они давно усвоили, что за день наверху можно выполнить работу многих месяцев, что еще выше, в ядре, за секунды сотворяются и разрушаются вселенные… а применительно к хранению фототовара, к сроку его годности, трое суток в умах всех так и остались тремя сутками.
— И в холодильник не догадались сунуть кассеты-то, — раздраженно ворчал Любарский.
— Сначала кому-то следовало бы догадаться обзавестись холодильниками большой емкости, — парировал Васюк. — В те, что есть, бутерброд лишний не сунешь, забиты.
— А что мы теперь Альтеру скажем? — вступил Буров. — Эти надо списывать, просить у него новые… н-да! И зачем он их наверх к нам все припер, кассеты эти? Лежали бы у него на складе…
Они злились сейчас друг на друга, на снабженца — и вообще на жизнь.
— Но главное: с чем мы сегодня вверх поднимемся? — расстроенно потер лысину Варфоломей Дормидонтович. — С пустыми киноаппаратами?
— Это-то как раз ничего, — сказал Буров. — Сегодня у вас испытательный подъем. Освоение боковых перемещений и слежений.
— А «пространственные линзы»? — спросил Любарский.
— А еще не готовы электроды… и схема.
Буров лукавил: с «линзами» и электрическим управлением ими у него все было исполнено. Но он сейчас вынашивал замысел, которым не хотел делиться, — и решил кое-что придержать для себя.
Так они перешли к другому делу. Поднялись на крышу, Витя показал им новые приставки и изменения в управляющем блоке кабины.
— Вот, — говорил он с некоторой горделивостью, — теперь ведущий будет работать, как пилот в реактивном истребителе. Только ногой не газок выжимать, а пространство-время… Левая педаль — пространство, нажать «вперед», отпустить «назад», а правая — время: нажать «ускорение», отпускать «замедление»… Это, понятно, в пределах одного диапазона неоднородности, а переключение диапазонов, как и было, на пульте…
— Надо бы и переключение диапазонов вывести на ручку, как в автомобиле скорости переключают, — вставил Любарский.
— Мелко плаваете, экс-доцент, — не без спесивости ответствовал Буров, — переключение скоростей!.. Вот вам не ручка, а ручища, штурвал боковых перемещений. Ею вы будете смещать кабину наверху… а верней, изгибать «электрическую трубу» в любую сторону, в какую отклоните.
Между педалей из пола кабины торчала теперь штурвальная колонка с сектором, добытая явно с какого-то списанного самолета. Варфоломей Дормидонтович забрался в кресло, понажимал педали, поворочал штурвалом, с одобрением поглядел на Бурова:
— Лихо! Это нужно освоить.
— Можете считать, что я пересадил вас с самолета братьев Райт прямо на Ту-154. Но если вы вернетесь из MB, не обнаружив у этих звезд планету… хоть одну! — я вас больше не уважаю и не обслуживаю. А будут на видеомаге планеты — берусь вас перед Альтером защищать, даже вырвать у него новые пленки.
— Различить планеты без «пространственных линз»… — Любарский поскреб плохо выбритый подбородок, усмехнулся. — Вряд ли.
— Да можно это теперь, Варфоломей Дормидонтыч, можно, — горячо сказал Буров, — раз диски звезд там видим! С «линзами» подробности на планетах будем рассматривать, на это целиться надо.
— Любопытно бы! — мечтательно сощурил глаза завлаб.
Толюня тоже считал, что любопытно и возможно, но помалкивал: как от чувства вины из-за погубленных пленок, так и от сознания своей малости перед Витей Буровым. К тому же он чувствовал, что тот настроен к нему неприязненно.
Тем временем на крышу поднялись еще двое. Сначала, собственно, из люка показались длиннющие, метров по шесть, сверенные из уголков штанги, а затем и те, кто их нес: Ястребов и его помощник. Они сложили ношу у ограды и, разминая сигареты, подошли к инженерам — поздороваться, перекурить, покалякать.
— И что это будет? — кивнул в сторону штанг Любарский, пожимая руку Герману Ивановичу.
— Эт-та?… — Механик достал из кармашка в комбинезоне чертежик, развернул, прочел раздельно: — «Координатный регистратор Метапульсаций». Заказ и эскиз самого Валерьяна Вениами… На концах укрепим сейчас фотоэлементные счетчики, расставим от башни на четыре стороны.
— А! — мотнул головой Варфоломей Дормидонтович. — Давно надо.
— Последняя моя морока, — неспешно продолжал Ястребов. — И на крышу, может, последний раз вылез…
Герман Иванович уже выглядел стариком: погрузнел, поседел, в характере появилось созерцательное добродушие, стал разговорчив. Он все более настраивался на заслуженный отдых. «Пенсия у меня будет под верхний предел, очередь на „Волгу“ вот-вот… Эх, и поезжу по всяким местам! А вы тут дальше вкалывайте без меня».
— Последняя у попа жинка, — поддал его помощник. — У тебя уже который наряд последний-то?
— А может, и так, — засмеялся механик. — Может, еще погуляем в высях.
Когда они отошли, Буров задиристо обратился к Любарскому:
— Что за «координатор Метапульсаций», не могли бы вы мне объяснить?
— А они в ядре возникают всякий раз на новом месте. Со сдвигами. Вот и надо бы хоть по двум измерениям с нашей крыши засекать координаты «штормов», чтобы потом рассмотреть последовательность скачков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});