не нашли. Имейте в виду с ней я развожусь.
— О ком вы говорите, Владимир Григорьевич?
— Об этой вашей Ирине Васильевне Берн. — отвечаю я: — ваша агентесса. Тоже менталистка кстати, галлюцинации наводит. Интересно, а может она на самом деле — он? А ее сиськи — это галлюцинации?
— Меня не интересует наша сотрудница Берн. Где демонесса Акай?
— Кто такая? Демонесса — это звучит круто. Надеюсь симпатичная. А то вы меня как-то не очень привлекаете, Максим Эрнестович… — хриплю я, чувствуя, как темные путы усиливают нажим: — а может и вы… того? Перекинуться можете? Так не стесняйтесь, будете Максина… так и разговор пойдет приятней…
— Вы разочаровали меня, Владимир Григорьевич. — демон разом сдувается, превращаясь в человека, вернее — принимая его облик. Передо мной снова Максим Эрнестович, заместитель директора СИБ, только вот одежда на нем вся рваная. Он огорченно смотрит вниз на свои ноги и вздыхает.
— С сапогами верная проблема. — сочувственно говорю я: — у вас есть запасные? А то будете босиком ходить… — он не отвечает, взмахивает рукой, и одежда появляется на нем вновь, вся целая, чистенькая и даже выглаженная. И ботинки блестят, как будто их только начистили. Вот же… шулер! От возмущения я снова пытаюсь разорвать темные путы. Тщетно. Беспомощность бесит меня просто невероятно. Максим Эрнестович снимает трубку с телефонного аппарата на своем столе.
— Пришлите мне менталистку класса «А» для чтения по холодной. Да. Немедленно. — говорит он и вешает трубку. Качает головой, глядя на меня.
— Может вам и не жалко себя, так пожалейте молодую сотрудницу. — говорит он: — когда она прочтет последние полчаса вашей сознательной жизни, мне придется что-то с ней сделать. Хотя… вы же думаете только о себе, Владимир Григорьевич. Эгоизм и бахвальство, страстное стремление к промискуитету — вот и все, что прошито у вас в голове. Я не буду по вам скучать… хотя пока Ирина Васильевна идет сюда — у вас все еще есть время.
— Ирина Васильевна? Она умеет…такое? — спрашиваю я, но Максим Эрнестович не отвечает на мой вопрос. Он аккуратно поддергивает белоснежные манжеты и садится на свое место. Госпожа Надсмотрщица по-прежнему стоит в центре кабинета.
— Итак… — откашлявшись говорит он: — долгая жизнь Светлейшего Князя, Героя, который спас Империю, будущего зятя самого Императора, жизнь в лучах славы и обожания, жизнь полная сексуальных утех с любыми женщинами на ваш вкус, лучшие вина, лучшие повара, лучшие автомобили, дворцы, яхты и аэропланы, лучшие девушки… или бесславная смерть в луже собственной мочи в стенах моего кабинета? Потому, что то, что останется после чтения воспоминаний напрямую из мозга на холодную — человеком уже назвать нельзя. И уж совершенно точно, это тело больше не будет Уваровым. Вот из личной мести направлю вас как своего сыночка в артиллерию.
— Что⁈
— Гусары…
Глава 30
Глава 30
Дверь в кабинет открывается. Входит Ирина Васильевна Берн-Уварова, моя жена от Службы Имперской Безопасности, в новеньком мундире с майорскими знаками отличия на черно-золотых погонах и с Глазом Гора в петлицах. Не могу не отметить, что мундир ей к лицу, эдакая белокурая бестия в черной форме, штанах галифе и высоких кожаных сапогах, на поясе — тяжелая кобура, портупея через плечо и черная же заплатка-повязка на месте одного глаза, фуражка с высокой тульей и золотой орел под самую тулью.
Стискиваю зубы. Обидно. Больно и обидно. Когда тебя демонстративно тыкают в рожу твоими же союзниками… бывшими союзниками. Людьми про которых ты думал, что они — твои союзники. Да, ладно, думаю я, привлекли ее в союзники и жены можно сказать под дулом пистолета. Мещерская ясно сказала, что или так, или прикопать ее в том лесочке и делов-то. Сделка, совершенная под принуждением и страхом смерти — является недействительной. Так что, а чего ты ждал, Уваров? Так тебе и надо. Думал, что тебе лояльными будут только потому, что ты — гусар и Казанова? Обаяние и шарм пьяного поручика Ржевского — это для анекдотов на пьяной вечеринке работает, но не более.
— Вызывали, Максим Эрнестович? — вытягивается она в струнку, козыряя. В кабинете творится бардак, поломана почти вся мебель, в углу лежит полумертвый Светлейший Князь Голицын Казимир Лефортович, чуть левее — валяются без сознания, в глубоком сне профессор Завадский Сергей Павлович и молоденькая ассистентка Майя Васильевна, в углу комнаты концентрированным пятном тьмы возвышается Госпожа Надсморщица… а за столом, как ни в чем не бывало сидит Максим Эрнестович, заместитель директора СИБ… или верней — демон, принявший его облик. Ну и конечно же я, примотанный к стене черными путами. Никакие веревки на свете не могут удержать меня, а если и могли бы — так я бы вырвал кирпичи из стены, просто расправив плечи. Но эти черные жгуты не рвутся. Устроены они хитро, тянутся чуть-чуть, но не более.
Ирина Васильевна делает вид, что ничего не видит. Ее взгляд прикован к сидящему за столом. Окрикнуть ее? Сказать, что тот, кого она принимает за человека и своего непосредственного начальника — на самом деле демон? Глупо. Таким словам от меня она все равно не поверит, но вот доверие я потеряю. Стоп, так она же собирается мою память читать? Тогда она узнает… но будет уже поздно.
— Необходимо считать память у подозреваемого. — говорит демон, который натянул личину заместителя директора СИБ: — у нас нет времени. Читайте по холодной, без подготовки.
— Так точно! — вытягивается она и горькое чувство поселяется у меня в груди. Что, даже не задумаешься? Впрочем — а чего я хотел? Я же сам к ней как к врагу… и потом, что-то случилось с моей памятью, и я даже про существование ее забыл… видимо настало время платить по счетам, Уваров. Что же… смерть — это только начало. Если мою личность сотрут здесь, будет ли это означать смерть? Умру ли я окончательно или снова — появлюсь где-нибудь в каком-либо из вариантов Вселенной, в бесконечности альтернативных реальностей и миров? Вот же… все равно обидно. Я открываю было рот, но черные путы закрывают мне нижнюю часть лица, все, что я могу — невнятно мычать.
— Так точно! — говорит моя жена Ирина Васильевна, но вдруг — останавливается, замирает, словно ее поленом по голове ударили. Поворачивается ко мне. В ее глазах —