Читать интересную книгу Ночь длиною в жизнь - Тана Френч

Вспомнились приглушенные стоны, ритмичное уханье… А я улыбался небу, вспоминая Рози…

— Мне только нужно было, чтобы она успокоилась и выслушала. Я схватил ее и двинул к стене. Она стукнула меня по голени и попыталась выцарапать глаза… — сказал Шай, обращаясь к теням в углу. — Я не хотел, чтобы так все закончилось.

— Просто так случилось.

— Ага. Когда я осознал… — Он помотал головой. — Потом, когда я взял себя в руки… Я не мог оставить ее там.

Подвал. Шай полон сил, но Рози не была пушинкой; я представил себе, как он волок тело вниз по бетонным ступенькам… Фонарь, ломик, цементная плита, прерывающееся дыхание Шая, любопытные крысы по углам, скрюченные пальцы Рози на мокром грязном полу.

— Ты ее карманы проверил?

Представив его руки на бездыханном теле Рози, я изготовился перегрызть брату глотку.

— Охренел? — Шай презрительно скривил губы. — За кого ты меня принимаешь? Я не трогал ее, только перетащил. Записка осталась в комнате наверху. Я прочитал и сразу понял: половина пусть так и лежит — если кто-то захочет узнать, куда пропала Рози. Это было как судьба… — Он то ли вздохнул, то ли хмыкнул. — Как знак.

— Зачем ты забрал первую половину?

— А что с ней еще было делать? — пожал плечами Шай. — Я положил ее в карман, хотел уничтожить, а позже решил — мало ли, пригодится еще.

— И пригодилась. Господи, как пригодилась! Это тоже знак?

— Ты все ждал в верхнем конце улицы, — продолжил Шай, не обращая на меня внимания. — Я решил, что ты еще пару часов подождешь, и пошел домой.

Вспомнился шорох и топот по задним дворам, пока я ждал и начинал беспокоиться.

Мне хотелось услышать ее последние слова; узнать, понимала ли она, что происходит; было ли ей страшно или больно; звала ли она меня в последний миг. Даже если бы существовала возможность получить ответ, я не мог заставить себя спросить.

— Ты, наверное, здорово разозлился, когда я не вернулся, — заметил я. — Я все-таки забрался дальше Графтон-стрит. Не в Лондон, но далековато. Ты меня недооценил.

— Скорее, переоценил… — Шай скривил губы. — Я думал, ты сообразишь, что нужен семье. — Он подался вперед над столом. — За тобой должок. Мне, и маме, и Кармеле; мы тебя всю жизнь кормили, одевали и защищали, стояли между тобой и па. Мы с Кармелой бросили учебу, чтобы ты получил образование. У нас на тебя все права. А Рози не имела никакого права вмешиваться.

— И это дало тебе право убить ее.

Шай прикусил губу и снова потянулся за сигаретами.

— Называй как хочешь, — сказал он. — Я знаю, что произошло.

— Прекрасно. А что произошло с Кевином? Как ты назовешь это? Убийство?

Лицо Шая потеряло выражение — словно захлопнулись железные ворота.

— Я ничего не делал Кевину. Никогда. Я не мог обидеть своего брата.

— Конечно, — захохотал я. — Как же он выпал из окна?

— Упал. Он напился, место небезопасное, вот и сорвался в темноте.

— Да уж, небезопасное. Кевин это хорошо знал. Что он там делал среди ночи?

Шай пожал плечами, устремив на меня пустой взгляд голубых глаз.

— Откуда мне знать? Говорят, он тяготился чувством вины, или с тобой встретился. По-моему, его что-то беспокоило, он пытался разобраться.

Шаю хватило ума не упоминать записку в кармане Кевина.

— Это твоя версия. — У меня постепенно росло желание вбить зубы братца ему в глотку.

— Он упал, — заявил Шай. — Вот что произошло.

— Тогда послушай мою версию. — Я взял сигарету из пачки Шая, налил себе виски и откинулся в тень. — Жили-были три брата, прямо как в сказке. Однажды ночью младший проснулся и обнаружил, что остался в комнате один. Оба его брата ушли. Пока что ничего особенного, но наутро младший вспомнил это, когда домой вернулся только один брат. Второй пропал навсегда — ну, по крайней мере на двадцать два года.

Выражение лица Шая не изменилось; не дрогнул ни один мускул.

— Когда пропавший брат все-таки вернулся домой, он приехал искать погибшую девушку — и нашел. Тогда младший вспомнил ту самую ночь, когда его братьев не было дома: один ушел с любовью в сердце, другой — с черной думой.

— Да я ничего такого не задумал. По-твоему, Кевину хватило мозгов все это сложить? Ты, наверное, шутишь.

Голос Шая чуть дрогнул — вот и славно, не я один терял остатки терпения.

— Для этого не нужно быть гением, — сказал я. — И когда бедняга все понял, то чуть не потерял голову. Он не хотел верить, что его родной брат убил девушку. Думаю, весь последний день своей земной жизни он с ума сходил, пытаясь найти другое объяснение. Он десять раз звонил мне, надеясь, что я придумаю или хотя бы сниму с него тяжкую ношу.

— Так ты винишь себя, что не ответил на звонки младшего брата, и пытаешься свалить все на меня?

— Я выслушал твою историю, так дай мне закончить мою. К вечеру воскресенья Кевин места себе не находил. Быстротой ума и сообразительностью он не отличался, спаси его Господи, вот ему и пришло в голову самое простое и самое честное: поговорить с тобой как мужчина с мужчиной, послушать, что ты скажешь. Ты велел ему ждать тебя в номере шестнадцатом, и дурачок помчался туда. Вот объясни мне, как по-твоему, он приемный? Или какая-то мутация?

— Его всю жизнь защищали, вот в чем дело.

— Только не в прошлое воскресенье. Он считал себя в полной безопасности, ты вывалил на него всю эту лицемерную чушь, что мне плел: об ответственности за семью, о собственном жилье… Но Кевин понял один простой и ясный факт: ты убил Рози Дейли. Этого он вынести не мог. Чем он достал тебя окончательно? Тем, что собирался при первой возможности все рассказать мне? Или ты даже не стал выяснять, а просто убил и его?

Шай вздрогнул, как загнанный зверь.

— Да ты и понятия не имеешь! — воскликнул он. — И никто никогда не имел.

— Ну так просвети меня, растолкуй. Для начала, как ты заставил его высунуться из окна? Классный фокус; хотелось бы узнать, как тебе удалось.

— А кто сказал, что это я?

— Расскажи, Шай. Я сгораю от любопытства. Когда ты услышал, как треснул его череп, ты еще оставался наверху или сразу побежал вниз, сунуть записку ему в карман? Он еще шевелился, когда ты пришел? Стонал? Узнал тебя? Просил о помощи? Ты стоял во дворе и смотрел, как умирает твой младший братишка?

Шай навис над столом, подняв плечи и опустив голову, словно противостоял сильному ветру.

— После твоего отъезда я двадцать два года ждал своего шанса… Двадцать два проклятых года! Ты не представляешь, каково это. Вы четверо жили своей жизнью, женились, заводили детей как нормальные люди, довольные, как поросята в луже. А я — здесь, безвылазно, в этой дыре… — Шай, стиснув зубы, тыкал пальцем в стол. — У меня тоже все могло быть. Я мог бы… — Он взял себя в руки, шумно перевел дыхание и глубоко затянулся. Его руки дрожали. — Теперь у меня снова появился шанс. Еще не поздно. Я еще молод, магазин раскручу, куплю квартиру, заведу семью — женщины меня любят. И никто не отнимет у меня этот шанс. Никто!

— А Кевин мог отнять, — заметил я.

Снова вздох, словно шипение хищника.

— Каждый раз, черт подери, как только я почую вкус свободы, один из моих родных братьев меня тормозит! Я пытался объяснить Кевину, только он не хотел понимать. Тупой придурок, избалованный ребенок, привыкший, что все само падает в руки… — Шай оборвал фразу, тряхнул головой и яростно смял сигарету.

— Ну да, так случилось. Снова. Надо же, какая невезуха!

— Бывает.

— Наверное. Знаешь, я бы на это купился, если бы не записка… Кевин выпал из окна, а тебе в голову внезапно пришло: «Господи, вот сейчас пригодится та бумажка, которую я таскаю с собой двадцать два года!» И что, ты бросился за ней домой, рискуя быть замеченным на выходе или на входе? Нет, записка была с тобой. Ты все спланировал.

Шай взглянул на меня — его глаза горели голубым огнем, пылали горячей ненавистью, почти вдавившей меня в спинку стула.

— А ты, сволочь, совсем обнаглел! И как у тебя совести хватает мне такое говорить?! По-твоему, я все забыл?

Тени в углах постепенно превращались в темные глыбы.

— О чем ты? — недоуменно спросил я.

— О чем? Да как ты смеешь меня называть убийцей, если…

— Послушай, если не хочешь, чтобы тебя называли убийцей, не надо убивать.

— Ты сам такой же. Большой человек, вернулся со своим жетоном, с полицейскими разговорами, с полицейскими приятелями… Другим морочь голову сколько хочешь, но меня не одурачишь. Ты такой же, как я. Точно такой же.

— Нет, не такой. Я никого не убивал. Это для тебя слишком сложно?

— Потому что ты такой хороший, ты святой, да? Что за хрень, тошнит просто… Дело не в морали, дело не в святости. Ты никого не убил только потому, что тебе девки яйца отдавили. Если бы ты не был подкаблучником, то стал бы убийцей.

В наступившей тишине тени копошились и росли по углам; снизу раздавалось бессмысленное бормотание телевизора. На губах Шая судорогой возникла ужасная улыбка. Впервые в жизни мне нечего было возразить.