Советизация новых областей проводилась уже отработанными методами: национализация, конфискация, раскулачивание, коллективизация, классовая борьба и террор. Сразу после вступления советских войск начинала работать репрессивная машина, очищая города и села от «враждебных элементов». Но были применены и некоторые «новинки», например массовая депортация; этот опыт очень пригодился при выселении народов-предателей. Причем на территориях Западной Белоруссии и Западной Украины депортация проводилась поэтапно, и первая носила ясно выраженный антипольский характер.
Вслед за «угнетателями» и агентами «шпионских органов разведки» злейшими врагами трудового народа были объявлены польские осадники и работники лесной охраны. 5 декабря 1939 года Совнарком СССР принял секретное постановление об их выселении из западных областей Украины и Белоруссии. 19 и 25 декабря Л.П. Берия направил соответствующие директивы органам НКВД УССР и БССР.
В свою очередь, нарком внутренних дел БССР Л. Цанава поставил задачу начальникам областных управлений «немедленно приступить и к 5 января 1940 года закончить составление точного учета всех осадников и членов их семей, проживающих на территории области по прилагаемой форме. Учет произвести под благовидным предлогом, не поднимая шума и не расшифровывая цели производимого учета. Таким предлогом может быть учет объектов обложения их хозяйств. Для проведения операции в каждом оперативном участке (охватывающем 250–300 семей) организовать оперативные тройки, возглавляемые начальником уездного НКВД или оперативным работником, специально командированным из областного НКВД… Особо злостных осадников, в отношении которых имеются материалы их антисоветской деятельности в прошлом или настоящем, арестовать с последующим оформлением их дел на особое совещание, а семьи выселить в общем порядке. Предусмотреть меры к недопустимости каких-либо эксцессов, контрреволюционных выступлений и волынок при проведении изъятия и выселения осадников… Еще раз напоминаем, что при проведении учета и разработки оперативных мероприятий должна быть соблюдена исключительная конспирация, чтобы предотвратить возможность бегства осадников».
Заранее была разработана и инструкция о порядке проведения операции по выселению: «Когда выясняются предварительные итоги обыска, осаднику (леснику) и всей семье предлагается одеться, после чего объявляется, что по решению правительства они переселяются в другую область (куда – не говорится). Выселенным разъясняется, что в новом месте жительства им будет предоставлено жилье и возможность работы. Предлагается собрать вещи, разрешенные к вывозу: одежду, белье, обувь, постельные принадлежности, посуду столовую, чайную, ведра, продовольствие из расчета месячного запаса на семью, мелкий хозяйственный и бытовой инвентарь, деньги (сумма не ограничена) и бытовые ценности, сундук или ящик для упаковки. Общий вес не более 500 кг на семью». Причем все это нужно было собрать спросонья («всей семье предлагается одеться»!) за два часа. От работников НКВД требовалось «не допускать ни в коем случае образования толпы» возле домов выселяемых, «действовать необходимо во всем твердо и решительно, без лишней суеты, шума и паники».
29 декабря Берия доложил Сталину о полной готовности «к проведению операции по выселению осадников и работников лесной охраны». На узловых станциях были приготовлены эшелоны «в составе 55 вагонов, оборудованных по-зимнему для людских перевозок», чекистские силы подкреплены красноармейцами и пограничниками. Акция началась одновременно в Белоруссии и Украине 9 февраля 1940 года в 21.00 и закончилась вечером следующего дня. К этому времени в Белоруссии в 1940 вагонов было загружено 6064 семьи осадников и 3746 семей лесников, общей численностью 53 тысячи человек. Всего же на спецпоселение в таежные районы страны было отправлено более 137 тысяч осадников и членов их семей. Там у них было только одно право и одна обязанность: «заниматься общественно полезным трудом на работах», предоставляемых им предприятиями соответствующих наркоматов и ведомств. Это, по мнению Сталина, лучше всего соответствовало их «национальным особенностям».
15 февраля Цанава информировал Москву и первого секретаря Пономаренко об успешном завершении операции: арестовано 307 человек, убито 4 человека и репрессировано после операции 197 человек.
Привлеченный в качестве добровольных помощников деревенский актив из числа середняков и бедняков мероприятия Советской власти всемерно поддерживал и с удовольствием принимал участие в выселении «сволочей». Это был тот краткий период сразу после выборов, когда на смену Временному управлению к власти пришли национальные кадры – братьям-белорусам и братьям-украинцам позволили немного «попанствовать» и свести счеты со своими «угнетателями».
Участник львовского подполья так характеризовал период «украинизации»: «После объявления о присоединении Малой Польши к СССР в середине ноября 1939 года началась стремительная насильственная украинизация края. Из учреждений убирали поляков, руководящие посты заняли чиновники, присланные из СССР, украинский и русские языки стали официальными, еврейский язык терпели, польского не признавали.
Украинизация проводилась при активном участии коммунистических и русофильских украинцев, которые относились к полякам гораздо нетерпимее, чем русские и украинцы, прибывшие из СССР. По всему городу были сбиты польские надписи (магазины, улицы, учреждения), но, однако, оставлены еврейские.
Украинизировано образование, осталось лишь небольшое число польских школ с обязательным изучением в них украинского языка. В высших учебных заведениях преподавание на польском запрещено. Проводились периодические принудительные наборы на работу в СССР, прекращен оборот злотого, рубль стал единственным платежным средством. Объявлено о национализации частных жилищ… Во всем крае воцарился экономический хаос».
«В занятых нами областях польская элита выкорчевана до 3 процентов», – докладывал Рейнгардт Гейдрих о работе, проделанной в генерал-губернаторстве.
«Польская интеллигенция должна исчезнуть», – заявил Роману Татарскому неизвестный русский полковник.
НКВД и гестапо решали польский вопрос «в обоюдном согласии», периодически собираясь на конференции и обмениваясь опытом.
Из Гродно, Бреста, Слонима, Пинска, Новогрудка, Кременца, Владимира, Ковеля, Волыни польское население было вывезено практически полностью.
Однако «период украинизации длился недолго. Начался период безоглядной русификации, террора и управления органами НКВД, который продолжается. Гражданская администрация укомплектована новыми направленцами из СССР – русскими и евреями, начата коллективизация и советская экономическая политика. Полностью перекрыта граница с немецкой оккупационной зоной. Проведена обязательная паспортизация населения, только имеющий советский паспорт может получить работу, многие, несмотря на все старания, паспортов не получили (представители имущих классов, члены польской администрации), образовался новый пролетариат, лишенный всяких прав. Благодаря массовой депортации в глубь России решена проблема беженцев, не имевшие советских паспортов отправлены в Сибирь. Проведена реорганизация НКВД и милиции. Проведен призыв в Советскую армию. Государственным языком сегодня считается русский, к еврейскому отношение терпимое, украинский сохранился только в школе и театре. В образовательную программу включено обязательное изучение русского языка, а львовский театр хоть и играет на украинском языке, пьесы ставит исключительно российские. Значительно усилился террор в отношении населения, особенно поляков, очевидно, с целью полной ликвидации польского элемента. Непрерывные аресты…»
С весны 1940 года все национальности западных областей зажили «полнокровной жизнью». Крестьяне, получившие землю и скотину помещиков и осадников, вдруг оказались колхозниками без земли и без скотины. В кратчайшие сроки укоренились в повседневности все атрибуты советского счастья: пустые прилавки и очереди, коммуналки и принудительные мобилизации, нищенская зарплата и трудодни, славословие на митингах и шепот на кухне, поиски врагов и аресты по ночам, запрет на свободу передвижения и закрытие церквей. Наконец, всех одарили восьмичасовым рабочим днем при семидневной рабочей неделе и запрещении самовольного увольнения с предприятий и учреждений.
В марте Политбюро приняло решение о расстреле польских офицеров, полицейских, жандармов, чиновников, членов «контрреволюционных шпионских и диверсионных организаций», находившихся в тюрьмах и лагерях военнопленных, – «без вызова арестованных и без предъявления обвинения».
В апреле – вторая массовая депортация, в эшелоны грузили служащих полиции, суда, прокуратуры, деятелей культуры, священников, учителей, врачей, агрономов, «кулаков», членов политических и общественных организаций, семьи ранее арестованных «врагов», беспаспортных беженцев, польских коммунистов еще старой, коминтерновской закалки.