Миссис Сепульвида и мистер Пуанзет следовали позади всех в открытом кабриолете. Когда они уже проехали значительную часть пути, Артур спросил свою спутницу, почему ее так встревожила близость моря.
— Старые люди рассказывают, — ответила донна Мария, — что однажды весь Сосновый мыс — надеюсь, вы еще помните Сосновый мыс, мистер Пуанзет? — был затоплен огромной волной, поднявшейся после землетрясения. Скажите мне лучше, верите вы тому, что пишет этот Конрой?
— Конечно, — не задумываясь, ответил Артур.
— Значит, действительно… может случиться… что бумаги этого акционерного общества… обесценятся?
— Вполне вероятно.
— А если я признаюсь вам, что имела глупость вложить в них немалые деньги, что вы скажете тогда? То же, что говорили вчера, или нет?
— Что я скажу? — повторил Артур, перекидывая вожжи в левую руку, чтобы высвободить правую (бог его знает, для чего ему это понадобилось). — Скажу, что убежден еще более, что вам нужен человек, который заботился бы о вас.
Поскольку сцену, последовавшую за этой остроумной репликой Артура, трудно согласовать с тем ответом, который миссис Сепульвида дала несколькими главами выше на вопрос донны Долорес, то я и не стану ее описывать. Лишь скромно замечу, что кабриолет сильно отстал от кареты и с опозданием прибыл к внушительному особняку мистера Дамфи на Ринкон-Хилле, где гостей ожидал отлично сервированный ужин. Мистер Дамфи был так весел, что даже превозмог свое старое недоверие к Артуру и робость перед ним, а равно и недавнее ревнивое чувство; он заговорил с ним доверительно и приветливо, чем немало удивил и позабавил этого самонадеянного джентльмена, который в этот вечер, по неким, только ему известным причинам, вел себя еще спесивее обычного. Артур знал наверняка или, во всяком случае, считал, что знает наверняка, что мисс Ринграунд нисколько не интересуется ни мистером Дамфи, ни его капиталами и кокетничает с ним с единственной целью доставить огорчение своим соперницам; потому его рассмешило, когда, выждав, чтобы дамы удалились, Дамфи задержал его в вестибюле и избрал поверенным своих чувств к этой молодой особе.
— Я деловой человек, Пуанзет, и много реже бываю в свете, чем вы, но, на мой взгляд, в девочке нет ни капли лукавства.
Артур, разумеется, рассыпался в комплиментах мисс Рози. Мистер Дамфи, по какой-то непонятной аберрации, отнес значительную долю похвал на свой счет, что еще более подстегнуло его и даже побудило к более обильным, нежели обычно, возлияниям. Новая бутылка шампанского как бы смыла до конца последние подозрения против Артура, какие у него еще оставались, и он горячо пожал руку молодому человеку.
— Послушайте-ка, Пуанзет, если у вас есть надобность посоветоваться со мной, спрашивайте без церемоний. Я и сам вижу, что у вас что-то наклевывается со вдовой — можете положиться на меня: я человек чести, мой мальчик! — а ведь она изрядно увязла в этой жиле Конроя. Но я выручу ее, да и вас тоже, черт меня подери! Эта вдовушка — находка, Пуанзет, и я хочу, чтобы она вам досталась. Вы понимаете меня, не правда ли? За друзей я стою горой, Пуанзет, черт меня подери! Держитесь взятого курса, это я вам говорю, держитесь взятого курса, женитесь на вдове. Стоящее дельце, и вы не раскаетесь, будь я проклят! Ведь если хорошенько подумать, мы с вами стариннейшие друзья. Помните, как мы повстречались в Суитуотере?! Спешите? Что ж, правильно. Она, наверное, вас ждет. Послушайте-ка, что я скажу, Пуанзет, видите этот цветок у меня в петлице? Она мне его подарила! Рози! Каково? Провалиться мне на этом месте, если вру! Ха-ха-ха! А не дернуть ли нам еще по стаканчику? Откупорим бутылочку, а? Не хотите? Ну, как знаете…
Обуреваемый одновременно смехом и невольным чувством отвращения, Артур силой вырвался из объятий великого финансиста и тем положил конец его пьяным излияниям.
Когда мистер Дамфи, пошатываясь, вернулся в гостиную, его ждал слуга с визитной карточкой в руках.
— Джентльмен говорит, что пришел по важному делу и должен видеть вас немедленно, — торопливо доложил слуга, заранее предвидя брань и ярость хозяина. — Говорит, что вы заинтересованы в этом деле больше, чем он, Ждет вас с того самого часа, что вы вернулись.
Мистер Дамфи поглядел на карточку. На ней было начертано карандашом: «Полковник Старботтл из Сискью. По срочному делу». Мистер Дамфи на минуту задумался. Магическое слово «по делу» решило вопрос.
— Просите его… в контору, — сказал он злобно и проследовал туда сам.
Другой человек, менее практического склада, чем Питер Дамфи, непременно назвал бы эту роскошную, эффектно обставленную комнату библиотекой. На дорогих полках красного дерева рядами стояли книги самого разнообразного содержания, новехонькие, нетронутые, вопиющие к небесам как своим содержанием, так и кричаще яркими обложками. На стенах висели подшивки газет и биржевых бюллетеней. В горке, на выложенных бархатом полочках лежали образчики среброносных и золотоносных руд. Дальше шла карта острова, находившегося во владении мистера Дамфи, и морской вид с изображением парохода, принадлежавшего ему же. На первый взгляд могло показаться, что дурно написанная лубочная картина с тропическим пейзажем и кусочком взморья на переднем плане не имеет прямого отношения к коммерции, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что и там, под развесистой пальмой, стоит сахароварня, принадлежащая мистеру Дамфи и предназначенная им ж продаже.
В комнату вошел человек высокого роста, явно расположенный к полноте, с которой, впрочем, он вел борьбу, туго перетягивая свой синий сюртук в талии. Этим способом он перегонял брюхо в грудную клетку, которую обычно принято считать сферой моральных эмоций, и тем создавал у зрителей весьма превратное представление о своей особе. Воротничок у полковника был широчайший, с отворотами щегольского покроя; черный шелковый галстук обвивал ему шею свободными складками, после чего ниспадал на пластрон и на белый с золочеными пуговицами жилет. Общее впечатление от этой части его туалета было таково, как если бы полковник был цветущим деревом, бутоны на котором уже полопались и должны вот-вот раскрыться. Над этим бурным цветением возвышалась прямо посаженная голова с орлиным носом; щеки у полковника были багровые, глаза выпучены, словно от удушья; подбородок обильно смочен потом. Полковник вошел слегка пританцовывающим шагом, по которому мы безошибочно узнаем человека, стесняющегося своей полноты. На согнутом локте у него висела трость; в одной руке он держал шляпу с широкими полями, в другой — огромный белый носовой платок. Изящным жестом сунув платок в жилетный карман и положив шляпу на стол к мистеру Дамфи, полковник, не дожидаясь хозяйского приглашения, опустился в кресло и оперся на трость в позе непринужденного ожидания.