Читать интересную книгу Глядящие из темноты - Максим Голицын

— Больше тебе нечего бояться.

Потом повернулся и, не оглядываясь, вышел из женских покоев.

* * *

Пролом в стене зиял, точно выбитые зубы, уцелевшая створка ворот покачивалась под напором толпы. Леону пришлось отступить в сторону, чтобы его не смели обезумевшие, оборванные, разгоряченные люди. Он прижался к стене, ожидая, пока схлынет поток нападающих. Никто не обращал на него внимания.

— Сударь, — раздался голос совсем рядом. «Пошел за нами… Ишь ты…»

— Айльф! — Он раздраженно отмахнулся. — Пошел вон. Тебе тут нечего делать.

— Я подобрал нож, сударь, — деловито сказал юноша, не обращая внимания на его вопли. — Хороший нож, такую сталь из-за гор возят. Пригодится.

— Там, куда я иду, мне не нужен нож, — сказал он. — А ты — свободен.

— Никто из нас не свободен, Леон. — Айльфу тоже пришлось возвысить голос, чтобы перекричать треск огня и грохот падающих бревен. — Вы-то пришли со стороны, и то, поглядите, что они с вами сделали! Незаметно, тишком… А теперь сидят там, внизу, смотрят на вас и усмехаются. Как амбассадор Берг из-за куклы голову потерял… А ее, той девки, вообще не существует — одна пустая оболочка. Да и вы чем лучше — вон, безвинного человека убили за одно только, что он выдумал такое, про что в вашем мире уж и думать позабыли — то-то они, наверное, хохотали, когда вы в его вонючие горшки заглядывали! Они все могут — что им стоит показать, как какая-нибудь деревяшка неразумная знаки подает, ну и задурили голову этому дурачку святому отцу и тупорылому сиятельству — воевать ему, вишь, захотелось… Пожалуйте вам войну — по первому разряду! А конец света не хотите? Ну так будет вам конец света!

— Ну, хватит! — прокричал Леон. Огонь подступал все ближе, он закрыл лицо рукой, заслоняясь от жара. — Сам все знаю!

— Ну так пошли, раз знаете! Может, у вас-то и достанет сил, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Вы-то сами по себе. Хоть они и вам могут голову задурить, но полной силы над вами у них нет. Я давно понял, что вы видите побольше нашего — огни там, на горе этой…

«Да, — подумалось Леону, — с этого ведь все и началось, с этих огней. Что это было — какой-то обычный процесс, технологические отходы — нечто вроде побочных продуктов жизнедеятельности? Или что-то из ряда вон выходящее, специально на этот случай, — ведь для того, чтобы устроить спектакль такого масштаба, им пришлось изменить даже климат… Остаточная энергия, испускаемая в виде светового излучения, результат работы какого-то неведомого устройства? А потом была нищая деревушка на берегу Мурсианского озера, а потом Ворлан… И заброшенные серебряные копи в недрах горы. И младенцы в священной роще… Изымают ли они живой материал, который им не нужен, чтобы сохранить его в каких-то неведомых лабиринтах, где секунда тянется веками, чтобы использовать его потом… или расходуют, не жалея… Потому что нет ничего дешевле человеческой жизни… даже для самого человечества».

— Вы говорили, что когда-нибудь придет ваш корабль, — угрюмо сказал Айльф. — Это правда или вы просто цену себе набивали?

— Правда…

— Может, у ваших достанет сил, чтобы выкурить их отсюда, как осиное гнездо. Пусть оставят нас в покое — нечего им тут делать…

«Красный Сигнал, — думал Леон, — Берг был прав — то, с чем они столкнулись, это нечто настолько чуждое, что ни о каком контакте речь не может идти. Самое правильное будет — эвакуировать базу, закрыть планету, запустить в тоннель перехода челнок с ядерным устройством на борту и подорвать… вновь захлопнуть тоннель надолго, навсегда — и забыть обо всем…»

— Куда идти-то, хоть знаешь? — вздохнул он.

— Нет… — В широко раскрытых глазах юноши сверкали отблески огня. — Какая разница? Они везде…

«Они могут взять его под свой контроль в любой миг, — подумал Леон, — вот в чем беда».

— Ладно, — сказал он, — раз они везде, мы столкнемся с ними так или иначе… Сейчас самое главное — остановить Берга. Нам нужно пробраться в замок.

* * *

Они ввалились в замок — толпа людей, вооруженных дубинками и кольями, и людей Эрмольда среди них было на удивление мало. Остатки дружины Ансарда продолжали держаться на стенах, осыпая нападающих камнями и дротиками, но потом их смели. Люди носились по лестницам и гулким переходам, сновали туда и сюда, ища Ансарда и святого отца, но наткнулись лишь на вытянувшуюся на кровати леди Герсенду. Когда они поняли, что она мертва, то в раздражении, что кто-то успел раньше, тело выкинули из окна, и она лежала теперь во дворе, широко раскинув руки. Наконец схватили маленького пажа — единственного пажа, чудом уцелевшего в осажденном замке, — который дрожал, забившись в нишу под перекрещенными копьями и нависшей над ними кабаньей головой. Но выпытать у него, где находится примас, они не смогли — мальчишка молчал, скорее всего, просто по неведению, и лишь тупо тряс головой. Тогда они проткнули его одним из копий, пригвоздив к дощатому настилу, и ринулись дальше по коридору, но вдруг застыли, когда в глубине его появилась мерцающая женская фигура.

— Святая Карна, — прошептал кто-то.

Она чуть заметно улыбнулась и неслышно пошла вниз по лестнице, и озверевшая толпа последовала за ней — почему-то на цыпочках. Она шла вниз во тьму, но людям легко было не терять ее из виду, поскольку она светилась мягким холодным светом, точно гнилушки на болоте.

У тяжелой двери, ведущей в замковую часовню, она остановилась.

Положила узкую белую ладонь на дверь — и та неожиданно легко открылась под ее рукой, открыв взглядам толпящихся на пороге людей алтарь, скудно освещенный двумя съежившимися огарками. Примас был здесь — он сгорбился у алтаря, упав на колени, и даже не обернулся — сначала. Девушка посторонилась, обернулась, вновь улыбнувшись спокойной мягкой улыбкой. Потом она так же бесшумно двинулась навстречу смолкшей толпе — люди раздвигались, пропуская ее, — и, медленно пройдя по коридору, исчезла во тьме. Они все еще толпились на пороге, не решаясь войти.

— Почему вы ушли? — пробормотал священник, голос его постепенно набирал силу. — Почему больше не разговариваете со мной? Двое единых, Двое вечных… Вот я тут, перед вами…

— Проси их, — мрачно сказал здоровенный кожевенник, раздвигая толпу плечами, — хорошенько проси…

— Низвергнете на их головы…

Примас выпрямился, поднял руки, по низкому потолку метнулись темные тени, люди на миг отшатнулись.

— Гром небесный… Страшен будет ваш гнев, и…

— Да заткните же ему пасть, пока Двое не поразили нас всех!

— Вы вели меня неторными дорогами… И упокоите на тучных пажитях.

Слова приходили сами собой, точно кто-то незримый шептал их ему в ухо, обдавая щеку огненным дыханием.

— И когда пройду я долиною смертной тени… не убоюсь я зла… Твой меч и твой посох… они обороняют меня…

— Помилуй меня Двое… — Кожевенник выступил вперед. — Он обезумел.

— Там свет, — тихо сказал священник, — я вижу его… Вижу сияющий престол… Больно глазам…

— Во славу Светлого… Во искупленье Темному…

— Да простится им, ибо не ведают, что творят…

Они потащили его из часовни, поскольку были людьми богобоязненными и не хотели осквернять алтарь, и поволокли во двор замка… Он больше не обращался к Свету — чья-то жесткая рука зажимала рот. Возможно, он по-прежнему надеялся на чудо — до той последней минуты, когда ему раскроили череп обоюдоострой секирой. Примас покачнулся в руках, которые его держали, но, прежде чем упасть, он получил еще один удар, который разрубил ему лицо поперек…

На его распростертый труп, раздетый донага и забросанный камнями и грязью, Леон наткнулся, когда вместе с Айльфом, уклоняясь от падающих сверху пылающих балок, ухитрился подобраться вплотную к взломанным дверям Солерского замка. Но он не узнал святого отца. Его бы не узнал никто.

* * *

Какое-то время Берг стоял на площади перед замком, озираясь по сторонам. Топор оттягивал руку и казался до нелепости патетичным. Словно намек на то, что все это игра, все — не всерьез, шутовское, ненастоящее средневековье, и сам он — шут… Мимо пробегали люди — никто не обращал на него внимания. Еще одно тело, тело женщины, лежало на груде камней — руки нелепо раскинуты в стороны, платье задралось, белые ноги светились в темноте. Берг осторожно перевернул ее, голова беспомощно качнулась на сломанной шее из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, но волосы под сбившимся покрывалом были темными. Не сразу, но все-таки он узнал Герсенду. Багровая волна ужаса и гнева нахлынула на него, он встал с колен и, подхватив топор, ринулся по ступеням, расталкивая бегущих горожан. От него шарахались.

— Сорейль! — крикнул он.

— Эй! — откликнулось эхо.

Топот слышался в гулких коридорах — кто-то убегал или преследовал, черные тени метались в дыму, он кашлял и задыхался, натыкаясь на бессильно раскинувшиеся тела, отдергивая тяжелые портьеры и срывая со стен выгоревшие, провонявшие копотью шпалеры. Почему-то он побежал в посольское крыло — словно надеялся, что она ожидает его там, среди знакомых предметов обстановки. Но бывшие посольские помещения были совершенно пустыми — в комнатах остались поспешные следы грабежа: перевернутый, выпотрошенный тяжелый сундук, сваленная на пол груда одежды… Коридор, ведущий в покои Герсенды, был пуст, каменные плиты пола выщерблены и заляпаны кровью. Он наткнулся на пригвожденный к стене труп мальчика-пажа и выдернул копье — тело сползло на пол, как будто из него вместе с копьем ушли остатки жизни, или видимости жизни…