Я поднял руку, чтобы постучать, и дверь отворилась сама собой с мелодраматическим как в дешевых голливудских фильмах скрипом несмазанных петель.
– Заходи, мальчик, – произнес голос – точнее, даже не голос, а скрипучий шепот. – Мы тебя ждали.
Еще раз м-мм… Я вытер вспотевшие ладони о джинсы и проверил, крепко ли я держу свои жезл и посох. Только потом я перешагнул порог и вступил в полумрак помещения.
Весь дом занимала одна комната. Пол был деревянный, из старых, потрескавшихся досок. Вдоль каменных стен выстроились полки. В дальнем углу, у очага стояло кресло-качалка, а рядом с ним – деревянная прялка. Кресло со скрипом покачивалось – в нем кто-то сидел, хотя я не видел ничего, кроме шали и чепца – так обычно пытаются изобразить фигуру с помощью свертка одеял. На каминной полке лежало несколько вставных челюстей более-менее человеческого размера. Одна казалась совершенно нормальной, с белыми, ровными зубами. Следующая была гнилой, со стертыми резцами и сломанными мостами. Зубы у следующей были заостренными, в зловещих бурых потеках, с застрявшими в них кусками гнилого мяса. Последняя была изготовлена из какого-то сверкающего серебристого металла.
– Забавно, – послышался со скрипучего кресла такой же скрипучий голос. – Очень даже забавно. А ты почувствовала?
– Э… – неуверенно произнес я.
Из противоположного угла комнаты послышался новый голос, и я обернулся в ту сторону. Другая женщина, сгорбленная от старости, смахивала тряпкой пыль с полки и возвращала на вытертое место бутылочки и пузырьки. Она повернулась и смерила меня взглядом зеленых глаз; лицо ее оказалось, конечно, морщинистым, но очень даже еще румяным.
– Конечно, почувствовала. Бедный мальчик. Он идет по тернистой тропе, – пожилая дама подошла ко мне и положила руки мне на виски, заглянув в глаза. – Шрамы. Много шрамов. Покажи язык, мальчик.
Я удивленно зажмурился.
– А?..
– Высунь язык, – повторила она требовательным тоном. Я повиновался. Она внимательно изучила мои язык и горло.
– Впрочем, он силен, – произнесла она. – И может вести себя умно. Порой. Похоже, твоя дочь не ошиблась с выбором.
Я закрыл рот, и она отпустила мою голову.
– Мать Лето, полагаю?
Она улыбнулась мне.
– Да, лапочка. А это Мать Зима, – она небрежно махнула рукой в сторону кресла у огня. – Не обижайся на то, что она не встает. Время года, видишь ли, неподходящее. Дай-ка мне ту метлу.
Я поморгал, но послушно взял стоявшую в углу растрепанную метелку на корявой палке и передал ее Матери Лету. Пожилая дама взяла ее у меня и принялась подметать пыльный пол.
– Ха, – шепотом заметила Мать Зима. – Ты только поднимаешь пыль; она все равно ложится на место.
– Дело в принципе, – возразила Мать Лето. – Верно ведь, мальчик?
Я чихнул и сдержанно ругнулся про себя.
– Э… прошу прощения, леди. Я надеялся, вы могли бы ответить мне на пару вопросов.
Чепец Матери Зимы чуть повернулся в мою сторону. Мать Лето прекратила свое подметание и внимательно посмотрела на меня своими блестящими зелеными глазами.
– Ты ждешь ответов?
– Да, – признался я.
– Как можешь ты ждать ответа, – Мать Лето чихнула, – если ты еще не знаешь правильных вопросов.
– Э… – повторил я. Воплощенная сообразительность – это про меня.
Мать Лето покачала головой.
– Раз так, предлагаю обмен, – сказала она. – Мы зададим вопрос тебе. А в обмен на ответ каждая из нас ответит на интересующий тебя вопрос.
– Мне нечего возразить, но вообще-то я здесь не затем, чтобы вы задавали вопросы мне.
– Ты уверен? – спросила Мать Лето. Она промела пол передо мной и теперь гнала пыль к двери. – Откуда тебе знать, что это так?
– Она готова трепаться весь день, – донесся до меня неодобрительный шепот Матери Зимы. – Отвечай на наши вопросы, парень. Или выметайся.
Я сделал глубокий вдох.
– Ладно, – буркнул я. – Спрашивайте.
Мать Зима повернулась обратно к огню.
– Ты просто ответь нам, парень. Что важнее? Тело…
– …или душа? – договорила за нее Мать Лето. Обе замолчали, и ощутил на себе их взгляды – словно кожу мою осторожно тыкали кончиками ножей.
– Я полагаю, это зависит от того, кто и кого спрашивает, – произнес я, наконец.
– Мы спрашиваем, – шепнула Зима.
Лето кивнула.
– И мы спрашиваем тебя.
Я обдумал ответ.
Черт, я даже сам удивился тому, что подумал, прежде чем ответить.
– Раз так, я сказал бы, что будь я старым, дряхлым, одной ногой в могиле, я верил бы в то, что душа важнее. А будь я человеком, которого готовы сжечь ради спасения его души, я полагал бы, что важнее тело.
Последовала долгая пауза. Я поймал себя на том, что беспокойно переминаюсь с ноги на ногу.
– Неплохо сказано, – заметила, наконец, Мать Зима.
– И достаточно умно, – согласилась Лето. – Почему ты ответил именно так, мальчик?
– Потому что это глупый вопрос. На него не ответить однозначно – только так, или только иначе.
– Вот именно, – кивнула Лето. Она подошла к очагу и достала из печки противень с длинной рукояткой. На противне лежал круглый каравай хлеба. Она выложила его на подоконник остывать. – Мальчик видит то, чего не видит она.
– Просто это не в ее натуре, – пробормотала Зима. – Она такова, какая есть.
Мать Лето вздохнула и кивнула.
– Странные времена…
– Погодите-ка, – вмешался я. – О ком это вы здесь говорите? О Мэйв, так ведь?
Мать Лето издала негромкий кашляющий звук, который вполне мог быть и смехом.
– Я ответил на ваши вопросы, – сказал я. – Теперь ваша очередь.
– Терпение, мальчик, – сказала Мать Лето. Она сняла с крюка над огнем чайник и разлила чай в две чашки. Потом добавила в них что-то вроде меда, сливок, и протянула одну Матери Зиме.
Я подождал, пока обе не отопьют немного, потом снова вмешался.
– Ну ладно, терпению есть предел. У меня нет возможности ждать. Сегодня летнее равноденствие. С полуночи сила начнет перетекать к Зиме, и Мэйв попытается использовать Каменный Стол, для того, чтобы окончательно похитить мантию Летнего Рыцаря.
– Разумеется. Этого необходимо избежать любой ценой, – Мать Лето заломила бровь. – Так каков твой вопрос?
– Кто убил Летнего Рыцаря? Кто украл его мантию?
Мать Лето бросила на меня разочарованный вздох и отхлебнула глоток чая.
Мать Зима поднесла чашку к чепцу. Я так и не видел ее лица – но руки ее казались иссохшими, а ногти тронуты синевой.
– Ты задаешь глупый вопрос, парень, – произнесла она, опустив чашку. – Ты ведь умнее этого.
Я скрестил руки на груди.
– О чем это вы?
Мать Лето хмуро покосилась на Зиму, но все же ответила.
– О том, что не столько важно – «кто», сколько – «зачем».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});