Читать интересную книгу Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного (Рим, Иудея, эллины) - Всеволод Вихнович

Как указывал Светоний, Август, желая сплотить провинциальную аристократию, поощрял семейные связи между вассальными царями. В частности, Ирод породнился с царем Каппадокии Архелаем, поскольку его сын Александр женился на его дочери Глафире. (Показательно, что при женитьбе иудеев на неиудейских женщинах от них не требовалось перехода в иудаизм. Однако от женихов иудейских женщин, как в случае с Силлеем, это непременно требовалось.) Позднее как родственник Ирода, Архелай принимал активное участие в трагических событиях при дворе Ирода, в которые были вовлечены Александр и Глафира. При этом заметную роль играл посланник Архелая при дворе иудейского царя.

Ещё одним «клиентом-правителем», с которым Ирод поддерживал отношения, был Гай Юлий Эврикл, командовавший спартанским отрядом во время битвы при Акциуме и занимавший пост фактического правителя Спарты. Иудейский царь, вероятно, познакомился с ним во время путешествия по Пелопоннесу на пути из Рима. Подобно Ироду, Эврикл был страстным строителем, а Спарта была одним из городов, получивших дары от Ирода. Эврикл нанёс ответный визит в Иерусалим, где сыграл важную роль во время острых конфликтов при царском дворе.

Но разумеется, столь тесные и дружеские связи иудейского царя, его семьи и придворных с миром римско-эллинистических язычников по-разному воспринимались всем иудейским сообществом того времени.

Глава 20.

ЦАРСТВО ИРОДА И ИУДЕЙСКИЙ МИР

Представление иудеев о царстве Земном и Небесном. Вселенское и национальное в Священном писании. Фарисеи и римская власть. Преимущества политики Ирода для Иудеи. Попытка примирения с фарисеями. Гилель. Иродиане в Иудее и диаспоре. Агриппа защищает и гарантирует права иудеев в греческих городах.

По точному определению автора классического труда «История еврейского народа в эпоху Иисуса Христа» Э. Шюрера, «хотя, в частности, в целом его (Ирода) правление было блестящим, оно не было счастливым»{211}. Это объясняется тем, что разумной политикой Земного царства нельзя осчастливить людей, уверенных в неизбежном приходе Помазанника Божия — Мессии и возникновении царства Небесного. По убеждению духовных вождей большинства иудейского народа, судьба избранного народа предначертана в Священном Писании, и даже временное земное благополучие в этой бренной жизни не может её изменить. При этом, как писал великий русский религиозный философ В.С. Соловьёв, «царство Мессии для ожидавших его иудеев должно было иметь не исключительно политический, а религиозно-политический (выделено автором. — В. В.) характер, оно должно было представляться им не в исключительно чувственных образах»{212}. Такие обстоятельства позволяют объяснить всю сложность отношений с иудейским миром царя Ирода — казалось бы, нового Соломона, обеспечившего на протяжении почти 40 лет Иудее мир, спокойствие, невиданное благополучие, строителя великолепного Иерусалимского Храма.

Ирод как реальный политик того времени был убежден в том, что возникновение огромной, охватывающей почти весь тогдашний цивилизованный мир Римской империи является истинным всеобщим спасением, посланным самим Провидением. Естественно, что все блага, связанные с единством этого мира, должны распространяться и на иудейский народ, как и на все подвластное Риму человечество. Поэтому его задача как мудрого политика и друга римского императора — добиться признания того, что именно с ним, Иродом, народ связал начало реального воплощения царства Мессии.

Несомненно то, что успехи царя в управлении царством и покровительстве иудейским общинам за пределами Иудеи, а также дружба с римскими властями завоевали ему среди иудеев сторонников, о чём будет сказано далее. Однако в целом такие взгляды находились в остром противоречии со сложившейся определённой духовной иудейской традицией во времена Второго Храма. Оно окончательно сформировалась уже после возвращения иудеев на родину из Вавилонского пленения и пребывания под властью персов и наследников Александра Великого.

Жизнь в плену с 586 года по 538 год до н.э., в достаточно благоприятных условиях в Вавилонии, бывшей одним из центров тогдашней культуры, многому научила иудейских пленников в культурном отношении. Однако вместе с тем только укрепилось убеждение, что Израиль и языческие народы — это противостоящие друг другу миры, соединение которых совершенно невозможно. Безусловно, превосходство веры Израиля над религией других народов и ранее было решительным образом провозглашено пророками. Как сказано пророком Иеремией, Бог Израиля — «источник воды живой», напротив, боги других народов — «водоёмы разбитые, которые неспособны держать воды», и народ не должен менять «славу свою на то, что не помогает»{213}. Причём пророки утверждают, что отличие еврейского народа от других народов основывается исключительно на приверженности своему учению, его нравственных заповедях, а не каких-то врождённых преимуществах. Пророк Амос говорит: «Не таковы ли, как сыны эфиоплян, и вы для меня, сыны Израилевы? говорит Господь. Не Я ли вывел Израиля из земли Египетской, и филистимлян — из Кафтора, и Арамлян — из Кира»{214}. Более того, пророки провозглашали, что наступит день, когда Господь даст «народам мира уста чистые, чтобы все призывали имя Господа и служили Ему единодушно»{215}. Иначе говоря, в тот день все примут веру народа Израиля, и все народы составят единую общину.

Правда, из этих основных положений, судя по Священному Писанию, вытекали две тенденции — национальная и вселенская. Первая особенно усилилась в период Вавилонского пленения во время пребывания в языческом окружении. Это видно из книги пророка Иезекииля, служившего в среде изгнанников. В его пророчестве четко выражалась идея, что вся жизнь изгнанников должна основываться только на изучении и соблюдении законов Торы, и самым тщательным образом необходимо проводить разделение между святым и скверной, между нечистым и чистым. Святая земля Иудея, Иерусалим в его центре, Храм в центре города образуют нерасторжимое единство святости. Все, что вне её, является профанным и нечистым. Из этого вовсе не следует, что чужие должны изгоняться из Святой земли. Наоборот, Иезекииль называет князей Израиля «волками, похищающими добычу»{216}, осуждаются лжепророки, в частности, за то, что «пришельца угнетают несправедливо»{217}, полагается даже давать земельный надел в наследие «иноземцам, живущим у нас»{218}. Правда, здесь речь идет только о уже живущих в земле Израиля. Однако иноземец, который приходит извне, не может присоединиться к наследию Бога.

Особенно остро эти идеи стали звучать после возвращения части иудеев из Вавилонского плена и начала восстановления Храма. Гневные слова безымянного пророка, условно именуемом Тритоисайя, явно свидетельствуют о состоянии народной религии возвратившихся из вавилонского плена в Сион евреев: Господь обращается к «народу, который постоянно оскорбляет Меня в лицо, приносит жертвы в рощах и сожигает фимиам на черепках, // Сидит в гробах и ночует в пещерах; ест свиное мясо, и мерзкое варево в сосудах у него; // который говорит: “остановись, не подходи ко мне, потому, что я свят (недоступен) для тебя”»{219}. И далее: они, «которые оставили Господа, забыли святую гору Мою, приготовляете трапезу для Гада и растворяете полную чашу для Меня»{220}.[4]

Таким образом, вместо представления народа Израиля как светоча народов, дружбы и семейных связей с окружающим миром получилось обратное. Это объясняет появление у Тритоисайи впервые выражения «семя Иакова»{221}, «семя, благословенное Господом»{222}, которое отделяется от понятия «сыновья иноплеменников»{223}. Пророк не устает величие первых противопоставлять подчиненности вторых, при этом он не отвергает «сыновей иноплеменников», если они «присоединяются к Господу». Правда, затем утверждается, что Бог обещает когда-нибудь: «Приду собрать все народы и языки, и они придут и увидят славу Мою… и из них буду также и в священники и левиты»{224}. Однако пока что у этого пророка явно доминирует идея о национально-расовом обособлении и замкнутости.

Страстными поборниками этих идей стали Ездра (Эзра) и Неемия, возглавлявшие народ во время восстановления Второго Храма. Смешение с язычниками, по утверждению Ездры, — страшный грех. «Мы отступили от заповедей Твоих (Бога) // Которые заповедывал Ты через рабов Твоих пророков, говоря: «земля, в которую идёте вы, чтоб овладеть ею, — “земля нечистая, она осквернена нечистотою иноплеменных народов, их мерзостями, которыми они наполнили её от края до края в осквернениях своих. // Итак дочерей своих не выдавайте за сыновей их, и дочерей их не берите за сыновей ваших, и не ищите мира их и блага их вовеки, чтобы укрепиться вам…” // неужели мы опять будем нарушать заповеди Твои и вступать в родство с этими отвратительными народами? Не прогневаешься ли Ты на нас даже до истребления нас, так что не будет уцелевших и не будет спасения?»{225} Он же говорил о породнившихся с народами иноплеменными: «Взяли дочерей их за себя и за сыновей своих и смешалось семя святое с народами иноплеменными»{226}. Есть основания полагать, что Эзра и Неемия зашли настолько далеко, что не делали разницы между обратившимися в иудаизм язычниками и прочими язычниками. Ведь, несомненно, многие иноплеменные жены иудеев, возвратившихся в Сион, приняли веру своих мужей. Тем не менее, Эзра требовал обязательного развода с ними.