Читать интересную книгу Восемнадцатый скорый - Владимир Муссалитин

— Может, еще разок попробуем? — весело прищурился Исмаилов.

— Можно! — охотно согласился Родин.

— Ишь нос раскатал. Хорошенького, как говорят, понемножку. Ну, пошли к нашим.

Исмаилов перебросил парашют, через плечо, и они заторопились к месту сбора, где раздавались возбужденные голоса удачно приземлившихся парней.

XVIII

С Борисенко творилось неладное. Он стал плохо спать, много курить. Прежде он смотрел на сигарету, скорее, как на забаву. Выкурит с кем-либо из приятелей за компанию пару-тройку сигарет за день, и то так, не в затяжку, лишь бы слегка пощекотать нервы, — теперь же пристрастился к табаку всерьез, испытывая потребность в нем, жадно, с неведомым ранее наслаждением, докуривая до конца сигарету, словно в ней была сокрыта какая-то неизвестная ему истина. На день едва хватало пачки.

— Да ты никак, друг любезный, курить стал, — поймала его как-то с поличным супруга.

Курил он только на работе, а тут забыл выложить пачку, и Лидия, пришивая к пиджаку оторвавшуюся пуговицу, обнаружила сигареты, словно уличив его в чем-то тайном, недозволенном. Странно, но ему не хотелось, чтобы она знала о его новом пристрастии.

— Мало что может у меня там лежать, это вовсе не значит, что ты должна проверять карманы.

Эти слова огорошили ее. Она так и застыла с иголкой в руках. Получилось резко, но ему и хотелось, чтобы это было именно так. Ибо она, только она, как думалось Борисенко, была виной его неудавшейся личной жизни.

Спать в ту ночь легли порознь. Лидия даже стелить себе не стала, бросила подушку на софу и легла, как была в халате, набросив на ноги плед.

В минуты размолвок у них иногда случалось такое, но раньше кто-либо пытался восстановить мир: то он, выйдя на кухню за стаканом воды, как бы между прочим окликнет ее, то она, сославшись на страх быть одной в комнате, залезет к нему под теплое одеяло. Теперь же, и каждый понимал это, на скорое примирение рассчитывать не приходилось. Да и к лучшему, решил, не больно печалясь, Борисенко. Говорить все равно не о чем. Все, что нужно было сказать друг другу, давно уже сказано.

Перемену в нем заметили и на работе. Его сумрачность, раздражительность были непривычны. Всякие попытки сослуживцев узнать, что происходит с ним, он нетерпеливо обрывал, еще больше нервничая. Истинных друзей, с кем бы он мог поделиться, на работе у него не было, а открывать душу посторонним было глупо. Личное, оно и должно оставаться личным.

По роду службы ему иногда приходилось заниматься семейными конфликтами, и всякое подобное разбирательство, вмешательство в семейные дела чужих людей, всякий раз представлялось ему дикостью. Как правило, это ничего не давало, наоборот, еще больше усугубляло отношения противных сторон.

Знакомый с чужими драмами, он теперь как бы отстранение, со стороны смотрел на отношения свои с Лидией. Казалось бы, очевидного повода для разлада нет, внешне все пристойно. И сослуживцы немало бы удивились, узнав, что отношения у них не складываются. Лидия — хорошая хозяйка. И приготовить умеет, и хлебосольна с гостями, и вроде бы заботлива. Да и его считают чуть не идеальным мужем. Не пьет, внимателен к своей жене и вообще уважителен к женщинам.

Спрашивается, чего бы им не жить? Не радоваться, когда все в доме есть — прошли времена, когда за неделю до получки приходилось перехватывать у кого-либо из знакомых червонец-другой.

Но дело, разумеется, не в деньгах, ими сейчас никого не удивишь. Деньги они сумели накопить, беда, что не смогли нажить другого. Все понятно, любовь — чувство преходящее, и потом, не всем дано испытать его. В отличие от других, он и не строил иллюзий на этот счет. Пусть обошла его любовь, но годы совместной жизни должны были как-то связать, сроднить их, пусть не любовь, но что-то другое. Но не случилось и этого. Кем они сейчас доводятся друг другу, если не брать в расчет формальную сторону? Как истолковать их отношения? Сожительство? Не более. Ведь общего-то абсолютно ничего нет. Да и вряд ли может быть.

Невесело было Борисенко на сороковом году жизни делать для себя подобные открытия. Но по сути это и не было открытием. Весь в делах, постоянных заботах по службе, он раньше не вдавался в характер их отношений, зная, что это ни к чему доброму не приведет. Теперь же, помимо воли, он все чаще стал задумываться над этим. Надо было на что-то решаться, дабы не превращать дальнейшую семейную жизнь в пытку для обоих.

Совсем некстати решили отметить двадцатилетие семейной жизни Худяковы. Борисенки с ними дружили домами. С Андреем Иван дружил, когда ходил холостяком, вместе заочно учились в институте. У Лидии с Зинаидой, прозванной «золотой рыбкой» за умение все достать, чему немало способствовала ее должность — завсекцией в большом орсовском магазине, были свои интересы. Сколько помнит Борисенко, излюбленной темой разговора, стоило им только сойтись, были тряпки. Худяковой доставляло удовольствие похваляться покупками, терзая своими рассказами душу его дурехи, которая еще долго после этих встреч не могла прийти в себя, к месту и не к месту вспоминая поразившие ее воображение приобретения «золотой рыбки». «А знаешь, какой у Зинаиды сервиз?» — неожиданно спрашивала она среди ночи. Триста лет снился ему этот сервиз, но у Лидии было свое понятие на этот счет. И он знал, что она не успокоится до тех пор, пока с помощью все той же «золотой рыбки» не достанет этот необыкновенный чешский сервиз. Зинаида не очень баловала вниманием приятельницу, отношения она строила, как и многие ее коллеги, по принципу полезности. Взять лишнее с Лидии было как-то неудобно, вроде свой человек, практической же пользы от нее она никакой не имела. Да и что взамен ей могла предложить Лидия, работавшая чертежницей? Десяток листов ватмана или пару-тройку пузырьков черной туши? Борисенко было противно это плохо скрываемое заискивание Лидии перед «золотой рыбкой», исполненной особой значимости и самодовольства..

Борисенко не хотелось идти к Худяковым — тоже дату придумали! Он знал наперед, что ждет его в этом доме. «Золотая рыбка», разумеется, не устоит перед соблазном похвастать перед гостями приобретениями последних месяцев: румынским гарнитуром, цветным «Рубином», чешской стенкой, «Русской красавицей» над их супружеским ложем и многим другим, что сумела достать, работая в орсе; как должное будет принимать завистливые вздохи гостей, потрясенных великолепием ее трехкомнатной кооперативной квартиры. Свою двухкомнатную она, умело провернув очередную операцию с нужным человеком, оставила двум неженатым сыновьям, один из которых служил в армии, другой учился в девятом классе и находился при матери. Двухкомнатная квартира та, само собой, не пустовала — «золотая рыбка» сдала ее на время молодоженам, жившим в общежитии, дожидавшимся своей очереди на квартиру. Борисенко видел как-то эту худосочную невзрачную пару в гостях у Худяковых. Лидия говорила, что молодой супруг состоит в каком-то родстве с Зинаидой, но «золотая рыбка», видимо не желая посвящать в тайну генеалогического древа, не познакомила их — обменялись ничего не значащими кивками.

Борисенко готов был ухватиться за любой предлог, лишь бы не пойти к Худяковым. «Может, сходишь одна?» — предложил он Лидии. «Но я пока что значусь замужней женщиной, — с ударением сказала она, — и потом, насколько помню, нас приглашали вдвоем. Или мое общество тебя уже не устраивает?»

Хотел не хотел, а пришлось пойти к Худяковым. Подарка так никакого и не придумали. Да черт знает, что и нести в этот дом. Лидия разыскала красивый сувенирный конверт, в раздумье вложила в него зеленую пятидесятирублевку. «Что так мало?» — не без иронии заметил Борисенко. «Хватит с них!» — не замечая его иронии, в сердцах ответила Лидия.

Как и предполагал Борисенко, званый вечер был устроен на широкую ногу. Выбрали пятницу, чтобы гости могли не спеша посидеть, по достоинству оценить гостеприимство хозяев. По тому, что Худяковы выставили в этот вечер на стол, было видно: готовились они основательно. В этом доме всегда умели встретить гостей, но на сей раз Зинаида, казалось, превзошла себя. Сервировка стола была тщательно продумана, все сделано изысканно, со вкусом, как в перворазрядном ресторане.

Борисенко с грустью подумал, что общепит, где все готовится кое-как, на скорую руку, отучил людей радоваться еде, потому-то так по-особому ценишь эти не такие уж частые праздники в своем или чужом доме. Выдумка, с которой были оформлены холодные блюда, была достойна самой высокой похвалы, и гости, словно боясь нарушить красоту праздничного стола, нерешительно притрагивались ложками ко всем этим великолепным горкам и айсбергам, столь любовно сложенным и изваянным.

Но так было лишь поначалу, пока не были выпиты первые рюмки, потом уже праздничность стола мало кого занимала, каждый был занят своей тарелкой. Инициатива за столом, как это водится, постепенно перешла к гостям. Это были люди почти одного возраста — начавшие лысеть и заметно полнеть мужчины, женщины, о которых еще нельзя сказать, что они старые, но уже и не молодые.