Читать интересную книгу Между страхом и восхищением: «Российский комплекс» в сознании немцев, 1900-1945 - Герд Кёнен

Когда Красная армия нанесет свой контрудар против Польши и дойдет до старых границ империи, это будет подходящий момент, говорилось в докладной записке, чтобы вступить в серьезные переговоры по поводу длительного союза и возвратиться к общей границе 1914 г., в случае необходимости даже посредством вторжения Германии в данцигский коридор, в Позен (Познань) и Верхнюю Силезию. Ведь «Россия нуждается в жизнеспособной Германии, а Германия является заклятым врагом Польши и англосаксонской системы: значит, она — противник мирного договора»{788}. Не изменение, а разрыв Версальского договора должен стать, таким образом, главной целью германской политики.

Это далеко выходило за рамки политики мирной ревизии, которую официально проводило Веймарское правительство, в том числе средствами частично затягиваемой, а частично наступательно перевернутой «политики исполнения»{789}. Вместо этого руководство рейхсвера пропагандировало стратегию военного реванша и отвоевания потерянного, которая постоянно использовалась в качестве второго, конспиративного побочного направления германской политики, но вынуждено было то и дело, пусть и неохотно, подчиняться внешнему, экономическому и внутриполитическому давлению. Вот почему можно говорить о более или менее сознательной двойственности (или, точнее, двусмысленности) германской политики, оказывавшей на нее в конечном счете парализующее воздействие.

Никакого Тауроггена[142]. 1920 год

Может создаться впечатление, будто некая сила исторической фантазии стояла за тем фактом, что первые непосредственные контакты офицеров обеих армий состоялись во время наступления Красной армии на Варшаву 12 августа на границе с Восточной Пруссией, где командиры частей, подчинявшихся командующему Западным фронтом Тухачевскому, представили направленному Министерством иностранных дел и рейхсвером майору Шуберту[143] «обширный список требуемых товаров для снабжения армии — от паровозов и автомобилей до лекарств и продовольствия»{790}. При этом представители обеих армий вполне естественно выступали как дружески настроенные партнеры. Однако при ближайшем рассмотрении ситуация оказывается не столь однозначной.

Так, Красная армия, продвигавшаяся по Восточной Пруссии, будила, разумеется, не только надежды, но и опасения. Воспоминания о «зверствах русских» в 1914 г. оставались еще столь же свежи, как и память о «красном терроре» в Прибалтике в 1919 г. Не было уверенности и в том, что Красная армия действительно будет, как обещано, уважать германские границы. Однако на эти страхи накладывались непосредственное ощущение отрезанности и надежда, что с помощью Красной армии можно будет отвоевать у Польши отнятые области и западнопрусский «коридор». Этим ожиданиям способствовало то, что уже первые советские командиры и комиссары, появлявшиеся с начала августа на границе, делали заявления, решительные чуть ли не до наивности. Цель их похода, говорили они, снова вступить в обладание Польшей, поскольку та принадлежала России, и возвратить бывшие германские области рейху. «Тогда русские и немцы сообща посчитаются с Францией»{791}.

В Зольдау, оторванном от Восточной Пруссии городе, населенном преимущественно немцами, Красную армию действительно приветствовали как освободительницу от польского господства, вывесив на домах черно-бело-красные флаги кайзеровской Германии. Усиливая сумятицу, красные командиры в ультимативной форме потребовали, чтобы рейхсвер немедленно вступал в освобожденные их войсками населенные пункты, на которые претендовала Германия, и там восстанавливал германскую администрацию, в противном случае предлагалось создавать местные советские органы{792}.

В связи с этим майор Шуберт на переговорах оказался в странном положении: он был вынужден все время уклончиво реагировать на настоятельное желание сотрудничать и предложения о союзе со стороны российских комиссаров и командиров, поскольку представители Антанты в Восточной Пруссии внимательно следили за ситуацией, а новое берлинское правительство, несмотря на его более национальную ориентацию, не собиралось всерьез в такой неясной и неопределенной ситуации идти на риск репрессалий со стороны западных держав, например в форме оккупации Рурской области. Красная армия производила (несмотря на всевозможные опасения) впечатление весьма дисциплинированных, хотя и не очень профессиональных и довольно потрепанных частей. Вместе с тем настойчивость, с какой красные командиры высказывали свои пожелания о снабжении, уже сигнализировала о том, что армия оторвалась от всех тыловых частей. Майор Шуберт вынужден был даже обеспечить их картами района их боевых действий{793}. Поход «на запад» оказался безрассудным.

Поэтому именно военные не удивились, когда Красная армия столь же внезапно отступила, как и появилась. Вскоре после этого более 50 тыс. красноармейцев вынуждены были бежать через границу в Восточную Пруссию, опасаясь окружения реорганизованными польскими частями. Там их разоружили и интернировали. Таким образом, весь польский поход российской революционной армии завершился катастрофой, заодно похоронившей все немецкие надежды на реванш.

Совместные планы вооружения

История секретного сотрудничества рейхсвера и Красной армии с начала 1920-х гг. и до осени 1933 г. все же не является эпизодом эпохи мировой войны. В общих чертах и суть ее, и военно-политическое значение могут считаться вполне проясненными. Но объяснена ли она полностью, это уже другой вопрос. Она началась зимой 1920–1921 гг., когда Зект создал секретную «спецгруппу Р[усланд]» из офицеров, которые практически все были членами бывшей военной команды в Турции и принимали участие в антибританских провокациях на Ближнем Востоке{794}.

Первоначальная инициатива по военному сотрудничеству исходила, однако, от советской стороны. Еще в середине апреля 1920 г. в своей первой беседе с Аго фон Мальцаном, новым референтом Министерства иностранных дел по России, советский представитель Виктор Копп (выступавший со времени своей аккредитации в феврале в качестве неофициального советского посланника) поставил вопрос, «существует ли возможность сконструировать комбинацию между здешними[144] и Красной армией с целью совместной борьбы с Польшей». Озадаченный Мальцан заявил «с предельной вежливостью», что недавние призывы «Коммунистического интернационала» к немецким рабочим вооружиться и свергнуть «правительство социал-предателей, агентов буржуазии» сделали подобное далеко идущее взаимопонимание на данный момент, пожалуй, скорее всего несколько иллюзорным{795}.

В августе, когда Красная армия наступала на Варшаву, тот же Копп пообещал, что в случае образования польского советского правительства будет восстановлена германская граница 1914 г.{796} В это же время Энвер-паша, разыскивавшийся союзниками из-за резни армян и переданный Зектом Красной армии на восточно-прусской границе, направил из Москвы письмо, в котором, со ссылкой на разговор с заместителем наркома по военным делам Склянским, сообщал следующее (особенности стиля сохранены): «Здесь есть партия, обладающая настоящей властью, и Троцкий также входит в эта партия, он за взаимопонимание с Германией. Склянский сказал, что их партия была бы готова признать старая германская граница 1914 года. И они видят только один выход из этот каос [хаос], это идти вместе с Германией и Турцией». Впрочем, его московские доверенные лица запрашивали, «нет ли возможности получить какую-то неофициальную помощь. Например, предоставить сведения о польской армии и, если возможно, осуществить продажу и нелегальный провоз оружия»{797}. Ясно, что Энвер-паша написал тогда по их инициативе.

После некоторой паузы отрезвления и выжидания Копп передал в декабре 1920 г. в Москву неофициальное предложение Зекта восстановить советскую военную промышленность с помощью немецких специалистов и использовать ее «как источник вооружения для разоруженной Германии в случае столкновения с Антантой»{798}. Тогда в переговорах Коппа со «спецгруппой Р» (при непосредственном вмешательстве Троцкого) постепенно выкристаллизовался широкомасштабный проект «сотрудничества при восстановлении нашей военной промышленности», прежде всего в области военной авиации, строительства подводных лодок и других современных систем вооружения{799}.

В мае — июне 1921 г. полковник Нидермайер, командир «спецгруппы Р», посетил вместе с Коппом германские предприятия, на которые рассчитывали при таком сотрудничестве в области вооружений. Однако промышленники (например, директор Видфельдт из концерна «Крупп АГ»), к которым они обращались, были настроены скептически, сомневаясь в том, удастся ли привлечь необходимые финансовые средства из частного экономического сектора. В качестве ответного хода в июле — августе Нидермайер и Хильгер, германский представитель в Москве, в сопровождении Коппа и заместителя наркома по иностранным делам Карахана посетили российские военные заводы и верфи. Впечатления (по воспоминаниям Хильгера) оказались отрезвляющими: промышленные сооружения по большей части пребывали в запустении или были разрушены{800}.