Читать интересную книгу Блуда и МУДО - Алексей Иванов

Манжетов не спасовал, а ответил фланговой контратакой с выходом по моржовским тылам к моржовскому штабу:

– Всё ли нормально у вас в лагере?

– Вроде бы всё, – осторожно ответил Моржов.

Манжетов тоже закурил, протянул руку над столиком и передвинул пепельницу, которую Моржов подтянул к себе, ровно на середину. Это выглядело каким-то шахматным предложением компромисса. Но Моржову была нужна Милена, а не компромисс.

– До меня дошли слухи, что у вас проблемы с наполняемостью. – Манжетов поглядел на площадь, где разъезжались машины и сновали люди. – Что детей не хватает…

– Хватает, – непроницаемо сказал Моржов. – Погрешность в пределах нормы. А от кого вы узнали подобное?

Милена сидела с таким видом, словно внутри себя от всего отвернулась и ничего не слышала. На её высоких скулах тёплой тенью проступил неровный румянец – то ли от смущения, то ли от возмущения.

– Для вас это не важно, – хладнокровно пресёк тему Манжетов, давая понять, что есть вещи, в которые Моржову лезть запрещено.

Моржов мысленно похвалил Манжетова: тот легко восстановил субординацию, определив, кто здесь запрещает, а кто подчиняется.

– Я ведь не начальник лагеря, – по-иезуитски мягко сказал Моржов. – Почему же вы спрашиваете о лагере у меня?

Моржову пришлось играть на проценты. Его вовлечённость в дела Троельги была куда выше его полномочий, а вот вовлечённость Манжетова – куда ниже. В таком ракурсе официальная субординация теряла своё значение.

Девушка-таджичка принесла на подносике три чашки кофе. Моржов широко улыбнулся девушке и спросил:

– Сахар н-н-т?

Девушка тоже ответила ему ослепительной улыбкой – точно старому, всё понимающему другу.

– Н-н-т сахар, – сказала она.

Всё верно: это был прежний юноша, но трансвестировавшийся в девушку. На сахаре скопил деньжат для операции по смене пола.

– С вами интересно беседовать, Борис, – задумчиво произнёс Манжетов, помешивая в чашке пластмассовой ложечкой.

– Взаимно, взаимно, – закивал Моржов то ли услужливо, а то ли по-барски.

– Многие вещи вы понимаете априори, и не надо лукавить.

– Не надо, – согласился Моржов.

«Хрен чего ты сделаешь без лукавства, – подумал Моржов. – Даже эта фраза – заговаривание зубов».

– Я подозреваю… Нет, я уверен, что центр мозговой деятельности Троельги – это вы, – заявил Манжетов. – Поэтому и хочу поговорить с вами, а не с Галиной Николаевной и не с Михаилом Петровичем.

Манжетов имел в виду Шкиляиху и Каравайского.

– У нас в Троельге обнаружена мозговая деятельность? – дебильно обрадовался Моржов. – Наконец-то! Вот это да!

– Я хотел сказать, что вы – инициатор и вдохновитель всей активности лагеря, – поправился Манжетов.

– Наверное, вы намекаете на нашу жалобу в областной департамент образования? – предположил Моржов.

Он посмотрел на Милену. Ведь не он же был инициатором и вдохновителем кляузы, которую девки накатали на Шкиляиху. Милена напряглась, демонстративно откинула с лица прядку волос, словно ничего не собиралась скрывать и не желала перекладывать вину на Моржова, но глаза её потемнели. Значит, не всё она рассказывает Манжетову, если тот заподозрил Моржова. А если она чего-то не говорит, значит, есть о чём молчать. Это ободряет.

– Да, – корректно подтвердил Манжетов. – Из областного департамента мне по телефону сообщили суть претензий. Вы могли бы, и я в своё время всем предлагал, сразу обратиться ко мне.

«Суки», – подумал Моржов про областной департамент.

– Вы должны понимать, – рассудительно заметил он, – что жаловаться на Галину Николаевну вам, Александр Львович, – это бессмысленно. Ведь она – проводник ваших идей.

– Следовательно, причина вашего недовольства – мои идеи?

– Да. А Троельга – повод. Для нас Троельга – повод нажаловаться, чтобы для вас Троельга не стала поводом реализовать ваши идеи без проволочек.

– Чем же вас не устраивают мои идеи? – усмехнулся Манжетов.

– Тем, что ради собственной выгоды вы приносите в жертву и без того жалкий достаток многих других людей.

Моржов сказал всё открыто. И Манжетов этот удар выдержал.

– Вы, я гляжу, альтруист? – саркастически осведомился он.

– Нет, – согласился Моржов и напоказ Манжетову посмотрел на Милену. Милена словно окаменела, не зная, куда себя девать. Она походила на невесту меж двумя женихами. – Я не альтруист. Но мне выгоднее жить на общих основаниях.

– Кажется, вы обвиняете Александра Львовича в коррупции? – неуверенно спросила Милена, зыбко определившись с женихом, и косо глянула куда-то на локоть Моржова.

– Я не думаю, что Антикриз – это непременно банальный откат, – сказал Моржов, наваливаясь на спинку стула. – Антикриз – это финансовый поток, на управлении которым можно жить хорошо и незаметно. Это долгоиграющий ресурс. Наконец, с него можно получить и политические дивиденды. Может быть, Александр Львович рассчитывает баллотироваться в депутаты, а? Центр – отличный козырь.

– В Антикризисном центре, и я даже склоняюсь к мысли о тривиальной зависти, вы находите для меня просто вотчину для наживы, – аккуратно заметил Манжетов.

– Я вам не завидую, – спокойно парировал Моржов. – У меня есть другой ресурс. И его никому, кроме меня, не приватизировать.

– Важна ещё и востребованность ресурса, – дипломатично подкорректировал Манжетов.

И Моржов с радостью нанёс Манжетову удар его же приёмом:

– А это уже не относится к теме нашей беседы. Вот теперь они квиты. Не надо мериться статусами, как тайменями. Из разных иерархий статусы несопоставимы. Только в детском саду всерьёз решают задачку, кто кого победит: кит слона или слон кита.

– Центр – не блажь и не способ обогащения, – ломким голосом громко сказала Милена. – Это ответ на требования времени!

Моржов и Манжетов одинаково недоумённо посмотрели на Милену. Кого Милена пытается убедить? Себя, что ли?

Моржов перевёл взгляд на Манжетова. Манжетов успокаивающе погладил Милену по коленке. «Вот кто мне главный враг! – внезапно понял Моржов. – Манжетов!» Он нащупался под перинами быта, как горошина принцессы. И Моржов согласился со своим открытием. Манжетов был ему параллелен. Только у Моржова главной целью были женщины, а у Манжетова – деньги. Точнее (применительно к Милене), Моржову были нужны деньги для женщины, а Манжетову – женщина для денег.

– Милена, дорогая, – вкрадчиво сказал Моржов, умышленно употребляя это манжетовское обращение, – у нашего времени очень много разных требований. Но исполняются они избирательно. Причём всякий раз это исполнение доставляет кому-то очень большое удовольствие. Простите, но я не поверю, что наша ситуация – исключение. За меня – опыт и здравый смысл.

Милена молчала и нервно мяла в пальцах салфетку.

– Борис, а чего вы сами-то хотите? – вдруг спросил Манжетов как-то совсем по-дружески.

«Трахаться с твоей женщиной», – подумал Моржов.

– У меня нет никаких амбиций, – улыбнулся он.

– В Антикризисном центре найдётся хорошее место для модного художника. Мы не можем разбрасываться такими кадрами.

– Вы и сейчас начальник. Чего же тогда у вас ценный кадр прозябает в Троельге?

– Мы исправим это положение, – пообещал Манжетов.

– Это называется подкуп оппозиции, – нежно сообщил Моржов.

– Проблема в морали или в цене?

– Конечно, в цене. Мораль нынче стоит дорого.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду то, что людям не должно стать хуже. – Моржов вспомнил: Милену надо брать «на справедливость», – По карману ли вам такая благотворительность?

Манжетов задумался, вращая в пальцах блестящую зажигалку.

– Вы хотите, чтобы в новую структуру перешли прежние педагоги?

– Обобщённо говоря – да.

Моржов ни фига этого не хотел. Но он был уверен, что Манжетов на такое не согласится, и ему было интересно, чем Манжетов всё замотивирует.

– Подумайте сами, Борис… Соня Опёнкина не имеет стажа работы. Да и способностей тоже не имеет. Константин Иванович…

– Егорович.

– Да, Егорович… Константин Егорович, и у него будет хроническая ненаполняемость, беспомощен, как ребёнок. Да и предмет его абсолютно неактуален. Дмитрий Александрович, если признаться честно, – алкоголик. Роза Дамировна будет компрометировать нас своим… э-э… семейным положением.

«Всё-то ты знаешь про Сергача», – подумал Моржов.

– И ещё. Если мы возьмём этих педагогов, остальные, и это логично, спросят: почему только их, а не всех? И вообще: приняв к себе кадры МУДО, чем мы будем отличаться от МУДО? В чём тогда реформа?

– Значит, место есть только для меня? – уточнил Моржов.

– Не только для вас. Но для этих педагогов – нет.

– А для кого есть? – Моржов ухмыльнулся. – Для Шкиляевой – понятно, это её награда за развал МУДО. Каравайскому – тоже понятно: чтобы не орал. Про Милену я не говорю…