– Странно, но выглядишь ты печальной и какой-то странной… словно отсутствуешь.
Дафна моргнула.
– Что?
Аннабел взяла сестру за руку и подвела к уютной софе напротив незажженного камина.
– Дафна, – начала она осторожно, – вот уже много дней я не видела твоей настоящей улыбки; той, которая освещает все вокруг. Ты же знаешь, что мне можно рассказать обо всем. В Билтмор-Холле произошло что-то серьезное?
Дафна спрятала лицо в ладонях. Обманывать она не могла.
– Да. Хотя, если говорить честно, все началось значительно раньше.
Аннабел вскочила.
– Я так и знала! Немедленно признавайся, что случилось? Речь идет о джентльмене? – Она повернулась к Дафне и мстительно прищурилась. – Кто бы он ни был, он горько пожалеет! Как только Оуэн узнает, сразу…
– Нет.
– Что значит, нет? Если кто-то тебя унизил, он должен понести наказание за оскорбление.
– Ничего подобного не произошло. Прости за то, что не смогла скрыть переживаний. Меньше всего на свете хочется нарушать безмятежную радость твоего ожидания.
– Не беспокойся. – Аннабел на миг смягчилась и светло улыбнулась. – Ничто не способно омрачить моего счастья. Но мы с тобой всегда вместе преодолевали трудности, и тот факт, что я вышла замуж и готовлюсь стать матерью, ровным счетом ничего не меняет. Ты – моя единственная сестра, самая близкая подруга и останешься ей, даже когда вокруг будет бегать дюжина ребятишек. А если дать Оуэну волю, то через несколько лет так оно и будет.
С благодарным смехом Дафна обняла верную наперсницу.
– Я знаю, что всегда могу на тебя рассчитывать. Ты надежнее, чем звезды и луна. Но в то же время хочу убедиться, что способна самостоятельно разобраться в собственной жизни. В последнее время я стала смотреть на мир не так наивно, как прежде. Много лет подряд ты ограждала меня от неприятностей, но ведь что-то приходится решать самой. Дело не в том, что я не хочу делиться с тобой секретами. Я с радостью рассказала бы свою историю и выслушала тонкие, мудрые советы. Но пришло время повзрослеть. Уверена, что если найду силы противостоять демонам, которые меня осаждают, то снова стану собой. Возможно, выйду из испытания более приземленной, но в то же время спокойной, уверенной и… счастливой.
Губы Аннабел дрогнули.
– Я уже говорила, что искренне тобой горжусь?
Дафна пожала плечами.
– Нет, но в последнее время ты была очень занята. К тому же некоторые чувства не обязательно выражать словами.
– Что ж, позволю тебе поступать так, как считаешь нужным. Но прежде выслушай последнюю лекцию своей старшей опытной сестры.
Дафна шутливо закатила глаза.
– Я готова. Можешь начинать.
Аннабел пристально посмотрела в глаза.
– Ты всегда и во всем проявляла силу характера. Когда заболела мама, ты держалась невероятно мужественно, не сдавалась перед несчастьем. В то время как я видела вокруг одну лишь тьму, ты не теряла способности петь. И это не оттого, что ты не чувствуешь боли, ты просто отказываешься ей уступать. Источник твой силы кроется в душевном тепле и свете – гораздо более ярком, чем видится тебе самой.
Дафна проглотила застрявший в горле комок.
– Спасибо. Пока не знаю, что меня ждет, и не хочу разочаровывать ни тебя, ни маму, но, что бы ни случилось, я не испугаюсь.
Аннабел крепко обняла сестру.
– И когда только ты успела стать такой умной?
Дафна вдохнула знакомый аромат лаванды. Правда оказалась совсем простой: когда боишься потерять единственного на свете мужчину, все остальные трудности и неприятности бледнеют и мельчают. Если разлука с Бенджамином превратится в расставание, какая разница, что случится в пустой, ненужной жизни? Когда хватаешься за выступ скалы, чтобы не сорваться в пропасть, царапины и синяки волнуют мало.
– Если вдруг захочешь поделиться, помни, что я рядом, – продолжила Аннабел, так и не дождавшись ответа.
– Знаю, Белла. Ты – моя крепость.
– Прекрати немедленно. – Аннабел вытерла вдруг повлажневшие глаза. – У меня-то есть оправдание слезливой сентиментальности, а вот ты… – Она внезапно побледнела. – Бог мой, а ты, часом, не…
– Нет! – Дафна густо покраснела. Что касается той незабываемой ночи, то она твердо знала: критических последствий можно не опасаться.
– Ну, вот и прекрасно. Только что я исключила один из возможных источников меланхолии. Если продолжить расследование, то скоро картина прояснится.
– Можно мне вернуться в постель?
– Только сначала разденься.
– Смотри. – Дафна откинула одеяло и сделала вид, что собирается лечь в новом бальном платье.
– Что ты делаешь? Не смей!
– Шучу. Обожаю все, что ты шьешь. В каждом стежке, в каждой бусинке чувствуется любовь. Ты будешь лучшей на свете мамой.
– А ты – лучшей на свете тетей. – Аннабел подошла к двери. – Отдыхай, но дай слово, что, как только снимешь платье, сразу повесишь его в шкаф.
– Обещаю. Белла?
– Да?
– Спасибо за понимание и доверие.
Герцогиня небрежно отмахнулась.
– Для этого и существуют сестры. Кстати, если Оуэн спросит, что я делала два последних часа, скажи, что все утро провалялась в постели.
– Договорились.
Как только дверь закрылась, Дафна подошла к туалетному столику и посмотрела в зеркало. Даже сейчас, с растрепанными волосами, она выглядела восхитительно: золотое платье придавало облику элегантность и даже величие. Отражение представляло особу королевской крови – никак не меньше.
В то время как в душе она оставалась загнанной в угол мышью – растерянной и дрожащей от испуга. И совершенно одинокой.
Письмо от Томаса Слейта пришло еще накануне, но Бенджамин принял конверт за очередное приглашение и открыл только сегодня, за завтраком. Вернувшись с прогулки в Воксхолл-Гарденз, он написал художнику в надежде выяснить, кто заказал портреты… и вскоре забыл.
Из письма явствовало, что Томас только что вернулся в Лондон; на конверте был указан его адрес.
Итак, отныне лорд Фоксберн знал все. Найти вторую картину особого труда не составляло, да и связаться с художником ничего не стоило: Слейт сам выразил готовность помочь. Основной вопрос заключался в том, что делать с ценным знанием. Яичница с ветчиной стыла в тарелке, а Бенджамин прокручивал в голове один сценарий за другим.
Хотелось немедленно написать Дафне и успокоить, пообещав все уладить. Но почему-то казалось, что покровительственный тон и самоуверенность она не одобрит: мисс Ханикот уже не та, какой была в начале их знакомства. Во время разговора на Бонд-стрит, возле галантерейной лавки, голубые глаза светились решимостью. Она уже не боялась открыто принять вызов.