Читать интересную книгу Обретешь в бою - Владимир Попов

За столиком в ресторане, огромном, светлом, отделанном просто, но с модернистскими неожиданностями, они сидели довольно долго в ожидании еды. Жаклина нервничала и возмущалась:

— Мне как-то довелось разговаривать с одним французом, который побывал в Советском Союзе. Он восторженно говорил о нашей стране, о русском прекраснодушии и гостеприимстве, о Москве, которая его потрясла, и разругал… Что бы ты думал? Рестораны. Не за еду. За обслуживание. «У меня два ресторана, — сказал он, — и за два месяца я разорился бы в пух и прах при таком сервисе». Во Франции стоит только появиться в ресторане посетителю, как возле него тотчас вырастает гарсон. Верх вежливости и предупредительности.

— Как это ты не говоришь «у нас во Франции»? — поддел ее Рудаев.

— И не сказала бы так никогда.

— А признайся по совести: эта внешняя культура подкупает? И в чем она особенно проявляется?

— И подкупает, и избаловывает, и облагораживает. А в чем проявляется? Видишь ли, она многолика.

— И все же?

— Ну, например, разве не похвально, когда с тобой всюду вежливы, предупредительны, когда на тебя не смотрят волком, если ты, перемеряв десять пар туфель, ни одной не купила, или когда перед твоим носом водитель останавливает машину, давая возможность пройти, пусть даже ты стоишь одна-одинешенька? — И вдруг без всякого перехода: — А меня несколько раз рисовал один художник на Монмартре.

— В мастерской? — с внезапно проснувшейся ревностью спросил Рудаев.

— Какая там мастерская! Сорок тысяч художников в Париже! На улицах рисуют, на улицах продают. Но Монмартр — это уголок в своем роде изысканный, художники не выглядят там жалкими. Вот когда они на тротуаре рисуют, да к тому же хорошо… Ох-ох! Благородный вид попрошайничества.

— А почему несколько раз?

— У него этот портрет очень раскупали. И знаешь, как он его назвал? «Парижанка».

Это было сказано не без горделивого кокетства. Жаклина снова вошла в роль друга, легкого, развлекающего.

Появилась официантка с едой и сухим вином в графинчике для Жаклины — Рудаев, когда был за рулем, не пил даже пива. Салат из свежих огурцов восхитил Жаклину, а цыпленок табака, которого она ела впервые, привел в восторг. От вина Жаклина раскраснелась, еще больше оживилась, и Рудаев вдруг увидел, что она обаятельна. Впрочем, увидел не сам. Помогли другие. Молодые парни без всякого дела сновали мимо их столика, украдкой бросая восхищенные взгляды.

— А ты нравишься, — заметил Рудаев. — Видишь, как беспокойно ведут себя мальчишки?

— Знаешь, Боря, мне наши ребята больше по сердцу, — не обратив внимания на реплику Рудаева, сказала Жаклина. — Они теплее, глубже, занятнее. Те изысканны, вежливы, но…

— До постели? — грубо вклинился Рудаев.

— Этого я не знаю, — как бы мимоходом бросила Жаклина. — А вот торопливы — это верно. Не любят терять время на бессмысленные ухаживания, сразу стараются определить степень податливости.

— Положим, и у нас таких хватает.

— Но держатся те ребята с внутренним достоинством и внешний вид у них вполне пристойный. А посмотри, как ходит вот этот парень. Никакой дисциплины тела, брюки неизвестно когда гладились, галстук — будто на нем вешался. Как из захолустья. Зато ресторан, сигареты и уйма воображения.

— Небось уверен, что подражает лучшим представителям западной золотой молодежи. Но ты чересчур взыскательный критик. Девушки смотрят сейчас на парней проще.

— Конечно, пройтись по улице я предпочла бы с парижанином, но, если говорить о серьезных отношениях…

А вообще от серьезных отношений меня спасал ты. — Жаклина спохватилась, но изворачиваться не стала, наоборот, сказала твердо: — Да, да, ты. Я всех мерила по тебе.

— Скажите, какой эталон!

— Не эталон, а просто ты… Ну, хороший ты, Боря, вот и все…

Рудаев почему-то смутился.

— Родители очень довольны, что вернулись? — спросил он, намереваясь вывести Жаклину, как ему показалось, из затруднительного положения.

— Очень. Особенно папа. Он на седьмом небе. Опять режет листы и чувствует себя персоной грата. И квартира такая, о которой там и мечтать не могли. Мама тоже рада, но иногда ворчит — здесь покупки делать тяжелее. Не всегда есть, что тебе надо. Ты бы зашел к нам. Папа о тебе спрашивал.

В роль развлекающего друга Жаклина больше так и не вошла. Сквозь легкий хмель снова прорвалась тщательно скрываемая тревога.

— Тебе удалось договориться в Макеевке? — спросила она.

— Как сказать… Если ждать два месяца, то да. Но это на крайний случай.

— Один ты никуда не поедешь. Ведь тебе со мной легче, правда? Если появится кто-то, разумеется, я… — Жаклина сделала паузу — подбирала подходящее слово, — я отступлю…

Это было сказано так по-детски трогательно и по-взрослому серьезно, что Рудаев ощутил теплую волну, родившуюся где-то у сердца.

— Поверь, я без всяких притязаний, без всяких на тебя посягательств, — добавила Жаклина.

Он посмотрел на нее с пытливой суровостью, но, когда глаза оттаяли, чтобы спрятать их, наклонился над столом и поцеловал маленькую, тонкую, как у девочки, руку признательно и нежно.

Глава 8

Беседа Даниленко со Збандутом затянулась далеко за полночь. Давно пробили за окном кремлевские куранты, затихли городские шумы. Москва постепенно уходила в сон, а они все дымили в оккупированном чужом кабинете. Вначале им казалось, что они нашли общий язык и одинаковое понимание проблем, стоящих перед заводом. Троилин с его школой управления потерпел фиаско. Люди не чувствуют в нем руководителя твердого, непреклонного, проводящего определенную линию. Последнее время нервничает. Пытается поднять свой авторитет разными крутыми решениями, но, как все слабохарактерные люди, порой перегибает. Только не это главное. Выдыхается. Его все время нужно подкачивать, как изношенную камеру. Вышел воздух — шина села. Не так давно просился, чтобы освободили с этого поста, а сейчас всеми силами цепляется за него. Но отпустить надо с почетом. Заслужил. Много хорошего за ним числится. Правда, вопросы быта… Средств, скажет, не давали. Средства дают, когда их требуют. Дитя не плачет — мать не разумеет. Сколько возможностей упустил он! Приезжает на завод крупный руководитель — чем не великолепный случай насесть на него? Голос с места подчас больше значит, чем переписка по обычным каналам. И волокиты никакой.

Зато по ряду технических вопросов разгорелась серьезная полемика. Какие доменные печи строить в дальнейшем — однотипные, такие, как последняя, чтобы было взаимозаменяемое оборудование, или увеличенного объема? Перестраивать печи в мартене на девятисоттонные или добавить одну «грушу» в конверторном? И на какую руду держать курс? Это тоже проблема первостепенной важности. Даниленко убеждал, что на местную, — геологи открыли неподалеку от города богатое месторождение руды и уточняют ее запасы, Збандут относился к этому скептически — геологи не раз обманывались сами и обманывали других.

В споре Даниленко горячился, прибегал даже к недозволенным приемам — нет-нет и подденет собеседника под ребро. Збандут внешне спокоен, но держит себя начеку, следит, как разворачивается Даниленко, — с ним работать, под ним ходить. Если он такой задира, может, не стоит вступать с ним в альянс? У них есть возможность расстаться полюбовно, не сойдясь. Долго сватались, но не всякое сватовство благополучно заканчивается. А все же приморский завод притягивает. Есть во что вложить силы. И город хорош. И море под боком. Это вечное. А секретарь обкома — сегодня он существует, а завтра… Кто знает, где он будет завтра. Либо не выберут, либо куда-нибудь заберут. Видал он всяких. Одного даже «директором обкома» прозвали, до того человек заадминистрировался. И результат? Сняли — и даже не вспоминают. Ни добром, ни лихом.

— Своих много тянуть думаете? — спросил Даниленко, зная, что зачастую новый директор волочит за собой хвост сработавшихся с ним людей, причем не всегда руководствуется деловыми качествами, чаще соображениями преданности.

— Одного человека.

— Кого? — насторожился Даниленко, решив, что это какой-нибудь крупный специалист.

— Шофера.

Даниленко рассмеялся, недоверчиво посмотрел на собеседника.

— Шутите.

— Нет, почему. В его руках моя жизнь.

— Еще какие будут просьбы?

— Просьбы? Я не привык просить. Привык требовать. «Ого, закручивает крепко, — подумал Даниленко. — Давай, давай, посмотрим, что будет дальше. Еще не поздно переиграть».

— Для начала мне нужны две новые штатные единицы — главный доменщик и главный сталеплавильщик, — продолжал Збандут. — С персональным окладом.

— Вы их наметили?

— Главным доменщиком — Николенко из Запорожья.