— Хорошо... приезжайте, — ответил Юргенс.
Вызвав служителя, он предупредил его о приезде Гельмута.
Мозг терзали новые опасения. Неужели хитрец Гельмут пронюхал? Не проболтался ли Марквардт? Кого он счел нужным посвятить в свои замыслы? Может быть, сейчас, при появлении Гельмута, взять и...
Юргенс плотно закрыл окно, задернул занавес, вынул из заднего кармана пистолет и осмотрел его.
— Дурак! — обругал он себя вслух. — А если он не один? Если он расставит поблизости своих людей? Или, может быть, он приехал за мной? Нет, нет, нет! А что, если обо всем рассказать Гельмуту? Пусть узнает, что затеял шеф. Тоже не годится.
Время шло слишком медленно, Юргенс терял терпение. Он решил было, сгоряча, выйти на улицу и там встретить Гельмута, но во-время спохватился. Чтобы услышать звонок в парадное, он открыл настежь дверь в зал и, опершись о косяк, стал ждать.
На двадцать седьмой минуте в парадное позвонили. Юргенс быстро закрыл дверь, вприпрыжку пересек кабинет и уселся за стол, стараясь придать себе вид человека, занятого работой.
— Сейчас что-то произойдет... определенно произойдет... — шептали губы.
Напрягая зрение, Юргенс смотрел на лежащий перед ним бюллетень местной нацистской организации, но ничего не мог разобрать: буквы прыгали, сливались... Когда скрипнула дверь, он не оторвал глаз от бумажки и голову поднял, лишь услышав голос Гельмута.
— Можно?
— Прошу... — и Юргенс поднялся навстречу гостю. Они уселись в два глубоких мягких кресла друг против друга на расстоянии метра.
Время на Гельмута не влияло. Он не менялся, а оставался таким, каким Юргенс видел его год, три года, пять лет назад. На его застывшем, точно маска, лице нельзя было обнаружить ни одной морщинки. Никто из окружавших Гельмута не видел никогда, чтобы он улыбался. Единственным глазом он всегда смотрел не в глаза собеседника, а повыше бровей, в лоб. Черная повязка на месте второго глаза придавала его лицу мрачное выражение.
С Гельмутом надо было всегда быть очень и очень осторожным. Необдуманная фраза, лишнее слово, плохо скрытое волнение, нерассчитанный жест никогда не ускользали от его внимания.
Гельмут медленно стягивал с рук тонкие дорожные перчатки и, не мигая, смотрел на Юргенса.
Внутри у Юргенса все тряслось, ему стоило больших усилий сохранить внешнее спокойствие.
— Мы с вами давно уже знакомы, — начал сухо гость.
Юргенс ничего не ответил и только наклонил голову. Он боялся своего голоса.
— К вам, кажется, неплохо относится мой отец...
Юргенс опять кивнул головой и попытался изобразить на лице подобие улыбки.
— Поэтому, — продолжал Гельмут, — у вас, по-моему, нет никаких оснований не верить тому, что я вам расскажу...
— Абсолютно никаких... — выдавил из себя, наконец, Юргенс.
— Я ничего не мог сказать по телефону, — дело очень серьезное, затрагивающее интересы разведки... государства... В наших рядах предательство. — Гельмут выдержал небольшую паузу. — Марквардт работает на врагов...
— Вы сошли с ума, — произнес Юргенс, и тут же у него мелькнула догадка: «Раскусил он шефа... а может быть... может быть и меня. Вот, оказывается, в чем дело!».
— На вашем месте я бы тоже реагировал подобным образом, — сказал Гельмут и, вынув из кармана платок, вытер лицо, — но, к сожалению, это так.
— Отказываюсь понимать... что хотите, отказываюсь... — подняв плечи, проговорил Юргенс.
— Я вам помогу понять. Я все расскажу. Вы единственный человек, могущий дать мне совет и оказать помощь...
Спокойствие разливалось по телу Юргенса, точно он принял дозу морфия.
А дело обстояло так. С приездом Марквардта в прифронтовую полосу между ним и Гельмутом установились самые наилучшие отношения, исключающие возможность недомолвок, тайн, интриг. Зажили они душа в душу, а позавчера ночью, во время домашнего ужина, после небольшой выпивки Марквардт предложил Гельмуту работать совместно с ним на американскую разведку. Гельмут принял предложение за шутку, рассмеялся, но затем убедился, что вопрос поставлен вполне серьезно, что его действительно пытаются завербовать. Он не дал сразу согласия, но и не отказался. Он попросил трое суток для раздумывания.
Завтра ночью он должен ответить Марквардту — да или нет. Надо немедленно предпринять что-то, пека не поздно. Марквардта следует арестовать, но Гельмут бессилен. Связаться с Шурманом он лишен возможности — Марквардт следит за каждым его шагом. Шифр у него, радио у него, пользоваться телефоном невозможно, почтой — тем более. Но надо действовать немедленно...
О! Теперь голова Юргенса могла работать нормально. Грозовая туча прошла стороной, минула его. Дать совет, оказать помощь — он всегда готов.
— Вы допустили, дорогой, непростительную для разведчика ошибку, — сказал Юргенс твердо и безапелляционно. Он встал, прошелся по комнате и вновь водворился в кресло. — Ничего подозрительнее и глупее нельзя было придумать — просить на размышление трое суток. Если мы сможем исправить ошибку, тогда успех обеспечен. Марквардт ждет вашего ответа, так я вас понял? Немедленно согласитесь...
— Что вы говорите? Я не ослышался? — удивился Гельмут.
— Если вы пришли за советом, я его даю: немедленно согласитесь. Тогда вы можете рассчитывать на мою помощь. Ошибку надо исправить, необходимо усыпить у Марквардта все подозрения, обезоружить его, выиграть время, чтобы принять необходимые меры...
— Пожалуй, вы правы. Но не поздно ли? — колебался Гельмут.
— Думаю, что еще не поздно. Звоните сейчас же... Звоните, соглашайтесь, — напирал Юргенс, — развяжите себе руки, и тогда мы решим, что делать.
— А может прежде решим, а потом... — продолжал колебаться Гельмут.
— Дело ваше, — развел руками Юргенс. — Вы усугубляете ошибку, усиливаете подозрения Марквардта, затягиваете время. Мы все равно не успеем ничего предпринять до завтра, а что вы ему ответите завтра? А?
Гельмуту начинало казаться, что Юргенс прав. Доводы его как будто были логичны.
Гельмут поднялся и подошел к телефону. Прошло несколько секунд, прежде чем он окончательно подавил колебания, поднял трубку и набрал номер телефона Марквардта.
— Это Гельмут вас беспокоит. Да, да... Теперь, кажется, лягу слать. Вы догадались... Я очень много передумал... взвесил все... Я согласен... Благодарю. Конечно. Да-да... Хорошо... обязательно... взаимно... — и Гельмут резким движением положил на место трубку: — Мерзавец! Он на седьмом небе! Он заявляет что я его буду благодарить всю жизнь. Да, вы правы, Юргенс... — и Гельмут тяжело вздохнул.
— Вот и прекрасно. Мы получили свободу действий, — с удовлетворением заметил Юргенс. — Теперь я только могу пожелать вам спокойной ночи. В остальном положитесь на меня. Никуда он от нас не уйдет. Завтра у меня радиосеанс с полковником Шурманом, и я попрошу его приехать лично или прислать доверенное лицо.