Миновав совхоз "Глухово", мы вошли в полосу обстрела вражеской артиллерии. Слева слышался шум боя. Наш полк остановился в лесу, вблизи населенного пункта Дятлицы.
Первая ночь в еловом шалаше. Первый солдатский костер на освобожденной земле... Каждому из товарищей хотелось бросить в этот костер хотя бы тоненький сухой прутик или еловую шишку и согреть окоченевшие на морозе руки. А сколько воспоминаний о мирных днях вызвал у солдат этот маленький костер! Сидя у огня, я смотрел на лица товарищей. Они были задумчивы и грустны. Судя по себе, я чувствовал, что их думы разлетались, как искры этого костра, по родным местам. Мне припомнилась близкая моему сердцу Белоруссия. Где теперь мать? Где она, родная старушка? Вспомнилось далекое и одновременно близкое детство, когда парни и девушки в ночь на Ивана Купала водили хороводы вокруг вот такого же ночного костра. Сколько в такую мирную ночь говорилось нежных слов о любви, о дружбе... Я вспомнил сутулого седого человека возле пруда с удочкой, который предлагал нам свой улов: зеркальных карпов на уху. Жив ли он?
На фронтовой дороге у этого первого костра на освобожденной земле мы, задумавшись, словно стали глухими - не слышали близких разрывов снарядов. Бойцы, думая каждый о своем, молча чистили оружие, писали письма на родину, кипятили чай, мешали ложками в котелках кашу.
- Сережа, слышишь? Собака лает! - обрадовался Гаврила.
- Ложись-ка ты спать, а то, чего доброго, в твоей ромовой башке еще и кочеты запоют.
- Вот сальце поджарю, каши поем и бухнусь до утра. Хочешь, дам ложечку?
- Ребята, кому из вас довелось в дни нашего отступления проходить по этим местам? - спросил сержант Базанов, глядя неморгающими глазами на костер.
- А что? - поинтересовалась Строева.
- Могила брата где-то поблизости от станции Волосово. Товарищ его мне об этом писал.
Слова Базанова напомнили о многом: сколько еще могил боевых товарищей и родных топчут сапоги гитлеровских оккупантов!..
Зина промолчала. Найденов, обхватив руками согнутые колени, глубоко вздохнул. Товарищи молча один за другим, положив ладонь под голову, ложились спать, и скоро еловый шалаш наполнился здоровым похрапыванием спящих людей.
По шоссе шли танки, самоходки, вслед за ними, пофыркивая моторами, мчались автомашины. Шалаш вздрагивал и качался, когда проезжали мимо тяжелые танки... Угол палатки приподнялся, в шалаш просунулась голова. Я увидел красное от мороза лицо с черными глазами, которые озабоченно осматривали нас.
- Кто из вас снайперы Пилюшин и Строева? - раздался голос.
- Я Пилюшин, а что?
- Командир батальона вас срочно вызывает.
Штаб батальона расположился на опушке леса. Возле штабной палатки, раскинутой на снегу, толпились связные командиров рот, телефонисты, автоматчики; на волокушах стояли два станковых пулемета. Здесь же батальонный каптенармус выдавал разведчикам и снайперам маскировочные костюмы.
На рассвете двадцать четвертого января повалил хлопьями снег, да такой густой, что в двадцати метрах ничего не было видно. Отдан приказ строиться. Бойцы и командиры выходили из шалашей, ежась от холода, строились поротно, а через десять минут уже шагали по проселочной дороге в сторону Местанова. Слева, в направлении Каськова, слышались орудийные выстрелы.
Батальон майора Круглова шел в авангарде полка. Строева нагнала меня и подала новенький трофейный маскировочный костюм:
- Я взяла у старшины, а то наши порвались.
- Сергея видела?
- Видела, он обещал прийти.
Навстречу нам шла группа пленных под конвоем двух советских автоматчиков.
- Ребята, где вы их прихватили? - спросил кто-то.
- У Каськова. Только это не немцы, а мадьяры. До главных еще не добрались, они прикрывают свое отступление венграми и румынами.
Батальон подошел к лесу и остановился. Вперед ушли разведчики. Самое страшное на войне - это засада: вот-вот наткнешься на нее. По лесу шли с оружием наготове. На опушке, будто тень, замелькал между деревьями человек в штатском и скрылся в ельнике. Круглов поднял руку. Батальон быстро сошел с дороги, изготовился к бою в ожидании нападения противника.
- Иосиф, это не партизаны? - спросила Строева.
- Не знаю, Зина.
- Партизанам от нас незачем прятаться, - вмешался в наш разговор незнакомый автоматчик.
- Не надо гадать, разведчики все выяснят, - ответил его сосед, держа наготове автомат.
Вдруг мы увидели, как, спотыкаясь, пробежала через прогалину старая женщина, а за ней мальчуган лег двенадцати - четырнадцати. Они остановились на обочине дороги и радостными глазами смотрели на советских бойцов. Женщина, тяжело дыша, прижимала руки к груди, улыбалась. По ее бледному исхудалому лицу катились слезы. Она не вытирала их. Рядом с ней стоял мальчуган; горящими глазенками осматривал он проходивших мимо бойцов.
Вдруг женщина, словно вспомнив что-то очень важное, взмахнула руками и, прижав их к груди, громко закричала:
- Сыночки! Родненькие! Не ходите по этой дороге, по ней давеча немцы что-то набросали!
Мальчуган с решительным видом подошел к майору Круглову и тонким голоском заговорил:
- Это фашисты мины понаставили. Я сам видел. Ночью я высыпал ведро золы на том месте, где они начали минировать.
Круглов дружески положил руку на плечо мальчику:
- Тебя, бесстрашный, как звать?
- Шура.
- Скажи, Шура, немцев в деревне много?
- Больше сотни будет, у них там две пушки и много пулеметов "гачкис".
- А ты, Шурик, не посоветуешь, как нам незамеченными поближе к деревне подобраться?
- Идемте, я проведу.
- Нет, дружище, ты расскажи, а мы сами дорогу найдем.
Мальчик, почувствовав, что с ним, как со взрослым, советуется командир, оживился, повеселел. Он шмыгнул носом, глазенки радостно заблестели. Энергично сдвинув старенькую шапчонку на затылок, сказал:
- Да я вас, дяденька, провожу. Вон у дороги стоит береза, видите? Ну вот, от нее до деревни километра полтора будет.
- Вижу.
- Ну вот, слева от нее овраг, в нем еще гестаповцы евреев расстреливали, по нему и дойдете до околицы деревни, там мин нет и немцы не увидят. Я, дяденька, мигом проведу вас.
- Спасибо, Шурик, за совет. К фашистам мы сами подберемся, а ты побереги бабушку.
Строева подошла к мальчугану и спросила:
- Шурик, а как ты узнал, что это мы идем?
- Еще бы не узнать! Фрицы ведь так смело не ходят, они все больше на машинах разъезжают, а если пешком идут, так с собаками, а вы что? Идете как дома, вот и узнал.
Зина, увидев покрасневшие, как гусиные лапки, руки Шурика, сняла свои рукавицы и подала их мальчугану:
- Надень, герой, а то ручонки отморозишь. Мальчик, прижав руки к груди, отступил на шаг от Строевой и медленно покачал головой:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});