- Осип, ты знаешь, как называется эта улица, по которой идем? - спросил Найденов.
- Проспект Газа. Скоро будут Нарвские ворота, а дальше - проспект Стачек.
- Про Нарвские ворота и улицу Стачек мне отец рассказывал. Он в гражданскую войну город от буржуев оберегал, а мне, как видишь, пришлось от фашистов.
На площади Сергей, глядя на силуэт памятника, спросил:
- А это кому памятник поставлен?
- Присмотрись, сам узнаешь, кто это.
- Темно, не разглядеть.
- Сергею Мироновичу Кирову.
На утренней зорьке мы остановились на отдых в Автове, в ожидании дальнейшего приказа. Послышалась команда, батальон быстро свернул с дороги во двор опустевшего дома. Ветер играл оторванными листами кровли, то поднимал их кверху, как полу солдатской шинели, то с грохотом бросал вниз, ударяя о карниз дома. Бойцы, укрываясь от ветра, разошлись по комнатам, а спустя несколько минут послышались их голоса со второго и третьего этажей: "Ребята! Давай сюда! Здесь как в гостинице!"
Двор опустел. Лишь ездовые грелись, прыгая на одном месте возле повозок и ударяя себя по лопаткам руками. Лошади, покрытые инеем, фыркая, переминаясь с ноги на ногу, хрупали сено.
Рота Романова в ожидании приказа разошлась по квартирам дома, но никто не снимал с себя снаряжения: ждали команды. Прошли полчаса, час. Романов не появлялся. Люди, утомленные большим и быстрым переходом, как только голова касалась пола, сразу же засыпали. С дороги подходили новые и новые подразделения, и вскоре весь дом, наполненный человеческими голосами, топотом сапог, похрапыванием спящих людей, гудел как улей.
Поворачиваясь с боку на бок, я увидел на полу узенькую полоску света то был свет луны, проникавший меж досок заколоченного окна. Луч света, словно обыскивая спящих людей, скользил по полу, по лицам, по спинам и вдруг обрывался. Следя за светом, я поплотнее прижался к спине Найденова, пытаясь уснуть, но сон не приходил: мороз все крепче пронизывал тело, вызывая мелкую дрожь.
- Который час? - спросил, передернув плечами от холода, Сергей.
- Темно, не видно. Спи!
- Поспи тут, ледышкой будешь... Есть хочется. Я отломил ему кусок хлеба.
- Не надо, я лучше за водой схожу, чай вскипячу. Согреемся.
Найденов взял котелок и, осторожно шагая через спящих, стал пробираться к выходу. Я нашел кусок кровельного железа и на нем зажег спиртовку. Сергей вместо воды принес плотно набитые снегом котелки.
Нашему примеру последовали и другие бойцы.
Где-то совсем близко от дома гулко прогремели орудийные выстрелы, под ногами задрожал пол.
- Никак, началось? - встревожились солдаты, протирая кулаками глаза и присаживаясь к закипевшему котелку. - Скорее бы!
- Присаживайся, братва, глотнем горяченького, не спится что-то сегодня.
Артиллерийская пальба усиливалась. Теперь выстрелы слышались уже справа, слева, позади, словно наш дом стоял в самой гуще орудийных стволов, выплевывавших очередь за очередью болванки металла, снопы огня и дыма.
- Вот дают! Крепко! Куда-то далеко швыряют, разрывов не слышно, заметил пулеметчик Гаврила, осторожно вытягивая губы к обжигающей кромке алюминиевой кружки. В лунном свете глаза Гаврилы казались бездонными.
Никто уже не спал, все были возбуждены, каждый спешил выпить кружку горячего чая, прежде чем тронуться в желанный и трудный путь.
Кто-то из бойцов громко крикнул:
- Ребята, наша Зина пришла!
Найденов вскочил с пола с легкостью балерины. Я видел, как настороженность стерлась с лиц товарищей, они засияли улыбками, навстречу Зине потянулись десятки дружеских рук. Она шла как бы по живому коридору. Для меня это была самая трудная встреча в моей жизни... Товарищи знали, что Зина заменила Володе погибшую мать, знали и то, что Володи больше нет. И, как бы отдаляя эту неожиданную встречу, чтобы дать нам опомниться, они окружили Строеву, засыпая ее вопросами. Но, подойдя ко мне, Зина молча ткнулась лицом в мою грудь.
Жизнь неумолимо идет своим чередом, и отдаваться личным переживаниям у нас не было времени.
В тот же день, тринадцатого января, как только сгустились сумерки, батальон майора Круглова, соблюдая все меры предосторожности, подошел к передовой линии фронта и занял позиции вблизи станции Лигово.
Счастливый день
Семь часов утра шестнадцатого января сорок четвертого года... На востоке загорелась заря. Ночная перестрелка затихла, все реже и реже звучали ружейные выстрелы и пулеметные очереди. Но никто из солдат не покидал своего места в траншее, чтобы уйти в блиндаж выпить кружку горячего чая, согреть застывшие на морозе руки. Все чего-то ждали, не сводя глаз с обороны противника.
Найденов и я зашли в снайперский окоп вблизи насыпи железной дороги Ленинград - Лигово. Я открыл бойницу, Сергей стал разжигать в печурке дрова. В этот ранний час зимнего утра в морозном воздухе кружились редкие пушистые снежинки. Они то спускались низко-низко к земле, то вдруг, подхваченные легким, еле уловимым дуновением ветра, взлетали ввысь.
В условиях обороны мы разучились ценить эти минуты затишья. А как они дороги человеку в затяжных боях!
К нам в окоп пришли Романов и Строева:
- Здорово, снайперы! Какие новости?
- Хвастаться нечем. Ни одна фашистская морда не высовывается, - ответил Найденов, поднимаясь, чтобы уступить место на скамейке гостям.
Строева молча тронула меня за руку, я уступил ей место у перископа. Романов достал из кармана вышитый бархатный кисет:
- Закурим, ребята.
- Кто это вам, товарищ командир, такой шикарный кисет смастерил? Ты, Зина? - спросил Сергей. Строева отрицательно покачала головой.
- Не угадать вам, ребята, чьи руки шили и вышивали этот подарок.
Романов умолк. Он внимательно, словно впервые, разглядывал кисет. В эту минуту, верно, мысли и сердце его витали далеко от нашего окопа.
- Его подарила мне одна сибирячка. Вот возьму в руки кисет, а мысленно вижу перед собой эту милую девушку, ее руки, озабоченное лицо, проворные пальцы, держащие иглу с шелковой ниткой. Думала ли она, далекая незнакомка, за шитьем этого кисета, что он пробудит в душе солдата?
Найденов бережно взял кисет, осторожно запустил в него два пальца, достал щепотку табаку и, возвращая подарок командиру, осторожно провел пальцами по темно-голубому шнурку, на концах которого висели две розовые кисточки. Казалось, что он гладил натруженной солдатской рукой нежную девичью руку. Не обращаясь ни к кому из нас, он сказал:
- Доброе сердце у русских женщин, спасибо им за все.
Вдруг Строева предупреждающе подняла руку:
- Слышите? - Она склонила набок голову, напряженно вслушиваясь.
Мы насторожились. Слух уловил отдаленные орудийные выстрелы. Я думал, что это очередной обстрел Ленинграда, но разрывов в нашем тылу не было. Романов взглянул на часы:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});