— Разумеется, — согласился Франсуа.
— Как там, холодает?
— Вроде бы да, мадам.
Селест ярко представила себе, как она там ему сейчас улыбается. По голосу не скажешь, что больна.
— У меня прошлой ночью здесь вода замерзла. Вы сегодня присмотрите, пожалуйста, за печкой, чтобы не погасла.
— Ладно, — пообещал Франсуа. — Лишний раз встану. Сейчас еще вязанку притащу.
— Ой, спасибо, спасибо! И еще, месье Франсуа, если уж будете вставать, загляните ко мне. Вы меня не побеспокоите, правда. Проверьте, как вода… не замерзла ли…
На сей раз Франсуа отозвался не сразу, но в конце концов, решился:
— Как вам угодно, мадам.
Солей и Селест едва дождались, пока за ним захлопнется дверь.
— Ну, какова! — воскликнула Селест. — У меня просто слов нет!
— Видишь? Она не успокоится, пока его к себе в постель не затащит! Если он тебе не безразличен, спаси его от этого, ради Бога! Ведь она ему сразу объявит, что у нее от него ребенок, и он сразу на ней женится! А что это будет за жизнь для него! Она им будет помыкать, никто из приличных людей с ним общаться не захочет! И ты будешь во всем виновата!
— О чем это вы там шепчетесь? Что такое? — послышалось из соседней комнатушки.
— Ничего, ничего. Это мы о погоде! — ответила Солей. — Вода закипела. Не хотите ли чаю?
— Спасибо, пожалуй, — согласилась Одетта.
Селест сидела ни жива ни мертва. Никогда не думала, что ей придется спасать мужчину таким образом. Вид у нее был такой, что вошедший Франсуа озабоченно спросил:
— Что случилось?
Селест пробормотала:
— Нет, ничего, — кружка в ее руке предательски задрожала.
Попили чай, начали стелить постели, и вот тут-то Солей как бы между прочим заявила:
— Я, пожалуй, завернусь потеплее и посижу у вас, мадам Одетта, пока вы не уснете.
— Ой, не надо, не надо! — сразу же запротестовала та. — Со мной ничего серьезного.
— Я тоже так думаю, — заверила ее Солей, решительно проходя в ее альков. — Но зачем рисковать? Посижу здесь в уголочке часок-другой. Увижу, вы спите и жара нет, тоже пойду лягу. А если проснетесь и что-нибудь вам понадобится, зовите меня, не стесняйтесь. Вы уже давно лежите, спина у вас не затекла? Хотите, разотру? Мама говорила, что это у меня хорошо получается.
— Спину? Это неплохо. Но что же, вы из-за меня бодрствовать должны?
На этот раз Франсуа перехватил красноречивый взгляд сестры, обращенный к Селест, и Солей решительно опустила занавеску — это не для мужских глаз.
— Что это значит? — недоуменно спросил он.
— О чем это ты? — ответила вопросом на вопрос Селест, налила горячей воды в таз и поставила его на стол. — Хотела бы помыться, если не возражаешь. Отвернись, пожалуйста!
Франсуа захлопал глазами, потом пожал плечами:
— Валяй! Мне-то что? — отвернулся и добавил: — Я спать ложусь. Мойся, сколько угодно.
Сердце у Селест билось в груди как птица в клетке. Она быстренько ополоснулась, время от времени тревожно оглядываясь, не подсматривает ли он. Теперь что делать? Вообще-то спать хотелось, но ведь эта Солей не отстанет…
— Селест, возьми это! — это Солей ей чашку чая протянула. — Ну-ка, давай! — Это она уже произнесла шепотом.
— Я не знаю, что делать, — ответила Селест тоже шепотом ей прямо в ухо.
— Залезь к нему под одеяло, и он все сам сделает!
Селест с опаской глянула на закрывшегося с головой Франсуа. Наверняка еще не спит — не мог так быстро заснуть.
— А вдруг он тоже не знает, что делать? — прошептала она жалобно.
— Знает, знает, — заверила ее подруга и исчезла в комнатушке хозяйки.
В душе Селест начал просыпаться гнев. И что это она командует? Солей всегда ее заставляла делать то, чего Селест вовсе не хотела: на деревья забираться, по бревнам ходить — однажды она с него в ручей свалилась, зеленые яблоки есть — обеих потом несло. Прямо как Антуан с Франсуа… Франсуа… А ведь так хочется к нему! Ну почему она такая трусиха? И ведь к тому же надо его от этой твари спасти… Он, конечно, зайдет, как сказано, к ней — воду проверить, это же надо такое придумать! Она протянет руки и… Дальше воображение Селест уже не шло, но с телом стало твориться что-то невообразимое: соски набухли, внизу живота все как пламенем занялось…
Из печки выскочил уголек и упал около ее лежанки. Она слегка ахнула и отдернула одеяло подальше. Франсуа заворочался:
— Что там такое?
И тут ей как будто сама пресвятая дева подсказала ответ.
— Ой: я отдернула одеяло от печки и что-то… что-то мне в глаз попало! — она закрыла глаз ладонью и сама почти поверила в то, что сказала. — Ой, больно!
В мгновение ока он оказался перед ней, отвел руку.
— Не горячее попало-то? Не из печки?
Что говорить? Что делать?
— Да нет, не из печки. Может, щепочка какая-нибудь.
— Иди-ка сюда, поближе к огню, я посмотрю. Сядь!
Последнее было исполнить легче всего: ноги и так ее уже не слушались. Она неловко опустилась на колени. Франсуа тоже.
— Подними голову, погляжу.
Одной рукой он держал ее за подбородок, другой ловко завернул веко. У нее захватило дух: он так близко!
— Закати глаз. Теперь посмотри налево. Я не вижу ничего, свету мало… Может, еще свечку зажечь?
— Нет, не надо! — поспешно возразила Селест. — Мне уже лучше. Правда. Наверное, проморгала…
Он все еще не отпускал ее подбородка. Она посмотрела ему в глаза, в них что-то неуловимое изменилось. Она еще немного подвинулась к нему — и он ей навстречу. Ее глаза сами собой закрылись — за секунду до того, как его губы коснулись ее губ. Поцелуй был нежный, как прикосновение пушинки, зато когда он обнял ее, то сжал так, что почти больно стало. Но она не вырвалась.
Он издал какой-то стон — она даже испугалась: вдруг что-то не так сделала? Но нет, все хорошо, только вот почему-то она уже не стоит на коленях, а лежит на спине, лицо Франсуа над ней. Солей была права: их тела сами подсказали им, что делать. Селест погрузилась в какое-то странное состояние: одновременно и небывалое, никогда ранее не испытанное возбуждение, и глубокая, умиротворенная расслабленность… Она уже не беспокоилась насчет того, знает ли Франсуа, что делать дальше. Он все делал правильно.
* * *
Звуки были приглушенные, отрывистые, едва слышимые за потрескиванием дров в печке. Солей бы и не услышала их, если бы не прислушивалась — вопреки желанию и правилам приличия.
Интересно, а мадам тоже слышит? В комнатушке темно, не видно, как там она. Во всяком случае, лежит тихо.
Ну, слава Богу, у них, кажется, там все в порядке. Сколько ей еще здесь в холоде сидеть? Она услышала стон наслаждения — чей это, Селест или Франсуа? — и вдруг почувствовала прилив жуткой горечи. Уткнув голову в колени — черт, живот мешается! — она по-настоящему разревелась. Они такие счастливые, ее подруга и брат! А ведь они с Реми тоже были счастливы! Ей так захотелось, чтобы он оказался сейчас рядом с ней, утешил, поласкал ее!