Я не слышу, но каждой клеткой своего тела ощущаю, как он останавливается в нескольких шагах от меня, ничем не выдавая не только своего присутствия за моей спиной, но и отношения к тому, о чем я говорю.
— Мир Дарианы относился к технологическим мирам до тех пор, пока там не заинтересовались возможностью продлить жизнь за счет скрещивания с расами магических миров, доступ к которым они каким-то образом получили. Начались генетические эксперименты, но достичь того, чего они хотели, никак не удавалось: два-три поколения, и все те качества, которых они так жаждали, сходили на нет. Так было до тех пор, пока они не добрались до драконов, а затем уже и до тех, кого можно было бы отнести к твоим предкам. Меня никогда не считали опасной и лишь поэтому мне довелось увидеть записи одной из лабораторий, где велись эти опыты, о появлении существа с антрацитово-черной кожей и странной магией, что проявилась с первого дня его рождения. Но то, что они посчитали магическими способностями, на самом деле таковыми не являлось — это было нечто совершенно иным и подчинялось любому желанию того, кого назвали Даймоном. Правда, такие тонкости их не интересовали, хотя и зря, больше беспокоили те ограничения, что проявились несколько позже — в мире, который был одной большой войной, он не мог быть воином. Не потому что не мог убивать, а потому что осознание им мира было таковым, что в нем не было таких понятий как смерть, боль, унижение других. Для него мир, как это ни странно звучит, был местом, в котором он жил и с которым составлял единое целое. Но это лишь мои выводы, которые могут быть и ошибочными.
— Равновесие? — Аарон подходит ко мне ближе и теперь я могу видеть его отражение в окне, что не полностью прикрыто тяжелой шторой. Все также, укрытого лишь длинными прядями черных волос, что шелком струятся до его ягодиц, с суровой морщинкой между бровей, с взглядом, в котором нет ни тени сомнения. И прежде чем я успеваю ответить, его сильные руки обхватывают меня, прижимая к себе, и его дыхание обжигает мою кожу, изгоняя тень застарелой тоски, что держит в тисках мое сердце.
— Нет, это не было равновесием. Никто, ни тогда, ни позже не смог определить, чем же было то, чем обладали эти существа и дать этому название. Впрочем, результат, который они получили, их не устроил и эксперименты, теперь уже с одними демонами, продолжились. И однажды они добились своего, вытянув Хаос и сделав его стабильным. Ну а дальше случилось то, чего хотя никто не предвидел, но было вполне ожидаемым: раса Даймонов оказалась не только живучей и магически одаренной, но и способной захватить власть на Дариане, жестоко расправившись с теми, кто их сотворил. Было лишь одно но: их женщины оказались мало приспособленными к материнству, а дети от смешанных союзов в следующем поколении уже теряли свою тягу к Пустоте. Тогда-то и были разработаны генетические блоки, которые сделали невозможным рождение не-Даймонов, не зависимо от того, кем был спутник. Правда, и здесь не прошло все гладко: женщины иных народов, особенно обладающие магией, в момент рождения ребенка, когда происходила инициация на Хаос, не выдерживали этого и погибали.
— Разве их нельзя было спасти? — Он старается говорить так, чтобы бушующий в его груди огонь не коснулся меня, но не это вызывает у меня внутреннюю дрожь, которую я с трудом удерживаю в себе — я все еще не произнесла самого главного.
— Можно. Для этого достаточно было выставить щиты, изолировав мать или замедлить раскрытие возможностей ребенка. Но это никому не было нужно — обретя свою силу, чернокожие воины потеряли способность любить. И если дети для них являются ценностью, то те, кто дал им жизнь — таковой не были.
— И… все они погибали? — Не надо быть телепатом, чтобы понять, чье имя всплыло сейчас в его сознании.
— Ты умеешь задавать правильные вопросы. — Я пытаюсь отстраниться, не желая принимать его теплоту до тех пор, пока не закончу свой рассказ. Но он пресекает мою попытку очень осторожно, словно опасается поранить меня, но достаточно жестко для того, чтобы я могла осознать — лишь он один будет решать, когда выпустить меня из своих объятий. И я сдаюсь, надеясь лишь на то, что судьба будет ко мне благосклонна. — Нет, не все. И одна из таких женщин — моя мать. — И все-таки, он не соразмеряет свою силу, и его когти впиваются в мою кожу остриями кинжала. Но я не позволяю себе даже вздрогнуть, едва ли не наслаждаясь этим мгновением боли, перед которой отступает тяжесть воспоминания. — Она была человеческой магичкой с Лилеи, а моим отцом стал Даймон. Когда я узнала, что под моим сердцем зародилась жизнь, во мне всколыхнулся страх. Больше всего я боялась, что в моем ребенке может проявиться его кровь и я сделала то, что однажды удалось ей. Правда, мне повезло больше, потому, что я знала, где мне могут помочь, а она, сумев покинуть Дариану, оказалась здесь одна.
— Твоя мать…
— Ушла до того, как с ней провели манипуляции, которые бы гарантировали появление Даймона. И я родилась как обычный ребенок-полукровка, взяв черты обоих родителей. После моего рождения маме долго не удавалось найти деревню, где нас бы приняли, несмотря на то что она была сильной целительницей, да и стихии отзывались на ее призыв. А когда мне исполнилось четыре года, нас нашли Черные Воины, посланные на поиски отцом. И последнее, что я помню из той жизни: ее взгляд, наполненный любовью ко мне за мгновение до того, как лезвие кинжала закончило ее жизнь. И языки пламени, в котором сгорали приютившие нас люди. Меня вернули на Дариану. Но не потому, что мой родитель воспылал ко мне нежными чувствами — я нужна была ему для экспериментов: родившись одаренной, я продлила себе жизнь.
Я замолкаю и в наступившей тишине ясно слышу, с какой яростью вырывается дыхание сквозь его стиснутые зубы и чувствую, как вздрагивает его тело, что находится на грани трансформации.
Но он продолжает удерживать себя и когда задает следующий вопрос, его голос звучит хоть и прерывисто, но без тех перекатов, что заставляют трепетать его подданных.
— Как тебе удалось сбежать?
— Мне помогли. — Но по той волне нетерпения, что окутывает меня, я понимаю, что этот ответ его не устраивает. Но кто бы знал, как трудно мне найти мужество, чтобы продолжить свой рассказ. Чтобы еще раз увидеть перед собой словно вырубленное из черного камня лицо и услышать тот голос, что заставляет вздрагивать меня каждый раз, как чудится в гомоне других. — Мне было семнадцать, когда отец решил, что все, что он мог обо мне узнать, стало ему известно. На его лице не мелькнуло ни тени сожаления, когда он объявил мне, что отдает меня своему теру, для которого я стану наградой за его службу и матерью для его ребенка. К тому времени я уже хорошо знала, чем это закончится для меня и у меня даже не возникло надежды на то, что я смогу избежать этой участи. Но, видимо, любовь моей мамы, которой она со мной поделилась, сумела защитить меня там, где, казалось бы, помочь уже ничего не сможет. У моего родителя была мечта: иметь нескольких детей от одной женщины и посмотреть, насколько разными они получатся. Для этого он не дал умереть одной из тех, что уже родила ему сына. Вот она-то и помогла мне покинуть Дариану, сделав то, что я считала невозможным: выстроив межмировой портал и заплатив за этой своей жизнью и жизнью того, кто и так должен был стать для нее дорогой в Пустоту. И все, что она у меня просила — присмотреть за своим первенцем, вера в которого не одну сотню лет жила в ее душе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});