своем посещении генерал Врангель видел армию «висевшую на волоске» (как выразился князь Долгоруков), то теперь он увидел ее уже на прочном фундаменте: она поднялась, воскресла и осознала свою силу. Неопределенность все продолжалась, материальные условия не были лучше, но моральное состояние корпуса прошло уже через критические дни перелома. Корпус стал прочно на ноги.
7 февраля (ст. ст.) неожиданно выпал снег, достигнув на следующий день слоя в 8 сантиметров. Температура упала до семи градусов ниже нуля. Лагерь под снегом выглядел очень красиво, но внутри палаток было очень неуютно, и все мерзли, сидя в шинелях. Занятия прекратились.
Доморощенная печка, устроенная в палатке 1-й батареи, вызвала пожар; заживо сгорел один больной офицер, не успевший выбраться наружу. Печку, устроенную в нашей палатке, мы перестали топить, так как эффект от нее был ничтожный, а риска много.
Приехал из Константинополя командир французского оккупационного корпуса, генерал Шарпи. О его приезде было заранее известно, и в частях начали готовиться к параду. Но в самый день его приезда парад был неожиданно отменен, а из города сообщили, что генерал Шарпи отказался от почетного караула.
Генерал Шарпи осматривал лагерь 1 марта (ст. ст.). Он не позволил себе ни одного оскорбительного замечания, но все чувствовали себя глубоко оскорбленными, несмотря на то что генерал, посетив части, беседовал с георгиевскими кавалерами, вспоминая Великую войну. Отказ от почетного караула покрывал собой всю предупредительность генерала. При отъезде он сказал: «Я должен относиться к вам как к беженцам, но не могу скрыть того, что видел перед собою армию».
И может быть, то, что генерал увидел перед собой армию, ускорило то распоряжение, по которому части предупреждались, что с 1 апреля (н. ст.) прекращается «выдача пайка», а армии предлагается переезд в Бразилию или к большевикам. Опубликования этого приказа не было, но генерал Кутепов был экстренно вызван в Константинополь. Все почувствовали, что сгущаются тучи.
21 марта (н. ст.) генерал Кутепов отбыл из Галлиполи, и тут, в первый раз, войска почувствовали себя осиротелыми. Возникла мысль: а вдруг французы не выпустят Кутепова из Константинополя? Эта мысль показалась чудовищно страшной. Мы все, как один, сразу почувствовали, что Кутепов – вождь. Прошло то время, когда он казался нам бесцельно жестоким. Мы увидели в нем решительного, смелого, сурового вождя, – творца Галлиполи. Кутепов и корпус – одно неразрывное целое.
Распоряжение французского правительства о прекращении пайка дошло до Галлиполи в отсутствие командира корпуса и вызвало лишь еще большую сплоченность. В городе и лагере кричали «Ура!» в честь Главнокомандующего. Французский ультиматум воспринимался как переход к активной борьбе, которой ждала окрепшая армия. Страшило одно, что нет командира корпуса.
Когда 27 марта разнеслась весть, что генерал Кутепов прибыл и находится на пароходе, – все, кто был в городе, побежали на пристань. Громовым «Ура!» встретили галлиполийцы своего генерала. Его подхватили на руки и понесли до помещения штаба корпуса. Многотысячная толпа не расходилась, выжидая. Когда генерал появился в дверях, его снова подхватили на руки, и вся эта толпа понесла его мимо здания французской комендатуры до его квартиры. На приказ распыления корпус ответил стихийной манифестацией прочного единения.
Распоряжение о прекращении пайков было отменено, но все жили в постоянной готовности к новым репрессиям и в постоянной мысли, что каждую минуту можно ожидать событий, которые потребуют поставить на карту самую жизнь.
Вскоре в Париже произошло падение кабинета, что повлекло за собой смену французского командования в Константинополе. Отношение Франции к Русской армии резко изменилось. На генерала Кутепова посыпались требования о сдаче им оружия, но он отвечал, что винтовки необходимы для обучения полков и юнкеров.
Тогда было потребовано сдать пулеметы или, по крайней мере, замки от них под охрану сенегальцев. Генерал ответил, что охрана пулеметов надежна в самом корпусе.
Французы, наконец, прислали категорическое требование сдать все оружие. Генерал Кутепов на это тоже категорически ответил, что оружие у корпуса может быть отнято только силой. Не запугали генерала Кутепова и назначенные французским командованием маневры сенегальцев при поддержке миноносцев. На полученное предупреждение об этих маневрах генерал Кутепов ответил: «Какое совпадение! У меня на этот день тоже назначены маневры в полном боевом снаряжении».
Разоружить силой Кутеповский корпус у союзников рука не поднялась. Было решено добиться рассеяния Русской армии иным путем. Генерала Врангеля перестали допускать к его войскам. В Галлиполи было вывешено объявление, что армия генерала Врангеля больше не существует. Ни Врангель, ни им назначенные начальники не имеют права отдавать приказания. Все вывезенные из Крыма войска объявлялись свободными беженцами и подчиненными в Галлиполи только французскому коменданту.
Однажды патруль сенегальцев за пение в городе арестовал двух русских офицеров, избил одного прикладами до крови и отвел арестованных во французскую комендатуру. Начальник штаба тотчас пошел к коменданту и потребовал освобождения арестованных. Комендант отказал и вызвал караул в ружье. Начальник штаба вызвал две роты юнкеров, и сенегальский караул бежал, бросив два пулемета.
Арестованные были освобождены, и французы перестали высылать свои патрули по Галлиполи.
В Галлиполи появились агитаторы для пропаганды переселения в Бразилию и возвращения в Советскую Россию. Вывешивались соответствующие объявления за печатью французского коменданта. В этих объявлениях указывалось, что вернувшиеся в Советскую Россию встретят «радушный прием», а переселенцы в Бразилию получат в штате Сан-Паоло землю, инвентарь и денежную субсидию. Охотников испытать на себе «радушный прием» большевиков не нашлось, зато Бразилия внесла соблазн.
Выразивших желание уехать из лагеря не задерживали; немедленно был создан лагерь для «беженцев», носивший также название «лагеря для слабых духом», а для всех оставшихся он казался зачумленным лагерем.
В Бразилию поехало около двух тысяч человек. Солдат тянуло сесть на землю. Всех уехавших в Бразилию туда не довезли. Их высадили в Аяччио, на острове Корсика. Бразилия никаких обещаний на переселение в нее русских беженцев не давала; какие-то кофейные плантаторы хотели закабалить беженцев как дешевую рабочую силу.
Одновременно с пропагандой французы постоянно грозили, что скоро перестанут содержать русских беженцев, и время от времени сокращали паек. В объявлениях говорилось, что Франция, изнуренная войной, не может «продолжать бесконечно приносить столь тяжелые жертвы». Каждый месяц на питание русских беженцев Франция будто бы тратит сорок миллионов франков, тогда как гарантии Русской армии в судах и сырье не превышают тридцати миллионов.
В таких заявлениях было явное и злонамеренное преувеличение. По заготовочным ценам французского интендантства, общая стоимость содержания 1-го корпуса в Галлиполи обходилась французам всего в один миллион семьсот тысяч франков в месяц. Подобные объявления сильно били по национальному чувству.
Что же в действительности выяснилось? Благодаря