Читать интересную книгу Яконур - Давид Константиновский

Сорок.

Тридцать…

Прокопьич поднялся, ухватил шнур стартера, рванул; Карп был совсем близко, видел, как светится у Прокопьича папироса, слышал, как включилась передача, В следующее мгновенье Прокопьич развернулся, дал полный газ и стал уходить.

Карп пытался нагнать, да где там…

Верно, городские покупатели форсированный мотор Прокопьичу выправили.

А поймаешь, так они ведь его еще и выручать будут…

* * *

Элэл смотрел прямо перед собою.

Что-то стало происходить с этой самой больничной стеной…

Вечерние тени от ветвей, от листьев, перемещаясь по стене, складываясь и расходясь, образовывали рисунок, который безостановочно двигался, изменялся. Бегущие олени, и копья, летящие в них… Причудливые личины… Рисунки первобытного охотника возникали на заглаженной, безжизненной больничной стене. Элэл видел их, эти писаницы, на скальных обрывах сибирских рек, Рисунки первобытного охотника возникали на стене, преображали ее. Рисунки первобытного охотника, далекого предка…

Засыпая, подумал: далекий предок явился преобразить эту стену для него, в его, Элэл, тяжелый день.

* * *

Это вышло само собой, Герасим не думал об этом минуту назад и не заметил, как получилось; обнаружил, что лежит — в одежде, сняв только башмаки; лежит, закинув руку за голову.

Силы его кончились…

Наталья подошла, присела рядом; погладила его по лицу.

— Хочешь, я у тебя посижу, пока ты спишь?

Улыбнулся ей благодарно. Сейчас он был не один…

Он попросил Лялю поехать на Яконур — модель озера была почти готова, Кемирчек собирался опробовать ее на машине этим вечером. Непросто было обращаться к Ляле… Все кончилось, вся их общая, жизнь осталась в прошлом, только за дружбу с Натальей продолжал Герасим крепко держаться… Ляля поняла его, согласилась, что надо помочь, взяла колоды своих программ, купальник и отправилась. Наталью и Ваську он забрал к себе.

— Герасим!

— А?

— Ну, как ты?

— Все в порядке…

Вгляделся в Наталью… Она, бывало, так радовала его! Получалось у него, значит… Сохранится ли в ней то, что удалось в нее вложить? Как сможет он теперь передавать ей многое другое, что еще надо передать? И как убережет от многого, от чего необходимо уберечь!

— Герасим, мы с тобой давно не учили Ваську говорить! Он, наверное, забыл все.

Поднялся, пошел в кухню. Открыл холодильник. Васька услышал, побежал, за ним Наталья.

Васька увидел колбасу и торопливо издал;

— Мяу!

— Неправильно, — строго сказала Наталья. — Подумай хорошенько. А то двойку поставят.

— Мя-а! — с трудом произнес Васька.

— Правильно, мяса. Получай свой кусочек…

Васька съел, облизнулся, снова уставился на холодильник круглыми глазами; открыл пасть, но — ни звука.

— Подумай, Васька, подумай!

Васька вздохнул. Издал какой-то всхлип. Помолчал, не сводя глаз с холодильника. Потом наконец очень тихо, тоненько:

— Мне-е…

Наталья захлопала в ладоши.

Герасим оставил их, ушел в комнату. Оглядел стол; сел, начал разбирать бумаги…

— Герасим, ты работаешь, да?

Стояла рядом, похлопывала твердой ладошкой по его колену, заглядывала ему под локоть.

— А хочешь, Герасим, я тебе помогать буду?

— А спать ты не желаешь?

— Не желаю. Давай я буду тебе помогать! Хочешь, вот это я тебе прочитаю? Сейчас… что здесь написано? Только если очень большими буквами…

Потом он уложил ее все-таки. Сидел рядом, ждал, когда она уснет.

Снова думал о ней…

Думал и о будущих своих детях, собственных, будут же они у него когда-нибудь; он хотел детей, вот только с матерью их получалась у него проблема. Ляля? Вот она считает сегодня в ночь модель Яконура… Всегда будешь знать, чего ждать от жены… Можно положиться на ее поддержку в любой трудной ситуации. Все-таки Ляля? Это, может, и написано ему на роду, в коде, это, а не другое… Большими буквами? Мелкими? Как прочесть?

— Герасим! (Шепотом.)

— Ты еще не спишь? (Тоже шепотом.)

— Герасим, а воду в ручейки кто наливает?

Замялся.

— Это делает природа…

— А кто природой работает?

— Завтра обсудим. Спи.

— Была бы я природой!..

Наталья тихонько рассмеялась. Этот тихий смех — музыка, бубенчики, дождик с ясного неба под радугой…

Вскочил.

Как же это раньше не пришло ему в голову: ведь сам выбирает он теперь между тем, что хочет сохранить в Наталье, и тем, от чего хочет ее уберечь!

Шагнул к окну.

В самом деле, как он не подумал об этом! Разве это не зачеркивает все, что он успел сегодня понастроить?

Но — нет… Заколебался. Нет, нет… Быть неудачником? Нет. Это не для него! Потом поговорим, после победы.

Еще колебался…

Лег грудью на подоконник.

Плотные сумерки… Небо в низких темных облаках… Внезапно яркий луч возник перед ним. Герасим задержал дыхание. Луч протянулся мимо окна — широкая светящаяся полоса чистого, ясного зеленого цвета. Да, здорово… Герасим глянул влево, в сторону вдовинского лабораторного корпуса. Яркая зеленая точка. Балуется кто-то. Посмотрел вправо, — свет уходил, не ослабевая, в бесконечность…

Вдовин на днях демонстрировал Герасиму растущее свое хозяйство, все в лучах разных цветов спектра, от синего до красного; не переставая говорить, вносил в луч сосновую щепку, она вспыхивала, пахло сосновым дымом, дым плыл невесомо в световой нитке, как бы приводя ее в плавное движение, закручивая ее спиралью и протягивая вперед; затем Вдовин подставлял кирпич, и в кирпиче появлялось раскаленное отверстие; Вдовин наслаждался, он, видимо, чувствовал себя обладателем чудесной силы; Герасим тогда закрыл луч ладонью, сначала ничего не ощутил, потом отдернул руку — ожог…

Пошел дождь. Герасим выпрямился. Вытер ладонью капли со лба.

Дождь падал с неба в луч лазера и метался в нем крупными белыми искрами.

Герасим обернулся к Наталье; прикрыл окно.

Снова увидел луч.

Прямой луч, простой путь!

* * *

Ночью Элэл проснулся.

Стены не было видно вовсе, она отодвинулась, исчезла, растворилась во тьме.

Вглядывался в образовавшуюся черную глубину. Как вглядывался в экран осциллографа за округлым темным замкнутым тубусным пространством, когда, бывало, ждал появления необходимых ему для его жизни электронных импульсов.

Вглядывался.

Кресло отца… Фамилия, некрупными и тесными буквами, на гранитном памятнике у Каракана, трижды подряд… Бабушка, расчесывающая волосы. Ряженые — черти, медведи, в лохматых вывороченных шубах, с бородами из мочала, «эх, пятка-носок, дайте сала кусок»… Дедовы инженерные инструменты. «NB! Внукам»… Молодой прадед на петербургском чердаке. «Пространство необитаемое, дикое горной страны, которого не коснулась рука человека…» Казак на коне в лесах, с отрядом, ищущим схватки, — «был виновником всему успеху…», «не оставил своего места и продолжал драться, пока был в силах…». Штурман над своими поденными записями у нарт, под сиянием ложных солнц, с лицом, изувеченным морозом и ветром… Огонь тревоги на острожной башне у реки, текущей «на восход»… Женщина в нарядном халате из шуршащей рыбьей кожи идет вдоль берега, с ребенком на руках, идет навстречу русоголовому мужчине… Охотник придвигается к скале, достает из берестяной коробки охру…

Теперь Элэл необходимы были такие импульсы на таком экране… он вглядывался, ждал их… и они приходили к нему.

Элэл спокойно закрыл глаза.

Он был не один.

* * *

Спал Герасим плохо.

Тормозная жидкость стала подтекать — вспоминается то и это, кажется важным, возникают в голове идеи, воображают себя нужными; повернись на другой бок — оказывается ерунда… Зато накатывают новые, и так без конца… Пытаешься остановить, хотя бы замедлить, — куда там, не ты ими, они тобою управляют… Того и гляди сойдешь с рельс…

Поднял его будильник, — взорвался, как мина с часовым механизмом; с вечера Герасим заводил его и ставил в ноги, будто мину с часовым механизмом под себя подкладывал, а утром, когда самый сладкий сон, она взрывалась и подбрасывала Герасима. Ольга говорила: «Издеваешься над собственной природой…» Ну и ладно.

Наталья внимательно следила, как он бреется. Скомандовала:

— Нагнись!

Потрогала его щеку.

— Колючки твои… У, какие брейки!

Завтракали яйцами всмятку.

— А на моем курочка хоть немного, да сидела. Нет, правда! Я вот видела в кино: принцесса угостила принца золотым яичком, он разбил, а оттуда цыпленок выскочил!

Молоко Герасим подогрел.

Наталья отпила и тихонько запела… Герасим слушал, собирая бумаги в портфель. Пора было идти.

Вернулся в кухню.

— Что, Наталья, душа поет?

— Душа мычит, — ответила Наталья, поднимая кружку с молоком.