на месте. Орталия спокойно пошел дальше. Алирия огляделась – в коридоре больше никого не было.
Выходит, она только что получила предсказание от тайновидца. А они, как известно, всегда правдивы. Но разве может тьма смениться закатом? Никогда.
Орталия скрылся за поворотом. Алирия ускорила шаг, но когда повернула вслед за ним, коридор был совершенно пуст.
Тайновидец словно растворился в воздухе.
Пока Алирия ломала голову над предсказанием одного тайновидца, Эни была намерена во что бы то ни стало разговорить другого. Она пришла вовремя: еще немного – и опоздала бы; Адалла хотела вернуться в горы и ждала, пока Диос придет за ней. Теперь ни у кого не вызывало удивления ее решение так надолго задержаться в Предгорье: она заранее предвидела обвалы, устроенные Гениями, и попросту не хотела терпеть шум.
– Он, наверное, скоро придет, – сказала Эни, садясь прямо на пол, чтобы лучше слышать Адаллу, которая так и лежала под кроватью. – А пока расскажи, пожалуйста, то, чего не рассказала раньше.
– Хочешь сказать, то, о чем ты не хотела слышать?
Эни промолчала. И так было ясно – Адалла целиком права.
– Расскажи мне, – спросила она через минуту. – Ты знала мою мать? Она была эвендином?
– Конечно, если ты эвендин, то и она была эвендином, – усмехнулась Адалла. – И нет, я ее не знала.
– Но ты назвала ее имя.
– Я многое вижу. На расстоянии. Мне необязательно знать.
Эни почувствовала разочарование, но отступать она не собиралась.
– А мой отец? Он знал об этом?
– Как меня раздражает твоя затуманенная голова, – пробормотала Адалла. – Кого ты называешь отцом, девочка? У человека и эвендина не может быть детей.
Ошарашенная Эни встала и сделала несколько неверных шагов, сама не зная куда, а потом вернулась обратно.
Об этом она не подумала. Но что тогда творилось в ее детстве? Что случилось с ее матерью? Зачем она наложила на нее заклятие, почему не оставила возможности узнать правду? Кем был тот, кого Эни считала отцом? Вопросов было слишком много, они путались в голове, и она никак не могла заговорить.
Наконец Адалла сжалилась:
– Сорана, как и ты, была похожа на человека. Это ее спасло. Новая волна ненависти к эвендинам застала ее далеко от дома и всех, кого она знала. Сорана притворилась человеком, затаилась в Соне и стала жить с тем, кого ты называешь отцом. Долгое время он считал, что она несчастная девушка, преданная своим женихом. Сначала ничто не предвещало беды, но разгоралось пламя войны, и он начал охотиться на эвендинов. Сорана испугалась, что тайна будет раскрыта и вас убьют. Поэтому она наложила на тебя заклятие, связавшее твои магические способности. Только этот проходимец Тугарт все равно узнал.
Сердце у Эни сжалось. Она вспомнила, как мать, обессиленная, лежала в углу комнаты. Вот, значит, в чем дело: он забирал ее кровь. Теперь Эни доподлинно знала, как ощущала себя ее мать. Поневоле вспомнилась тягостная боль, которую она испытала в темнице, когда потеряла большую часть крови. Воспоминание оказалось таким ярким, что пришлось сжать и разжать пальцы, чтобы убедиться: опасность давно миновала и боли нет.
– До твоей матери Тугарт добрался, – продолжала Адалла. – До тебя не успел… пока что.
– Что значит «пока что»?
– Так он не забыл тебя, Эндара, – Адалла мрачно усмехнулась. – Преследовать эвендинов перестал, но тебя не забыл. Ищет. Искал все эти годы. И вот тебе мое тайновидческое предсказание…
Адалла сдернула с себя покрывало и повернула к Эни свое лицо. Повязка на глазах пугала ничуть не меньше, чем самый пронзительный взгляд.
– Он тебя найдет.
Эпилог
Уже на следующий день Гильем, Эрнальд и Тард предстали перед Диосом, воодушевленные и немного растерянные: они ощутили в себе новые способности. Диос немедленно взялся за их обучение. Эни было интересно, какие силы породит в них ее кровь, но пока они учились основам и делали мелочи, которые ей демонстрировал Юст, – зажигали и гасили огонь, пытались приручить ветер или создать молнию.
Но долго сидеть без дела и смотреть на них Эни не могла. Предсказание Адаллы не давало ей покоя – как, впрочем, и многое другое.
То, что случилось с ней здесь, в Предгорье, не шло ни в какое сравнение с болезненными воспоминаниями детства: это было намного страшнее. И все же одна мысль о том, кого она все это время считала отцом, заставляла сердце цепенеть. Перед глазами возникал полыхающий дом и внимательный взгляд, которым Тугарт скользил по кустам, выискивая ее. Однако Эни твердо решила: она должна взять себя в руки и в совершенстве овладеть воздушными струнами, как бы это ни было сложно.
Силы возвращались, но медленно. Диос попросил ее не покидать территорию усадьбы, поэтому Эни просто отошла подальше от Темнокрылых и сделала струны видимыми.
Воздух рассекло множество нитей. В глаза сразу бросилась та единственная, что сверкала золотом, но Эни и не подумала прикасаться к ней. Хотя ее звучание было восхитительным, а Диос заверил, что она, Эни, тут ни при чем, чувство вины за произошедшее в Ишдате никак не желало покидать ее…
В конце концов, было много других струн: стихий, звуков, предметов. Да и людей. Эни улыбнулась, легко обнаружив Гильема, Эрнальда и Тарда. Теперь их струны слабо отдавали золотистым свечением – видимо, это случилось после того, как они отведали кровь Диоса заодно с ее кровью.
Была и еще одна необычная нить – переливающаяся перламутром. Чуть дальше она сплеталась со струной Юста. Эни не сразу разобралась, кому она принадлежит, но потом поняла: лурго. Почему-то его струна не была похожа на те, что олицетворяли других животных, но она отличалась от человеческих и эвендинских.
Эни взяла ее, струну магии и две звуковых и сыграла простенькую мелодию. Спустя минуту лурго прибежал на зов откуда-то из глубины двора.
– Что ты такое? – спросила Эни, поглаживая его за ухом.
Лурго вместо ответа лениво зевнул и медленно направился в сторону Гильема и Тарда, которые с большим удовольствием использовали свои новые способности друг на друге.
Больше Эни его не видела. Юст сказал, что видел, как лурго убегал в лес. По ее просьбе он поискал его там, но тщетно.
Спустя несколько дней пришли тревожные вести. Король Дориан получил послание Готтрана. Поколебавшись, он отправил к Предгорью небольшое войско и дал советнику относительную свободу действий. Королева Регина возражала, но Дориан ограничился лишь