проговорила мисс Хилл. – Я знаю, что вы с миссис Клири были очень близки. Если бы обстоятельства позволили, я навестила бы вас раньше.
Элеонора попыталась изобразить печаль.
– Да, я… я ужасно скучаю по ней. Такое потрясение. И вы, должно быть, теперь совсем одиноки.
– Уверена, она бы гордилась вами, видя, с каким достоинством вы справляетесь с горем.
Гордилась? Почему мисс Хилл сказала «гордилась»? Элеонора вспомнила свой последний ужин с миссис Клири. После того вечера старушка явно не гордилась своей связью с Элеонорой. Почему же мисс Хилл принесла такие неприятные воспоминания? Чего она хотела?
– Благодарю. Итак, чему я обязана удовольствием от нашей встречи?
Пальцы мисс Хилл теребили манжеты её платья, хотя лицо сохраняло нейтральную учтивость. Элеонора чувствовала исходившую от неё сильную тревогу. Гостья выдала себя. Она ужасно нервничала.
– Не могли бы вы написать мне рекомендательное письмо? Я надеялась, вы можете оказать мне такую услугу, ведь вы знали меня как компаньонку миссис Клири. Без такого письма мне придётся пойти в прислуги, а вы, сами будучи молодой леди, понимаете мои опасения.
Элеонора расслабилась. Мисс Хилл не собиралась требовать долю состояния миссис Клири или загородный домик. Если бывшая компаньонка старушки хотела просто получить новую должность, Элеоноре было не о чем беспокоиться.
Девушка подошла к письменному столу, достала перо и бумагу. Она уже окунала перо в чернильницу, когда в голову вдруг пришла мысль, прогнавшая по венам холодный страх.
Мисс Хилл рассказала миссис Клири о прошлом Элеоноры. А если она и полиции расскажет? Мисс Хилл ведь знала, что Элеонора лгала, чтобы сблизиться с миссис Клири. Как инспектор распорядится этой информацией?
Ладони вспотели. Дать мисс Хилл то, чего она желала, было всё равно что пустить стрелу в темноту – не знаешь, где та приземлится. И при том Элеонора должна была заставить мисс Хилл думать, будто та в долгу у девушки – чтобы той даже в голову не пришло пойти в полицию.
– Я буду счастлива оказать вам услугу, мисс Хилл.
Элеонора написала блестящую рекомендацию, зная, что мисс Хилл видит написанное со своего стула. Внутри кольнуло чувством стыда. Закончив, девушка сунула письмо в ящик и повернулась к бывшей компаньонке, которая снова теребила манжеты своего платья.
– Ну, вот, готово, – улыбнулась Элеонора. – Когда вы найдёте подходящую должность, дайте адрес, и я сама направлю письмо.
Подбородок мисс Хилл дёрнулся:
– О, я бы не хотела доставлять вам излишние хлопоты, мисс Хартли. Я могла бы забрать письмо сейчас.
Элеонора рассмеялась, невольно вздрогнув от звука собственного голоса. Мисс Хилл намекнула, что найти место у миссис Клири было нелегко. И всё же у Элеоноры не оставалось выбора – нельзя было позволить компаньонке сболтнуть лишнего.
– Очень любезно с вашей стороны! Но прошу, не беспокойтесь, никаких хлопот. Я буду рада помочь вам. – Элеонора улыбнулась. – Вам нужно просто спросить.
На миг мисс Хилл застыла, и лицо её стало непроницаемым, но когда поднялась – то снова изобразила вежливое безразличие.
– Благодарю, мисс Хартли. Не хотелось бы заканчивать на мрачной ноте, но я буду благодарна, если вы сообщите мне, когда состоятся похороны миссис Клири.
Элеонора замерла. Она так отвлеклась, что почти забыла о похоронах. Перед смертью миссис Клири всё подготовила сама, и когда полиция вернула тело, его отправили обратно в Ирландию, как старушка и хотела. Элеонора спрятала счёт гробовщика в ящик стола и с тех пор об этом не думала.
– Конечно же, – солгала она. – Я сообщу… да. Я напишу вам и сообщу подробности. Доброго вам утра, мисс Хилл.
Девушка отвернулась. Её охватил стыд. Мисс Хилл вышла.
Когда Элеонора мельком увидела своё отражение в чернильнице, она отшатнулась. Зрачки её были словно две огромные зияющие ямы.
Элеонора и Чарльз встретились в другой церкви, на этот раз – на окраине Сохо[43]. Пел хор, за которым не было слышно их голосов, и шёпотом они обсуждали свои планы. Они пытались вести себя так, словно не знали друг друга, но держались за руки за высокими спинками церковных скамей.
Чарльз погладил большим пальцем тыльную сторону ладони девушки.
– Совсем скоро, – пообещал он. – Ещё пара недель… самое большее – месяц. Я больше не в силах быть вдали от тебя.
Элеонора прижалась своим коленом к его.
– Когда мы окажемся в Шотландии, пройдёт три недели, прежде чем мы сможем пожениться. Там придётся ещё немного подождать.
– Это другое, – шёпотом возразил он. – Ты будешь рядом. Мы сможем есть вместе, гулять по селению, посещать церкви и развалины… всё что угодно! – Он робко улыбнулся. – Ты себе не представляешь, как долго я хотел показать тебя миру!
Девушка подалась к нему ближе, глядя на него сквозь полусомкнутые ресницы.
– Разве ты не будешь скучать по тому времени, когда я была только в твоём распоряжении? – тихо спросила она.
Его рука скользнула к её талии.
– Элеонора, – чуть слышно проговорил Чарльз, привлекая её ближе. – Я скучал по тебе каждый день…
Чей-то кашель эхом разнёсся по церкви. Они дёрнулись и отпрянули друг от друга.
– Я должен идти, – прошептал Чарльз, в последний раз чуть сжав её руку. – Я скоро напишу тебе.
Он ушёл. Элеонора ждала, сделав вид, что молится. Разум буквально кишел мыслями.
Одно желание решит все её проблемы. Мистер Пембрук контролировал доступ к её деньгам. Мистер Пембрук мешал их с Чарльзом женитьбе. Мистер Пембрук приставал к Ифе. Элеонора желала ему смерти.
Достаточно будет одного слова.
Она даже выстроила предложение в сознании.
«Я желаю, чтобы мистер Фредерик Пембрук был мёртв».
Даже проговаривая эти слова просто в мыслях, она чувствовала себя сильной. Впредь её ничто не остановит! Он будет пресмыкаться, плакать, сопротивляться, но не сумеет остановить черноглазую женщину – она придёт за ним, словно ангел возмездия. Она будет смотреть, как он умоляет.
Элеонора вздрогнула от силы собственного предвкушения. Что она делала? Когда она научилась так радоваться перспективе смерти и насилия? Вовсе не такой она желала быть. Она хотела уберечь подруг, хотела выйти замуж за Чарльза, и у неё ведь оставался только один способ.
Разве это превращает её в чудовище?
Элеонора посмотрела на витражное окно. Святые плакали, и ангелы пели, а Иисус страдал в ярких красках. Взгляды всех их, казалось, были прикованы к девушке. Будь она более добрым, светлым человеком, то верила бы в Бога, или в судьбу, или во что-то ещё, что должно было вознаграждать добрых и наказывать нечестивых. Прежде она бы так и поступила. Но теперь она сама увидела, что жизнь делает с людьми, которые верят в некую туманную благостную высшую силу и не полагаются ни на что иное. Возможно, такие явления существовали в мире лишь потому, что в них верили. Возможно, на самом деле их не было вовсе, и только сила миллионов людей, отчаянно желавших, чтобы это было реальностью, давала им знаки, которые они искали. Эта мысль покалывала