Читать интересную книгу Дорога соли - Джейн Джонсон

Глаза старого торговца на мгновение ярко вспыхнули. Он медленно склонил голову, как бы задумавшись над запутанными тайнами Вселенной.

На юге Марокко ночь наступает быстро. Кажется, минуту назад весь мир вокруг был залит алым светом, каждый камень, куст и неровность на поверхности земли купались в этом игривом пламени, и вот зловещий глаз солнца меркнет и исчезает, унося за собой все цвета радуги. Все вокруг окрашивается в один безрадостный серый тон.

Мариата тряслась и раскачивалась из стороны в сторону на спине покорного животного. Ее позвоночник с непривычки болел, копчик больно упирался в твердый тюк, на который она взгромоздилась и так крепко вцепилась в поперечину старинного деревянного седла, что побелели костяшки пальцев. Впереди ехал Атизи, сын Байе. Он сидел высоко и прямо, словно сросся со своим верблюдом, да и с остальным миром тоже составлял единое целое. Ощущая неудобство, молодая женщина всякий раз напоминала себе о том, какая судьба ждала ее в Имтегрене. Словно по волшебству, спина женщины выпрямлялась, боли исчезали хотя бы на какое-то время.

Так, медленно, без остановок, они ехали уже часов пять мимо низких песчаных холмов, пыльных пальмовых рощ, через заросшую кустарником и низкорослыми деревьями местность, лежащую к югу от плато Тафилальт. Наконец путники оказались в долине, через которую тысячи лет шли караваны от пустыни к морю. Это был широкий и глубокий коридор, прорубленный в известняке. В ямах, заполненных водой, отражалась луна, мерцавшая сквозь тихо покачивающиеся листья пальм. Они миновали множество небольших селений, золотистые огоньки которых еще более подчеркивали темноту, и под стеной какой-то разрушенной крепости увидели людей, сгрудившихся вокруг небольшой жаровни и готовящих себе вечернюю трапезу. Запах еды достиг ноздрей Мариаты, и она вдруг почувствовала, что очень проголодалась. Атизи тихим, спокойным голосом поприветствовал их. Те ответили, проводили их взглядами, с любопытством рассматривая бледный овал непокрытого лица Мариаты, и снова вернулись к своим горшкам.

— Может быть, мы хоть немного отдохнем? — Собственный голос показался Мариате чужим, прозвучавшим так же заунывно, как крик совы.

Повисла долгая пауза, еще более подчеркивающая тишину, обступившую их.

— Вести имеют обыкновение находить тех, кто в них нуждается, — наконец произнес старый торговец. — Если ты не хочешь, чтобы тебя отыскали и вернули обратно в Имтегрен, то мы должны уехать от Тафилальта как можно дальше.

Когда они все-таки остановились на ночевку, Мариата долго не могла уснуть, хотя смертельно устала. Подстелив грубую попону из верблюжьей шерсти, она лежала на спине и смотрела в небо. Где-то там находился теперь ее Амастан. Его дух странствовал по огромному черному небу и сейчас видел ее. Мариата вглядывалась в созвездия, стараясь отыскать след мужа, но те светили холодно, бесчувственно и ничем не выдавали его присутствия. Потом она, должно быть, ненадолго уснула, потому что, когда снова пришла в себя, увидела, что звезды сместились в сторону, а часть неба побледнела. Неподалеку шевелились и храпели верблюды. Когда на востоке над линией горизонта показался край солнца, один из них медленно поднялся на ноги, словно понимал, что отдых закончился и скоро надо будет снова отправляться в путь.

Атизи удивил ее тем, что развел небольшой огонь, сварил кашу и принес ей полную миску, а сам отошел в сторонку, чтобы не мешать Мариате есть. Ведь даже в пути мужчинам и женщинам не подобает вместе принимать пищу и даже смотреть друг на друга во время трапезы. Каша оказалась гораздо вкусней, чем она ожидала, горячей и аппетитной, приправленной ароматным перцем. Голод Мариаты из-за утренней прохлады совсем разыгрался, поэтому справилась она с ней быстро.

Рано утром по дороге на Мерзугу мимо них проехали машины. Это были грузовики торговцев, раскрашенные в красный и синий цвета, доверху наполненные всякой всячиной, увешанные гирляндами амулетов, пластмассовых цветов, талисманов и изречений из Корана, свисающих с зеркал заднего вида. Водители разглядывали их с преувеличенным любопытством.

После того как мимо них проехала третья машина, Атизи заставил верблюдов свернуть с дороги.

— Теперь мы должны сделать крюк. В Тахани есть оазис. Мы поедем к нему и остановимся там до темноты. Границу легче пересекать ночью. Затем мы направимся дальше и в темноте дадим верблюдам покормиться. Там у них будет последнее хорошее пастбище. Потом пойдут пески, где наша жизнь окажется в руках Всевышнего. — Он поднял руки к небу.

Под жгучими лучами полуденного солнца Мариата раскачивалась в седле в такт походке верблюда, уже не обращая внимания на однообразный пейзаж с высохшими руслами водных потоков и раскаленными холмами, медленно проплывающими мимо. Солнце немилосердно палило голову, в висках стучало. С затылка по спине сбегали ручейки пота. Тяжесть растущего живота напрягала позвоночник, вызывала в нем боль, но у нее уже не было сил сменить позу на неудобном седле, и она продолжала сидеть словно в оцепенении, загипнотизированная мерным движением животного. На пути им никто не встретился, не считая какого-то пастуха, присматривающего за тощими козами, которые выщипывали в этой унылой местности остатки скудной растительности. Козел тоже был худой и диковатый на вид. Он проводил их недобрым взглядом своих желтых прищуренных глаз, словно понимая, что его стадо обречено странствовать вот так, до самой голодной смерти.

Мариата подумала, что ее странствие закончится точно так же, и велела себе быть мужественной. Это только начало пути, всего несколько жалких часов. Впереди ее ждет не одна неделя трудного перехода. Сумеет ли она остаться в живых к концу путешествия по пустыне, которая уже становилась куда более суровой и враждебной, чем те неприветливые каменистые земли, по которым они до сих пор ехали. Не безумие ли думать, что ей удастся выдержать подобное тяжелое странствие? Не самонадеянно ли было пускаться в столь опасный путь? Они едва только отправились, а ее уже охватили сомнения. Мариата притронулась к амулету, чтобы отогнать невеселые думы. В это время они достигли вершины скалистого подъема, и вдали показались зеленые пальмы Тахани.

Стреноженные верблюды методично объедали растительность под ногами, Атизи, сын Байе, сидел на скале и дежурил, опасаясь появления разбойников или случайных воинских подразделений, а Мариата дремала в тени деревьев оазиса. Ей снилось, что она снова в Адаге. Ритмичный шелест пальмовых листьев, колеблемых ветром над ней, чудесным образом преображался в отдаленный бой барабанов и пение свадебных песен. Мариата лежала не на твердой земле, завернутая в вонючую попону из верблюжьей шерсти, но на мягкой кровати в своем шатре, предназначенном для невесты, благоухающем благовониями, курящимися в специальной плошке. Она оказалась в крепких объятиях супруга, вдыхала теплый и живой аромат его тела, тесно прижавшегося к ней под пологом, украшенным рядами геометрических символов, обозначающих верблюдов, которые так красиво смотрятся на золотистом фоне. При огоньке свечи Мариата через лоснящееся плечо Амастана глядела на то, как цветы, изящно вышитые по краям одеяла, превращались в прекрасные звезды. Так выглядела мозаика, которую она видела в мечети города Таманрассета. Мариата улыбалась. Может ли человек быть настолько счастлив? Нет, это невозможно. Теперь они муж и жена, и никто на свете не может их разлучить. Они — единая плоть, мужчина и женщина, соединенные в одно целое. Они одинаково смотрят на мир, слышат его, и сердца их бьются в одном ритме. Они всегда будут вместе, вырастят не меньше дюжины детей. От них пойдет новая династия. Они назовут ее в честь Тин-Хинан и со своими стадами и верблюдами станут всю оставшуюся жизнь ходить соляным путем от одного плодородного оазиса к другому, свободные, никому не подвластные, будут жить на этой земле легко и весело, в полном согласии с обитающими здесь духами. Тепло окутало ее, затуманило мысли. Совершенно счастливая, она качалась в этом коконе, уже не вполне воспринимая отдаленный барабанный бой, мерное дыхание Амастана, шевеление его поднимающейся и опадающей груди, прижавшейся к ней.

Прошло довольно много времени, как вдруг Мариата услышала голос. С ней говорил Амастан, он что-то шептал ей на ухо. Она с усилием попыталась сбросить с себя глубокий сон, пробиться на поверхность сознания. Муж говорил что-то очень-очень важное. Мариата отчаянно боролась со сном, пытаясь разобрать его слова.

— Госпожа!..

Чья-то рука легла на ее плечо. В лицо дохнуло прохладой.

Она испуганно вскочила на ноги. К ней прикоснулся не Амастан, а какой-то старик. Лицо его обветрено и покрыто морщинами. Прохлада, повеявшая на нее, оказалась его тенью, закрывшей солнце. Кто он такой? В течение нескольких долгих секунд Мариата никак не могла этого понять, и мыслей в голове никаких не было. Их прогнало сердце, громко стучащее от страха. Потом этот человек отодвинулся, и на нее снова упали горячие лучи. Она заморгала и сощурилась от ослепительно-яркого солнечного света, который пробился сквозь листья высившейся над головой пальмы и разорвал полумрак и убаюкивающий кокон ее брачного шатра. В замешательстве Мариата снова закрыла глаза, пытаясь догнать отлетающий сон, сосредоточиться на самых ярких его подробностях, которые могли бы вернуть иную, прекрасную реальность, успокоить ее. Но клочья великолепных образов уплыли прочь, как туман, съеденный лучами восходящего солнца.