Читать интересную книгу Дон Жуан - Джордж Байрон

ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

Учили персы юношей при КиреСтрелять из лука, ездить на конеИ правду говорить. И в новом миреМы это всё усвоили вполне;Конечно — лук в музее, а не в тире,Но конный спорт — по-прежнему в цене,А что до Правды — то сия наукаИз моды вышла, как… стрела из лука.

2

Эффект дефекта этого велик,Но сам «эффект сугубо дефективен»,А почему — судить я не привык;Одно лишь вам скажу: пусть я наивен,Пусть часто заблуждаюсь, но языкПатетики фальшивой мне противенУже не раз предупреждал вас я,Что муза очень искренна моя.

3

Ее неотразимые сужденьяЧастенько бьют не в бровь, а прямо в глаз,И горьким, вместо сладкого варенья,Она гостей попотчует не раз,Зато правдивы все ее творенья;Мы пишем с ней, предупреждаю вас,Чтоб вы на нас и впредь не обижались«De rebus cunctis et quibusdam aliis»[110]

4

Весьма правдивым будет мой рассказРассказ о привиденьях, как ни странно,И даже без особенных прикрас!Но кто постичь способен смысл туманныйЯвлений тех, что окружают насНам скептики мешают постоянно;Но рот давно пора закрыть тому,Кто б возражал Колумбу самому.

5

В легендах и преданьях историческихНам рассказали Монмут и ТурпинО случаях чудесных и мистических,Реальных не имеющих причинВсего искусней критиков скептическихОпровергал блаженный АвгустинКакими бы их воэраженья ни былиСвоим упрямым «quia impossibile»[111]

6

Жить надо смертным в духе старины,Придется предков следовать примеру:Несбыточному верить вы должныИ невозможное принять на веру.Столь таинства священные сложны,Что мудрецы, рассудку зная меру,В них верят, как в Писание ОниОт споров только крепче в наши дни.

7

И Джонсон думал, что на протяженьеШести десятков горестных вековТревожат человечество виденьяИ выходцы из призрачных миров.И тщетно им навстречу возраженьяВозводят вал из доводов и слов:Есть в мире сила выше нашей силы,Которую сознанье не открыло.

8

Но между тем закончился обедИ даже ужин; танцы замирают,Замолк оркестр, в гостиных меркнет свет,Веселый шум и говор затихает.И вот последний бальный туалет,Как облачко на солнце, исчезает,А в окна льются лунные лучи,И гаснет свет слабеющей свечи.

9

Напоминает прошлых пиршеств чадШампанское на самом дне бокала,Пустую пену пунша, легкий взгляд,В котором тенью чувство пробежало,Морскую зыбь, неясный аромат,Круговорот пленительного бала,Систем философических туманИ опиума радужный обман

10

Покоя или счастья благодать,Неясный бред, ничто, одно мгновенье.Всего трудней бывает пониматьДуши и мысля тайные движеньяИскусство тирский пурпур добыватьТак позабыли наши поколенья.Но пусть же в мире сгинут поскорейИ пурпурные мантии царей!

11

Одеться перед балом, говорят,Всем трудно, но труднее после балаНадеть хандрой пропитанный халат,Как Нессов плащ, и повторять устало,Что вслед за Титом юноши твердят:«Опять потерян день, и ночь пропала!»По мне, однако, было бы умнейВести учет удачных наших дней.

12

Мой Дон-Жуан один в своем покоеБольшое беспокойство ощущал;Глаза Авроры были ярче вдвое,Чем он со слов миледи ожидал,И знай он, что творится с ним такое,Он, верно, философствовать бы стал;Но, к философии не прибегая,Он попросту мечтал, порой вздыхая.

13

Жуан вздыхал. А тут еще луна,Богиня всех вздыхающих, сияла,Настолько ослепительно ясна,Насколько наше небо позволяло.Лирической тоской уязвлена,Душа героя нашего пылала,В ней разгорался пафос нежных словИ томно — восклицательных стихов.

14

Любовник, астроном и сочинитель,Поэт или влюбленный свинопасЛуну — фантазий давнюю обительПочтили вдохновеньями не раз,Когда она, блестящая в зените,Рождает и простуду и экстаз,Приливами морей повелеваетИ томные сонеты навевает.

15

Лирическим раздумьем обуян,В готическом покое горделивомНе думал о покое Дон-Жуан,Он видел, как мерцает прихотливоГладь озера сквозь призрачный туманаВдали, конечно, наклонялась ива,И водопад срывался с крутизны,Сверкая пеной снежной белизны.

16

На столике — верней, на туалете(Я точности придерживаться рад;О самом незначительном предметеЯ говорить не стану невпопад!)Свеча горела тускло. В мутном светеГероя моего усталый взглядВстречал картины, вазы, гобеленыИ темные готические стены.

17

Он вышел в зал. В багетах темных рам,В неясной мгле таинственного светаМерцали величаво по стенамПрекрасные старинные портретыДавно почивших рыцарей и дам,Кольчуги, шлемы, розы, кастаньетыПортреты мертвых под лучом луныОсобенно печальны и страшны.

18

Суровый рыцарь и седой монахПри лунном свете будто оживают;Шаги твои на дремлющих коврахТаинственные шорохи рождают;Во всех углах гнездится смутный страх,Причудливые блики выплывают:«Как смеешь ты блуждать в ночной тени,Когда не спят лишь мертвые одни?»

19

Неуловимо — призрачно смеетсяКрасавица, почившая давно;Ее истлевший локон резво вьется,Ее лицо луной озарено…Портрет навеки юным остается,Ему бессмертье странное дано;Ведь и при жизни все портреты нашиВсегда моложе нас — и часто краше!

20

Итак, Жуан мечтательно вздыхалО том, что все подвластно изменениюИ женщины и чувство. Он шагал,Стараясь заглушить свое волненье,И вдруг неясный шорох услыхал…Быть может, мышь? Быть может, привиденье?(Никто не любит слышать в час ночнойШуршанье между шторой и стеной!)

21

Но то была не мышь, а тень немаяМонаха в темной мантии, в шлыке;Он подвигался, глаз не поднимая,Сжимая четки в призрачной руке,Ныряя в тень и снова выплываяНа лунный свет, как лодка на реке,И только поравнявшись с Дон-Жуаном,Его пронзил каким-то взором странным.

22

Жуан окаменел; хоть он слыхалО призраках в старинных замках этих,Но как-то никогда не допускал,Что человек способен лицезреть их.Он россказням совсем не доверял:Что призраки? Вранье! Ведь мы не дети!Но что-то вдруг мелькнуло перед ним,Как облако иль стелющийся дым.

23

Три раза кряду это порожденьеЗемных, небесных или темных силПрошло по галерее; без движеньяЗа ним Жуан испуганный следил,И волосы его, как дуновенье,Неизъяснимый ужас шевелил.Остановить монаха он пытался…Увы! Язык ему не подчинялся!

24

На третий раз таинственная мглаГлубокого глухого коридораМонаха поглотила. Там былаПростая дверь, а может быть, и штора;Бесплотные и плотные телаСпособны от внимательного взораВдруг исчезать неведомо кудаБез явственной причины и следа.

25

Встревоженный Жуан не шевелился,Не отрываясь глядя в полутьму,В которой непонятно растворилсяУжасный дух, явившийся ему.И каждый бы, я думаю, смутился,Увидев непонятное уму.Рассеянный и бледный, еле — елеОн ощупью добрался до постели.

26

Здесь он протер глаза и поспешилВзглянуть вокруг: свеча на туалетеГорела безмятежно. Он решилНайти забвенье в лондонской газете,Где дипломат, и критик, и зоилОхотно судят обо всем на светеО короле, о ваксе, о балах,О внешних и о внутренних делах.

27

Здесь все напоминало мир живых,Но все — таки его дрожали руки;Прочел он несколько столбцов пустыхИ, кажется, статью о Хорне Туке;Под одеялом съежился, притих,Ловя тревожно все ночные звуки;И скоро сон — целитель слабых силЕго глаза усталые смежил.

28

Но часто просыпался он тревожно,Не понимая, что же видел он:Виденье ль? Сновиденье ль? Все возможно,Хоть суеверный страх уже смешон.К утру он задремал, но осторожноСлуга прервал его недолгий сон,Предупредив почтительно и чинно,Что время одеваться господину.

29

Мой Дон-Жуан оделся. Сей обрядОбычно развлекал его немало,Но в этот день его унылый взглядИ зеркало почти не занимало.Он локоны расправил наугадИ застегнул жилет довольно вяло,И галстук у него на левый бокПодвинулся — почти на волосок.

30

Он появился к утреннему чаю,Рассеянно к столу придвинул стулИ, на приветствия не отвечая,Рассеянно из чашки отхлебнул,Обжегся — и, смешков не замечая,За ложечкою руку протянулТут сразу угадала Аделина.Что тайная тоска всему причина.

31

Он бледен был — она еще бледней.Она украдкой что — то прошептала,Лорд Генри невпопад ответил ей,Что на тартинках масла слишком мало.Графиня шалью шелковой своейСпокойно и задумчиво играла,Аврора же — святое существоВо все глаза глядела на него.

32

Печали без достаточной причины,Как водится, не терпит высший свет.«Здоровы ль вы?» — спросила Аделина.Жуан ответил: «Да… Немножко… нет…»Домашний врач осведомился чинноПо части сердца и других примет,На что Жуан ответил лаконично,Что, право, чувствует себя отлично.

33

«Да», «нет», «отлично» — странные слова,И выглядел Жуан довольно странно:У бедного кружилась голова,Да и в глазах темнело непрестанно.Он отвечал врачу едва — едва,И понял тот по виду Дон-Жуана,Что ежели недуг его лечить,То не врача бы надо пригласить.

34

Лорд Генри между тем разговорился,Свой шоколад откушав превосходный,Сказал, что гость, наверно, простудился,Хотя погода не была холодной,Потом к графине мило обратился:«Что граф? И как недуг его природныйПодагра, эта ржавчина господ,Суставы благородные грызет?»

35

Жуану, как хозяин благосклонный,Он улыбнулся: «Вид у вас такой,Как будто наш монах неугомонныйНарушил ваш полуночный покой!»С гримасою притворно — удивленной,Но все-таки бледнея, мои геройСказал, тревогу тайную скрывая:«Какой монах? Я ничего не знаю!»

36

«Помилуйте! Фамильный наш монах!Легенда, впрочем, часто привирает;Но все — таки хоть в нескольких словахВам рассказать об этом подобает,Хотя уже давно в моих стенахСей древний посетитель не бываетНе знаю — он ли стал смирней, чем был,Иль наше зренье разум притупил».

37

«Ax, милый мой! — миледи возразила(Взглянув на Дон-Жуана моего,Она весьма легко сообразила,Что эта тема трогала его),Я много раз, уж кажется, просилНе говорить об этом ничего;Шутить на эти темы неуместно,А древнее преданье всем известно»,

38

«Да я шутить совсем и не желал)Сказал милорд. — Припомни, дорогая,Как нас он после свадьбы напугал,По галерее в сумерки блуждая!»Но тут он поневоле замолчал,Увидев, что супруга молодаяВзялась за арфу, в струнах пробудивЗадумчивый и жалобный мотив.

39

«Баллада о монахе! Это мило!Вскричал милорд — Но ты прибавь слова,Которые сама же сочинила:„Без текста эта музыка мертва!“»Все общество тотчас же попросилоХозяйку спеть, на что она сперваПоколебалась, несколько смутиласьИ под конец, понятно, согласилась.

40

Прелестные певицы каждый разРазыгрывают милое смятенье,Обычно умиляющее нас,И Аделина, начиная пенье,Ни на кого не поднимала глаз,Но проявила тонкое уменьеИ высший дар изящной простоты(Что для меня дороже красоты).Песня леди АмондевиллСпаси нас, помилуй, пречистая сила!Монах на могиле сидит,В полночной тиши за помин душиМолитвы и мессы твердит.Когда разорил лорд АмондевиллОбитель отцов честных,Один не забыл священных могилПочивших братьев своих.Губя и деля мечом короляУгодья господних слуг,Топтали солдаты леса и поляИ села сжигали вокруг.Но, строг и суров, не боясь оков,Печален, угрюм и упрям,В часовню и в дом, невидимый днем,Монах приходил по ночам.Порожденье злых или добрых силНе нам рассуждать о том,Он в замке лордов АмондевиллОбитает ночью и днем;Он тенью туманной мелькает, незваный,На свадебных их пирахИ в смертный их час, не спуская глаз,Стоит у них в головах.Встречает он стоном, страданьем бессоннымРожденье наследников их;Предвидя невзгоду, грозящую роду,Является в залах пустых.Тревожною тенью скользит привиденье,Но лик капюшоном закрыт,И взор его странный тоской постоянной,Могильной тоскою горит.Спаси нас, помилуй, пречистая сила:Хозяева в этих стенахДнем — внуки лорда Амондевилла,А ночью — этот монах.В обители древней гнездится страх,А тень продолжает блуждать,Ни лорд, ни вассал еще не дерзалПрава его отрицать.Не трогай монаха, что бродит по залам,И не тронет тебя монах.Как ночи туманы, беззвучно, усталоОн движется тихо впотьмах.Спаси его душу, пречистая сила,От темных страстей защити,И что бы страданьем его ни томило,Грехи его отпусти!

41

Слова замолкли. Слабое дрожаньеПоследних струн растаяло, как сон,И после трехминутного молчанья(Обычный акустический закон)Посыпались восторги, восклицаньяНаперебой, но все же в унисон:Хвалили все в порыве восхищеньяИ голос, и манеру исполненья.

42

Прелестная хозяйка им в ответЛениво и небрежно улыбалась.Ведь никакого дива в этом нет,Она давно уж этим занималась;Она, мол, дилетант, а не поэт!(И потому ей как бы позволялосьИ творчество других знакомых дамПричислить к дилетантским пустячкам!)

43

Так, в детской книжке я не раз читал,Что киник Диоген в дому ПлатонаПлатона гордость с гордостью топтал,Его ковер порвав бесцеремонно.На ссору он собрата вызывал,Но тот хранил довольно непреклонноВ душе философический покойИ был весьма доволен сам собой.

44

Я вспомнил этот маленький рассказ,Поскольку нашей леди АделинеСлучалось обесценивать не разУлыбкой дилетантскую гордынюИ восхвалений родственный экстаз,Когда порой маркиза иль графиняПыталась проявить в кругу семьиТаланты и способности свои.

45

О, нежные, чувствительные трио!О, песен итальянских благозвучие!О, «Mamma mia!»[112] или «Amor mio!»[113]И «Tanti palpiti»[114] при всяком случае,«Lasciami»[115] и дрожащее «Addio»[116]И, наконец, как верх благополучия,Романсик португальский «Tu chamas»[117](Слова, непостижимые для нас!).

46

Миледи пела мрачные баллады,Туманной Каледонии преданья,Унылые, как рокот водопада,И скорбные Ирландии рыданья,Что за морем изгнанникам отрада,Уже не ждущим с родиной свиданья.Стихи и эпиграммы иногдаМиледи сочиняла без труда.

47

И не была чужда ее натуреПростая краска синего чулка,То не был цвет возвышенной лазури,Оттенок бирюзы и василька,Что ныне принят так в литературе;Она ценила ясность языка,Считала Попа подлинным поэтомИ откровенно признавалась в этом.

48

Аврора Рэби по сравненью с нейБыла скромна и говорила мало;Она невинной грацией своейШекспира героинь напоминала.В стране фантазии, призраков и феиЕе душа прелестная витала,Высоких чувств и мыслей глубинаВ ее очах была отражена.

49

Но грацией, достойной граций Греции,Графиня Фиц-Фалк затмевала всех;Как в небе легкомысленной Венеции,В ее глазах сиял лукавый смех.Но тонких яств отнюдь не портят специиЛукавство не считается за грех.А чересчур безгрешная красавицаНам, грешникам, гораздо меньше нравится.

50

К романтике особого пристрастьяНе проявляла, кажется, она;Героев демонических несчастьяИ героинь печальных именаВ ней вызывали слабое участье;Она была довольно холоднаК поэзии, однако признавалаСонеты (к ней самой) и мадригалы.

51

Но я не знаю все — таки, ей — ей,Что именно миледи побудилоПропеть о том, что, как казалось ей,Жуана волновало и томило;Быть может, милой песенкой своейЕго развеселить она решила?А может быть, — кто женщину поймет!В нем робость укрепить, наоборот?

52

Всего верней, она имела цельюЕму покой душевный возвратить.Ни предаваться крайнему веселью,Ни слишком ощутительно груститьНе позволяет светское безделье;Аристократу следует носить,Как подобает возрасту и чину,Притворства благовидную личину.

53

И точно — оживился мой геройИ принялся острить весьма охотноО призраках, полночною поройПо комнатам гуляющих бесплотноВ тоске и жажде мести родовой,А юная графиня беззаботноРасспрашивать хозяев принялась,Откуда вера в чернеца взялась.

54

Никто не мог, конечно, проследитьИсточники старинного преданья.Иные полагали, может быть,Что этот миф имеет основанья;Но Дон-Жуан решился утаитьЧудесные свои переживаньяИ на вопрос: «Смущал ли призрак вас?»Едва ответил и не поднял глаз.

55

Тем временем в беседе беззаботнойУже за полдень стрелка перешла.Решили все, позавтракавши плотно,Что время приниматься за дела.Мужчины в поле двинулись охотно:Там гонка славная гостей ждалаБорзых отличных свора боеваяИ кровная кобыла скаковая.

56

Потом принес какой — то антикварХозяевам творенье Тициана;Сказал он, что на этот экземплярПридворные нацеливались рьяно,Да им не по деньгам такой товар;Он даже королю не по карману,Поскольку урезают каждый годТеперь его величества доход.

57

Но лорду Генри — первому эстету,Имеющему щедрость и размах,Он рад бы подарить картину эту,Будь он, купец, немного при деньгах.Художники, артисты и поэтыТак щедро рассыпались в похвалахЧутью милорда — мол, его сужденьеИмеет колоссальное значенье.

58

Тут архитектор новый появился;Старинной готики туманный бредОн воплощал и выяснить стремилсяСтолетиями нанесенный вред.Он с планом перемен таких носился,Что от Аббатства бы пропал и след.Гордился ев подобной профанацией,Свой труд провозглашая реставрацией.

59

Английских денег не жалея, летоЗдесь проводил недаром ловкий гот,И предъявил он выкладки и сметы:Одиннадцатитысячный расход.Он бойко уверял, что трата этаИ выгоду и славу принесет,Способствуя красе и возрожденьюПочтенного старинного строенья.

60

Явились два юриста — обсудитьЗалог усадьбы и покупку леса.Любил лорд Генри тяжбы заводитьИ вскоре ждал судебного процесса,Потом пришлось свинарник посетить,Хозяйства соблюдая интересы;Там были свиньи самый первый сортГотовил их на выставку милорд.

61

Потом пришли попавшие в ловушкуДва браконьера с хмурым лесникомИ девушка — смиренная пастушкаВ большом плаще пунцовом с башлыком.На вид она была совсем простушка;Но я с плащами этими знаком,И помню пылкой юности грехи я:Скрывают полноту плащи такие.

62

Но обсуждать не собираюсь яЕстествознанья тайны и загадки,Притом и сплетни — тема не моя;Сограждан исправляя недостатки,Амондевилл, как мировой судья,Оберегал законы и порядки,И сельские констебли посемуВиновную доставили ему.

63

О судьбах мира судьи мировыеПекутся, охраняя от потравыЛуга, леса, и парки родовые,И сельские нетронутые нравы.Но как решить проблемы роковые?Как отличить проступок от забавы?Всего трудней охрана диких птицИ честности хорошеньких девиц.

64

Виновная бледна была ужасно,Как будто набелилась нарочито.(Обычно эти щечки были красны;Румян не знают сельские хариты!)Меж тем как леди именно прекрасныТой бледностью особо родовитой,Что лишь от страсти или от стыдаСменяется румянцем иногда,

65

Хорошенькие глазки озорныеТуманились слезами, но онаСтаралась не заплакать; ведь впервыеСюда она была приведенаИ помнила, что слабости такиеВыказывать на людях не должна,Тревожилась, робела, трепеталаИ с ужасом допроса ожидала.

66

Не всех их, впрочем, — что легко понять,У лорда в кабинете принимали.Юриста можно в комнаты позвать,А племенного кабана — едва ли;Да и крестьян не принято пускатьВ приемную, где бойко толковали,Как генералы, собираясь в бой,Купец и архитектор городской.

67

Констебли эль потягивали вялоС невозмутимым видом важных птиц,Виновная в гостиной ожидалаПрихода властью облеченных лиц,Которым совещаться надлежалоО термине, зазорном для девиц,На языке юристов очень тонкоЗвучащем в двух словах: «отец ребенка».

68

Лорд Генри в каждом деле проявлялЭнергию и подлинное рвенье;Всех поваров он воодушевлял,Готовивших большое угощенье.Амондевилл, как водится, давалДля всех своих друзей без исключеньяОткрытый день, когда в открытый домСбирались все соседи на прием.

69

В неделю раз такие дни бывали,Когда и приглашенья не нужны;Соседи все отлично понималиБез приглашенья все приглашены.Столы большие накрывались в зале,И, будучи вином упоены,Все гости выражали без стесненьяЗа кушаньем общественное мненье.

70

Лорд Генри предавался, как игрок,Предвыборных страстей соревнованию:Был выборам в парламент близок срок,А в округе меж тем имел влияньеШотландский граф и с ним его сынок,И представлял, весьма стремясь к избранью,«Противный интерес» сей графский сынХоть интерес — то был у них один.

71

Амондевилл использовал отличноПредвыборные средства обольщенья;С иными он любезничал тактично,Иным давал он щедро заверенья.Конечно, эта мера непрактичнаИ может довести до разоренья,Но он людей, однако, уважалИ слово по возможности держал.

72

Горячий друг свободы и не менееГорячий друг правительства, умелОн среднего придерживаться мнения:И патриота качества имел,И скромно получал вознаграждения,Поскольку он противиться не смелМонаршей воле; деньги, чин — пустое,Но колебать не следует устои.

73

Он «смел сказать» (подобный оборотПарламентский язык нам позволяет),Что дух прогресса в паши дни живетИ новшества сторицей умножает.Пусть лести от него смутьян не ждетНо для сограждан он на все дерзает.Что до чинов, то тяжки их плодыДоход ничтожен, велики труды.

74

Тому порукой небо и друзьяОн был рожден для мирного уюта,Но короля и родину нельзяОставить в столь опасную минуту,Когда, устоям общества грозя,В народе демагоги сеют смуту,Рубя, путем коварства и хулы,И гордиев и прочие узлы.

75

Нет, служит он из уваженья к сануИ, будучи в делах неукротим,Работает упорно, неустанно,Предоставляя выгоды другим;Но он чины отстаивает рьяно,Недаром пыл его неистощим,Как без чинов порядок бы хранился?Гордится он, что бриттом он родился!

76

Себя он независимым считалИ был таким, конечно уж, не менее,Чем те, кто от казны не получалЗа независимость вознаграждения.Ведь не сравнится профессионалС непрофессионалами в уменииТак знать на чернь взирает свысока,А нищему лакей дает пинка.

77

Так говорил наш лорд Амондевилл(Последнюю октаву исключая).Предвыборный такой бывает пыл,Но я ни на кого не намекаюИ лично никого не очернил,А все — таки разумно умолкаюТем более что гонг уже звенитИ рой гостей в столовую спешит.

78

Я не хочу опаздывать к банкету,Хотя банкетов много я видал.Все как всегда — закуски, туалеты,Холодное жаркое, жаркий зал;Всем скучно, всё — в границах этикета(Британского веселья идеал):Остроты слабы, разговоры мелки,И гости — каждый не в своей тарелке.

79

Усердно сквайры кушают и пьют,Надменны снисходительные лорды;Вокруг лакеи чинные снуют,Держась довольно чопорно и гордо;Они по рангу яства подают,Чины гостей запоминая твердо(Ошибка в том для слуг и для господПотерю места за собой влечет).

80

Здесь было много праздных болтунов,Отъявленных любителей охоты,Владельцев чистокровных скакунов,Борзых и гончих лучшего помета;Здесь были представители дельцовИ пастыри высокого полета,Любители хоралов и псалмовИ тонкие властители умов.

81

Здесь были и изгнанники столицы,Потрепанные франты всех пород,В деревню прискакавшие учитьсяВставать с зарей и умножать доход.Со мною (не могу не похвалиться!)Сидел вероучения оплот,Великий Питер Пит — гроза и слава,«Гремящим» называемый по праву.

82

Его я прежде в Лондоне встречал,И уж тогда, отмечу с восхищеньем,Он на себя вниманье обращалОстротами и тонким обхожденьем;Обеды у прелатов посещалИ, взысканный разумным провиденьем,В Линкольне получил на третий годБогатый, но запущенный приход.

83

Увы! Его прекрасные тирады,Его остроты, выдержки, сравненьяНа паству — или, правильней, на стадоПроизводили мало впечатленья;Ничьи улыбки нежные и взглядыЕму не выражали одобреньяИ стал он эту паству наконецБить шутками с размаху, как кузнец!

84

Есть разница, в народе говорится,Меж нищенкой и королевой… Да…Точней — была: трудненько стало житьсяТеперь и королевам иногда.Бифштекс английский, правда, не сравнитсяС похлебкою спартанской, господа,Но все же настоящего герояИ то вскормить способно и другое.

85

Построен на контрастах белый свет;Закон контрастов, видно, самый древний,Но большего различья в мире нет,Как меж столицей пышной и деревней;Не знаю я, что выбрал бы поэт,Но деревенский быт всего плачевнейДля тех, кто пуст и сердцем и умом,Заботясь о тщеславия своем.

86

Но «en avant»![118] Любви всегда вредитОбилие гостей и сытный ужин;Лишь тонко утоленный аппетитДля сердца впечатлительного нужен.Легенда древних правду говорит:С Церерой и с Кипридой Бахус друженНедаром же придумали ониШампанское и трюфли в наши дни!

87

Но мой Жуан скучал на самом делеИ думал думу тайную свою;Вокруг него вес гости пили, ели,Вокруг него согласно, как в бою,Ножи и вилки весело звенели,Рассеянный и близкий к забытью,Услышал он лишь со второго разуСоседа умоляющую фразу.

88

С большого блюда добивался онДостать через Жуана «ломтик рыбки»…Жуан очнулся и со всех сторонУвидел изумленные улыбки.Рассержен, озабочен и смущен,Воткнул он Вилку (как бы по ошибке)В огромный неразрезанный кусокИ весь его соседу поволок!

89

Просивший не в убытке оказался(Он был любитель рыбы, говорят),Но остальным любителям досталсяЛишь маленький кусочек и салат.И в том, что гость так явно растерялся,Лорд Генри оказался виноват:Он потерял трех верных избирателейЗа то, что плохо выбирал приятелей.

90

Что Дон-Жуан о призраке мечтал,Они не замечали, и не диво:Желудки всех гостей отягощалИзбыток яств; все кушали ретиво,И каждый поневоле ощущалТелесности простейшие призывы;В телах с таким составом, так сказать,Духовный дух не может обитать!

91

Но быстрые внимательные взорыПомещиков и их лукавых жен,Конечно, уловили очень скоро,Что бледен Дон-Жуан и раздражен;И это стало темой разговора,Таков уж сельской психики законВсе мелочи из жизни лиц известныхДля мелкоты ужасно интересны.

92

Но ничего Жуан не замечал;Его томило новое явленье:Глаза Авроры вдруг он повстречал,И странное в них было выраженье.Конечно, этот взор не обещалЛюбви или надежды на сближенье,Но он (не знаю, право, отчего)Совсем смутил героя моего.

93

Лицо ее, однако, выражалоЛишь удивленье и участье, ноОн сильно рассердился поначалу,Что было, несомненно, неумно,Подобное участье предвещало,Что штурмом крепость взять не мудрено;Но призрака вчерашнего явленьеЖуана привело в оцепененье.

94

Она была спокойна и мила;Она не покраснела, не смутилась,Глаза свои небрежно отвелаИ ни на миг в лице не изменилась.Аврора очень сдержанна былаНо чувство в ней заветное таилось;Так ясное спокойствие волныСкрывает тайну светлой глубины.

95

Тем временем, распределяя вина,Улыбки и зернистую икру,Вела весьма умело АделинаТщеславия азартную игру.Имеющие мужа или сынаВ предвыборном парламентском жаруСтремятся обезвреживать заранееВсе рифы на пути переизбрания.

96

Но как миледи ни была умна,А все — таки Жуану показалось,Что этой ролью, в сущности, она,Как танцем, поневоле увлекаласьХотя порой, слегка утомлена,Она ему печально улыбалась,Он в искренности взглядов и похвалВсе большее сомненье ощущал.

97

Она пленяла всем — и красотой,И грациозной лаской обхожденья.Мы часто называем пустотойИзменчивость такого поведенья,Рождаемого светской суетой.Искусство лжи ведь редкое явленье;Порою даже просто не поймешьГде искренность, где искренняя ложь?

98

Сей дар рождает множество актеров,Ораторов, героев, романистов,Поэтов, дипломатов и танцоровИ — чрезвычайно редко — финансистов,Однако что ни век, то новый норов!Теперь и наши канцлеры речисты:Преподносить умеют нам ониНе цифры, а метафоры одни.

99

Увы! Сии поэты арифметикиУже почти берутся доказать,По правилам финансовой поэтики,Что дважды три не шесть, а только пять,И принципы платежной новой этикиПытаются на этом основать,И — как народу от того ни грустноС балансом балансируют искусно.

100

Графиня стушеваться предпочла,Пока миледи чары расточала;Мечтательна, лукава и мила,Она тайком смешное примечала;Так собирает светская пчела,Оружием которой служит жало,Злословия пленительного медДля метких и безжалостных острот.

101

А между тем уж свечи зажигают,А там, глядишь, и ужин подают;Кареты торопливо запрягают,И сельские жеманницы встают.Их робкие мужья сопровождают,Как верные лакеи, тут как тут,Хваля закуски, сладкое и вина,Всего же пуще — леди Аделину.

102

Иные в ней ценили красоту;Другие — тонкой лести обаянье,Игру ума и сердца чистоту,Правдивости приятное сиянье;Иные — туалета простотуИ тонкий вкус; такое сочетаньеАрбитр Петроний — где-то я читал«Felicitas curiosa»[119] называл.

103

Миледи, проводив гостей своих,Восстановив слабеющие силы,За каждый взгляд, потраченный на них,Старательно себя вознаградила;Коварная не только их самих,Но даже их семейства обсудила,Их жалкие наряды, глупый видИ даже их нелепый аппетит!

104

Она, конечно, не судила прямо,А косвенно, как хитрый Аддисон:Друзей насмешки, злые эпиграммыС ее «хвалами» слились в унисон.Так музыка, вплетаясь в мелодраму,Трагический подчеркивает тон.(Не страшен враг, разящий нас открыто;Страшна друзей коварная защита!)

105

Но к фейерверку светской болтовниАврора оставалась безучастна;Молчал и Дон-Жуан; они одниДержались равнодушно и бесстрастно.Мой юный друг старался быть а тени,Точней — вдали от общества; напрасноБлестящий дождь острот его прельщалОн как бы ничего не замечал.

106

В глазах Авроры чувство одобреньяОн мог, ему казалось, прочитать;Она предполагала, без сомненья,Что ближних он не любит осуждать.Прелестных глаз живое выраженьеПо-разному мы можем толковать,Но мы всего охотней в них читаемЛишь то, о чем мы сами же мечтаем.

107

На Дон-Жуана призрак оказалОтчасти благотворное влияньеМой юный друг задумываться сталИ впал в непостижимое молчанье.Аврора Рэби — светлый идеалВновь разбудила прежние желаньяВ его груди — и начал он опятьПо-прежнему лирически мечтать!

108

О, лучших лет высокая любовь,Пора надежд, невинности небесной,Когда блестит в тумане светлых сновГрядущий мир волшебно — неизвестный,Когда везде мы слышим тайный зовСчастливых сил и радости чудесной,И в сердце, словно в озере — луна,Она, одна сна отражена!

109

Кто не вздохнет, любезная Киприда,В ком сердце было или память есть?Мы все твои проказы н обидыГотовы вновь простить и перенесть!Сменяется светильник Артемиды;Всему судьба, состарившись, отцвесть.Но, Alma Venus,[120] ты воспета нами,Анакреона верными сынами.

110

Что ж мой герой? Тревогою объят,Предчувствуя монаха приближенье,Он облачился в шелковый халат,Но спать не мог в подобном настроенье.Мне скептики поверить не хотят;Но юности живой воображеньюРисуются туманы, и луна,И, вместо маков, ива у окна.

111

Как накануне, полночь наступила,Луна взошла на синий небосвод,А на постели, съежившись уныло,Сидел Жуан в халате, sans culotte[121]В нем сердце настороженное ныло,Предвосхищая призрака приход.(Кто не бывал в подобном состоянье,Того не убедят и описанья!)

112

Чу! Осторожный шорох за дверьми!Чу! Половица скрипнула немножко!Все ближе, ближе, ближе… не томи!Мелькнула тень у самого окошка…Но это, это что же, черт возьми?!Да это, в самом деле, просто кошка,Спешащая, как ветреная мисс,На первое свиданье — на карниз!

113

Но снова шорох… Ветра дуновенье?Шуршанье беспокойное листвы?Нет… Неподвижны люди и растенья…Из лунной возникая синевы,Монаха роковое привиденьеИдет, не поднимая головы.Ничто остановить его не в силах,И кровь Жуана застывает в жилах.

114

Так от скрипенья мокрого стеклаМы ощущаем приступы озноба;Так ночью нас пугают зеркала,Хотя пугаться, в сущности, смешно быИ вера б вас от страха не спасла,Когда б, приподнимая крышку гроба,Какой-нибудь общительный скелетВам навязать стремился tete-a-tete.

115

И страх способен наносить увечья!Жуан открыл глаза и даже рот.Когда врата открыты красноречья,Ни звука наш язык не издает…Слаба, конечно, воля человечья,Когда момент ужасный настает.Итак — открылся рот, как говорилось,А вслед за сим — о ужас! — дверь открылась.

116

Казалось, петли издавали хрип,«Lasciate ogni speranza voi ch'entrate»,[122]Как Дантовы терцины, — и могли бПерепугать и бравого солдата…Ужасен каждый шорох, каждый скрипВ глухую полночь, под лучом Гекаты,Когда дрожит — прости ее господь!Перед бесплотным духом наша плоть.

117

Открылась дверь с каким — то плавным взмахом,Подобным взмаху птичьего крыла,И в тот же самый миг (клянусь аллахом!)Сама собой обратно отошла.И вот, колебля как бы тайным страхомОгонь свечи посереди стола,Явилось на пороге черной теньюМонаха роковое привиденье.

118

Сперва Жуан, понятно, задрожал,Но на себя тотчас же рассердился,Что пред бесплотным духом оплошал;В нем дух иного сорта пробудился;Он кулаки и зубы крепко сжалИ доказать обидчику решился,Что, если плотью дух руководит,Бесплотный дух ее не победит!

119

Ужасный гнев Жуана охватил,Старинная вскипела в нем отвага.И что же? Призрак сразу отступил,Когда в его руке увидел шпагу.Однако вовсе он не уходил,Но пятился, не прибавляя шагу;Жуану он рукою погрозилИ, очутившись у стены, застыл.

120

Жуан смотрел в упор на привиденьеИ, замирая страхом и тоской,Холодное стены прикосновеньеВдруг ощутил дрожащею рукой.(Всего страшней подобные явленье:Какой-нибудь ничтожный домовойГероя напугать способен боле,Чем тысячное войско в рангом поле!)

121

Но все-таки монах не уходил.Жуан заметил глаз его сверканье,Он даже, как ни странно, ощутилВиденье осторожное дыханьеИ, приглядевшись ближе, различилНеясные живые очертанья:Румяные уста, изящный нос;И легкий локон шелковых волос.

122

Тут мой герой невольно встрепенулся,Решившись снова руку протянуть.И что же? Неожиданно наткнулсяНа нежную трепещущую