высвободившись из объятий жены, вышел на балкончик.
— Борис, — голос Кармона звучал странно: уверенно и спокойно, но чувствовалась и скрытая досада, Беркович легко улавливал интонации, а к голосу сержанта давно привык и понимал не только слова, но стоявший за ними смысл. — Борис, мы нашли кресло.
— Где?
Кармон привык докладывать обстоятельно, не упуская подробностей.
— Мы разделили дома и пошли по квартирам. Представлялись, просили прощения за поздний визит и спрашивали…
— Переходи к результату.
— В нескольких квартирах, номера у меня записаны, конечно, нам не открыли дверь даже после того, как мы представились. Еще в восьми квартирах не захотели говорить, мол, поздно, приходите утром.
— Послушай…
— Да, я перехожу… В квартире восемнадцать, в тридцать шестом доме, он стоит торцом к дому Альтерманов, там живут двое пенсионеров, муж и жена, фамилия Крайзман. Ализа и Меир. По словам Меира, весной он увидел у мусорного ящика приличное кожаное кресло, потертое, но пригодное, как он выразился, к эксплуатации.
Поняв, что сержант все равно договорит приготовленную речь, а если его подгонять, то доклад затянется на неопределенное время, Беркович слушал молча, пытаясь представить старика и его старуху и их квартиру, где мебели наверняка было кот наплакал, вся или подаренная соседями и родственниками, или подобранная там, где перед праздниками обычно оставляли ненужные вещи.
— Сам втащить кресло на третий этаж Меир не мог и попросил парней, беседовавших у подъезда, ему помочь. Те быстро подняли кресло и поставили в гостиной перед телевизором. Там оно и стоит. С позволения хозяина, я его осмотрел. Хозяйка, правда, была недовольна, но Меир на нее шикнул, и она больше не мешала. В результате прощупывания выяснилось, что внутри обивки ранее находился посторонний предмет.
— Ранее?
— Прощупывалась небольшая каверна, кожа в этом месте подмята. На мой вопрос Меир ответил, что действительно, странная была история, он о ней забыл, но мы напомнили. Посидев в кресле, он почувствовал спиной нечто твердое внутри обивки. Сидеть было не очень удобно, Меир решил: кресло потому и выбросили, что кому-то стало неудобно сидеть, а ремонтировать не стали. Меир в прошлом краснодеревщик, умеет работать с инструментом. Вскрыл кожу — аккуратно, чтобы потом привести в порядок, — и обнаружил в поролоновой прокладке камень величиной сантиметров десять. Как попал камень в обивку, Меир не стал разбираться, никаких идей, по его словам, у него по этому поводу не возникло, он просто выбросил камень в мусорное ведро, заделал отверстие, и с тех пор ничто не мешает ему смотреть телевизор, спина не болит.
— То есть, — разочарованно произнес Беркович, — камня нет, и даже день, когда это произошло…
— Почему же? — голос сержанта, наконец, достиг той точки удовлетворения, какой Кармон, видимо, и добивался. — Меир привык записывать события в дневник — телефонный справочник-ежедневник, где на каждый день отведены две-три строки, много не напишешь, но главное. Кресло он нашел пятого апреля. В тот день Альтерманы его и выбросили, потому что утром, когда Меир выносил мусор, кресла не было, а в полдень, когда вышел в магазин, кресло уже стояло.
— Пятое апреля, — пробормотал Беркович, вспомнив дату, названную Вайнштоком. — И Меир, конечно, не смог описать форму камня.
— Не смог, — с сожалением констатировал сержант. — Память у него плохая. Но перед тем, как выбросить, он сфотографировал этот предмет. По его словам, он всегда фотографирует что-то необычное с тех пор, как приобрел цифровую мыльницу. Надписи на стенах, птиц…
— То есть фотография камня…
— Я скопировал в свой телефон, чтобы приложить к файлу протокола опроса.
— Ты еще на месте?
— Нет, по дороге в управление. Уже доехали, въезжаем на стоянку.
— Я сейчас буду, через десять минут.
— Через десять минут не успеешь, — сказала из гостиной Наташа. — Выпей хотя бы чаю, ты теперь до утра не вернешься.
— Не думаю, что задержусь до утра. Я быстро. Нужно посмотреть одну фотографию, только и всего.
— А на телефон он не может скинуть? — сердито сказала Наташа.
— Может. — Беркович поцеловал жену и принялся надевать обувь. — Но мне, возможно, придется кое с кем поговорить и нанести кое-кому визит.
— Ночью? — удивилась Наташа. — По ночам ты наносишь визиты, только если надо кого-то задержать. Такая важная фотография? Это фото преступника?
— Пожалуй, — помедлив, ответил Беркович.
Наташа подошла к мужу и прижалась к его груди.
— Боря, — прошептала она, — береги себя, пожалуйста.
— Если бы я знал, от кого, — одними губами произнес Беркович, надеясь, что Наташа не расслышит.
* * *
Назвать этот предмет куклой или моделью было затруднительно. Камень и камень. Обладая богатым воображением, можно было назвать небольшой выступ головой и четыре поменьше — руками и ногами. Пожалуй, действительно нечто среднее между Мариной и Кимом.
Поверхность гладкая, как у гальки, но не настолько, чтобы сказать, что это не игра природы, а результат работы человеческих рук. Впрочем, реально о гладкости камня судить было трудно, фотография оказалась не лучшего качества. Если бы Меир хотя бы догадался сфотографировать камень с разных сторон…
Беркович позвонил Хану, надеясь, что тот еще не лег спать. Обычно он не звонил эксперту домой, тем более, поздно вечером, не потому, что не хотел тревожить. Рон с удовольствием «тревожился» в любое время дня и ночи, но дома трубку брала жена, а с ней у Берковича отношения почему-то не сложились, разговаривала она с ним раздраженно, даже когда он звонил днем — полагала, видимо, что «мой дом — моя крепость», рабочие проблемы нужно решать на работе. Она была права, Наташа тоже так считала, но на звонки всегда отвечала предельно вежливо, понимала: что бы она ни думала, как бы ни хотела оградить мужа от служебных дел во внеслужебное время, все равно не получится, и надо с этим смириться.
— Рон? — с обычным раздражением отозвалась Дорит. — Он еще не вернулся.
Продолжать она не стала, а Беркович не стал спрашивать, почему и где задержался Рон. Происшествие? Срочное вскрытие?
Он набрал номер Хана на мобильном.
— Борис! — знакомый голос звучал обрадовано. — Наконец! Жду твоего звонка с восьми, не ухожу домой, терпение лопается. Если есть что показать, тащи, я в лаборатории.
— Не понял, — опешил Беркович. — Ждешь моего звонка? Здесь? Почему?
— Индукция, дорогой Шерлок, — хмыкнул Хан. — Ты отправил группу на поиски некоего предмета. Значит, предполагал что-то найти. Найдя, отправил бы предмет на экспертизу, верно?
— А если бы не нашел?
— Но ты… не ты, а Кармон с Кашенилем — нашли ведь. Насколько я понял, нашли не сам предмет, а его фотографию. Неси, чего ждешь?
— Я не жду, — сказал Беркович, входя в лабораторию. — Говорил с тобой по дороге. Глянь-ка на файл, я его только