«Как-то у нее странно все с родителями, у меня — не так…» — думал он, ставя на плиту кастрюлю с водой. Потом положил сварившуюся картошку на самую красивую тарелку, полил майонезом, выдавил сверху дольку чеснока — для повышения иммунитета, — повязал себе полотенце на пояс и с поклоном внес тарелку в комнату.
— Кушать подано.
— Давай! — Настя небесно улыбнулась. Положила что-то назад в сумочку и принялась есть. — А ты?
— Я тоже.
Он принес кастрюльку и стал есть прямо из нее.
— Ты чего так?
Он замялся.
— А все равно майонеза больше нет.
— Давай я тебе дам.
— Не стоит. От меня чесноком будет пахнуть.
— А от меня?
— А от тебя — одно удовольствие! — Он потянулся к ней и поцеловал прямо в пахшие чесноком уста.
— Пусти, я тарелку сейчас уроню!
— Наплевать! — Дима взял ее на руки.
Но тут опять зазвонил ее телефон.
— Это мать. Я не хочу с ней разговаривать!
— Я сам поговорю. Давай телефон. — Он порылся в Настиной сумке.
— Алло?
Ларисин голос звучал так, будто они были знакомы много лет.
— Дима, спустись, пожалуйста, вниз.
— Зачем?
— Я прошу, спустись!
— Не ходи! — Настя вцепилась ему в руку. — Не ходи! Я их знаю! Они тебя убьют! Или нарассказывают обо мне каких-нибудь гадостей.
— Да не волнуйся, я сейчас.
С Настиным телефоном в руке он спустился в лифте. Машинально, пока ехал, разглядывал панель мобильника. Красивая панель. По виду очень дорогая.
— Вот, возьми! — Лариса стояла у подъезда с двумя огромными пакетами.
— Что это?
— Продукты из супермаркета. Мы с мужем себе покупали и вам решили завезти.
— Что вы, не надо!
Она посмотрела ему в глаза, и он понял: продукты надо брать. Матери так будет легче.
Он взял пакеты.
— Я забочусь пока не столько о тебе, — сказала Лариса, — сколько о дочери. Хотя ты нам с Ираклием понравился. Очень. Имей это в виду.
— Спасибо, — пробормотал Дима.
Лариса внимательно на него посмотрела.
— Ты правда любишь Настасью?
Он помолчал и коротко ответил:
— Да.
— Ну, вот и хорошо.
Она повернулась и пошла, а он вдруг спросил ее вдогонку:
— Простите за нескромность, но можно узнать: в больнице у Насти были какие-нибудь деньги?
Лариса вернулась.
— Рублей пятьсот. А почему ты спрашиваешь?
Он показал ей телефон.
— Настя купила.
По лицу Настиной матери пробежала тень.
— На те деньги, что мы ей давали, она эту штуку купить не могла.
Дима улыбнулся.
— Ну ничего. Как-нибудь прояснится. Я уверен, все будет хорошо. До свидания?
— Иди, милый мальчик. До свидания.
И пока он поднимался от входной двери к лифту, Лариса задумчиво разглядывала его спину.
Володя
С утра в день конференции Бурыкин зашел к Альфие в кабинет.
— Работаешь?
— Работаю. У тебя ко мне какое-нибудь дело?
— Я слышал, ты делаешь сегодня доклад, — словно поневоле, проговорил он.
— Да. Ты придешь?
— Нет.
— Почему?
— Тебя разделают сегодня, как бог черепаху. Я видел сегодня Дыню. Зашел к тебе сказать.
— И ты меня не поддержишь?
— Дыня просил, чтобы я выступил. Принес материалы для ознакомления. Я посмотрел, выступать не буду. Твоя позиция очень шаткая. Отмени доклад.
— Не могу. Больная заряжена, программа составлена. Я уверена в своей правоте. Не могу же я из здорового человека делать больного?
— Когда-то ты была умная девочка, Аля.
Она улыбнулась.
— Те времена давно прошли. Так ты не придешь?
Всем своим видом Володя дал ей понять, что его решение непоколебимо.
— Что ж, спасибо за предупреждение. Хотя если бы я была на твоем месте, я бы пришла.
Он пошел к двери. Обернулся. Как бы что-то вспомнив.
— У тебя в отделении нет случайно…
Он сказал название препарата — и она поняла. Он приходил меняться. Баш на баш.
— Спроси у Нинель. Скажи, что я разрешила дать.
Он помолчал.
— Доиграешься. Что тогда будешь с матерью делать?
Она замерла.
— Ты о чем?
— Не притворяйся. Я ведь знаю, что в отделении ты прячешь свою мать.
Альфия ничего не ответила. Подошла, молча открыла дверь и выпустила Бурыкина.
Старый Лев
— Большое спасибо за встречу с нами, — поблагодарил Татьяну Старый Лев после того, как Альфия сделала доклад и все расспросы завершились. — Помогите, пожалуйста, больной вернуться в отделение.
Нинель подошла и взяла Таню под руку.
— Я могу дойти сама, — попробовала улыбнуться Таня. Она прекрасно выглядела в своем элегантном светлом костюме, с прической, в дорогих туфлях.
— Спасибо, больных у нас провожают. Так принято, — настойчиво сказал Преображенов.
Тане хотелось громко возразить, что она не «больная», но она сдержалась.
— Спасибо всем за внимание, — отчеканила она и вышла вместе с Нинель.
Старый Лев удостоверился, что дверь за Таней закрылась плотно. Альфия, бледная от напряжения, сидела в первом ряду, вцепившись обеими руками в папку с докладом.
— Приступим к обсуждению.
Некоторое время царило молчание.
— Кто хочет высказаться первым? — спросил главный врач.
Все ждали звука охотничьего горна.
С другой стороны двери к Тане подошел ожидавший ее Виталий.
— Пойдем?
— Я хочу подслушать, — сказала она.
— Этого нельзя, — заметила Нинель.
— Но я должна услышать то, что будут обо мне говорить! Мне совсем не понравились ни лица врачей, ни их вопросы, ни тон, которым мне их задавали.
— Пойдемте. — Нинель потянула Татьяну за руку.
— Но я же уже не больная! Меня должны были выписать еще вчера!
Давыдов подошел к жене и поцеловал ее.
— И все-таки тебе лучше уйти. Я сам послушаю. Все потом тебе передам.
— Обманешь, наверное. — Таня взяла себя в руки, попробовала улыбнуться.
— Конечно же, обману, — пошутил он. — Ну, иди.
Когда они с Нинель уже шагали по тропинке меж сосен, Сова, как бы между прочим, сказала:
— Не дело это — знать мужьям, что врачи говорят об их женах.
Таня сначала призадумалась, а потом почти весело махнула рукой.
— Куда он денется-то, Ниночка, из подводной лодки? — Она подняла лицо к небу и посмотрела вверх сквозь шумные сосновые ветви. — Он ведь, между нами, девочками, говоря, без меня в работе — круглый ноль.
Обсуждение
— Как я понял, вы собираетесь выписать больную, которая кидалась на людей с острыми предметами, всего через полтора месяца лечения? — повел атаку на Альфию Дыня.