Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ай-ай-ай, – покачала я головой. – Леди так не выражаются.
* * *Когда я вошла к себе домой, там мигал экран и звонил телефон. Я бросила сумочку и поспешно ответила – Дональд.
– Мама, что там у вас стряслось?
– Телефон надежный? – Я не видела, что у него там позади – виднелась только гладкая стена.
– Звукоизолированная кабина на телефонной станции.
– Хорошо. – Я не знала, как помягче сказать мальчику, что его сестра огребла сразу большое и малое казино, поэтому выложила все напрямик: Присцилла больна. У нее гонорея и сифилис.
Я думала, Дональд упадет в обморок, но он сдержался.
– Это ужасно, мама. Ты уверена?
– Еще бы. Я присутствовала, когда у нее брали анализы, и видела результаты этих анализов. Поэтому-то и тебя послали проверяться. Для меня большое облегчение узнать, что это не ты ее наградил.
– Я еду. Это около двухсот сорока миль, сюда я доехал за…
– Дональд.
– Что, мама?
– Сиди на месте. Мы послали тебя в Гленнвил, чтобы убрать подальше от сестры.
– Но здесь особый случай, мама. Я ей нужен…
– Нет, не нужен. Ты очень плохо на нее влияешь, хуже некуда, не понимаешь, что ли? Ей не сочувствие нужно, а антибиотики, их она и получает. Так что оставь ее в покое и дай ей шанс оправиться… и повзрослеть. Да и тебе пора становиться взрослым.
Я спросила, как его успехи, и отключилась. А потом сделала то, чего в принципе не делаю, но к чему меня иногда вынуждает суровая необходимость: обыскала комнату дочери.
Я считаю, что ребенок имеет право на личную жизнь, но не абсолютное: родительская ответственность за то, что происходит в доме, стоит на первом месте. Если обстоятельства того требуют, право ребенка на личную жизнь можно временно и отменить.
Знаю, что некоторые либералы и все дети не согласятся со мной, но делать нечего.
В комнате у Присциллы был такой же беспорядок, как у нее в голове, но меня не это заботило. Я медленно прочесала ее спальню и ванную, стараясь не пропустить ни одного кубического дюйма и оставлять все вещи в том же виде, в каком нашла.
Спиртного я не обнаружила. Нашла тайничок с чем-то вроде марихуаны я не знала, как она выглядит, но решила, что это именно "травка" по двум причинам: на дне одного ящичка были спрятаны две пачечки папиросной бумаги – а табака нигде не нашлось, ни россыпью, ни в сигаретах. Зачем еще нужна папиросная бумага, как не для сигарет особого сорта?
Еще одну странную находку я сделала в ванной, в самой глубине шкафчика: маленькое квадратное зеркальце и при нем бритвочка "Джем" с односторонним лезвием. Я дала Присцилле большое ручное зеркало, над туалетным столиком у нее трельяж – зачем ей еще одно? Я долго смотрела на эти два предмета, зеркальце и безопасную бритву, потом поискала еще и нашла, как мне и помнилось, бритвенный прибор "Жилетт" и начатую пачку обоюдоострых жилеттовских лезвий – ни одного "Джема" больше не было. Тогда я обыскала ванную и комнату вторично. Не оставила без внимания даже комнату Дональда, хотя и знала, что там пусто, как в буфете у матушки Хаббард <"Матушка Хаббард полезла в буфет Песику косточку дать. Глядь, а в буфете-то косточки нет. Нечего псу поглодать" (английская детская песенка)> , поскольку убирала там после его отъезда. Белого порошка, похожего на сахарную пудру, мне не встретилось – но это доказывало только, что я не сумела найти тайник.
Я положила все обратно – так, как было.
* * *Около часу ночи в дверь позвонили. Я спросила, не вставая с постели:
– Кто там?
– Я, мама, Дональд.
Ах ты, такой-сякой!
– Ладно, входи.
– Не могу, дверь закрыта на засов. – Извини, я еще не проснулась. Сейчас спущусь. – Я накинула халат, сунула ноги в шлепанцы, сошла вниз и впустила сына. – Входи, Дональд.
Садись. Когда ты ел в последний раз?
– Перехватил "биг мак" в Бетани.
– Боже ты мой. – И я принялась его кормить. Когда он уничтожил гигантский многоярусный сандвич и управился с большой тарелкой шоколадного мороженого, я спросила: – Ну и зачем ты приехал?
– Ты сама знаешь, мама. Чтобы повидать Присс. Ты сказала, что она во мне не нуждается, но ты ошибаешься. С самого детства, когда ей было плохо, она бежала ко мне. И я знаю, что нужен ей.
О Боже! Надо было судиться. Нельзя было оставлять своих младших детей под опекой у этой… да поздно спохватилась! Отец, почему ты дал себя убить в Битве за Британию? Мне нужен твой совет. И мне так тебя не хватает!
– Дональд, Присциллы здесь нет.
– Где же она?
– Не скажу.
– Я не уеду в Гленнвил, не повидав ее, – уперся он.
– Твоя проблема. Дональд, мое терпение истощилось, и я не знаю, что еще с вами делать. Моих советов вы не слушаете, моим приказаниям не подчиняетесь, а отшлепать вас нельзя – слишком взрослые. Больше уж я ничего не придумаю.
– Ты не скажешь, где она?
– Нет.
– Тогда я останусь здесь, пока не увижу ее, – тяжело вздохнул он.
– Зря ты так думаешь. Ты не единственный упрямец в нашей семье, сынок. Поговори еще, и я позвоню твоему отцу и скажу, чтобы забирал тебя я с тобой не справляюсь…
– Я с ним не поеду!
– …а потом закрою дом и сниму себе квартиру, где поместится только Полли с песочным ящиком, и больше никто. Я так и собиралась сделать, когда заявились вы с сестрой – ради вас я переменила планы и сняла этот дом. Но вы обращались со мной по-хамски, и мне надоело расшибаться в лепешку. Я иду спать. Можешь прилечь здесь на кушетке. Но если, когда я встану, ты еще будешь дома, я позвоню твоему отцу и скажу, чтобы приезжал за тобой.
– Не поеду я с ним!
– Твоя проблема. Следующим шагом будет судподелам несовершеннолетних, но это уже пусть отец занимается. Ты сам сделал выбор шесть лет назад, и он твой опекун по закону. – Я встала и тут вспомнила кое о чем. – Дональд, ты знаешь, как выглядит марихуана?
– Ну… наверно.
– Знаешь или нет?
– Ну, знаю.
– Подожди-ка. – Я вышла из комнаты и тут же вернулась. – Что это такое?
– Это марихуана. Ладно тебе, мама, все теперь покуривают.
– Только не я. И тем, кто живет в моем доме, это тоже запрещается. А теперь скажи, для чего нужно вот это. – Я достала из кармана халата зеркальце, нелепое в девичьей комнате, из другого осторожно извлекла одностороннее лезвие и положила на зеркальце. – Ну что?
– Что я должен сказать?
– Ты пробовал когда-нибудь кокаин?
– Да нет.
– Но видел, как это делается?
– Мама, если ты хочешь сказать, что Присс кокаинистка, то могу ответить только, что ты не в своем уме. Конечно, почти все ребята в наше время пробуют, но…
– И ты пробовал?
– Ясное дело. Вахтер в нашей школе его продавал. Только мне не понравилось. От него нос гниет, знаешь?
– Знаю. И Присс тоже пробовала?
– Наверно. Похоже на то, – сказал он, глядя на зеркальце и бритву.
– Ты сам видел?
– Один раз. Выругал ее как следует. Сказал, чтобы больше этого не делала.
– Но она, как говорил мне и ты, и она сама, не любит, когда ей приказывают. И, как видно, тебя не послушалась. Должно быть, у нее в школе вахтер тоже не промах.
– Это может быть и учитель с тем же успехом. Или кто-то из старшеклассников – в каждой школе есть такой. Или в книжном магазине продают – мало ли где. Мелких торговцев то и дело заметают, но толку никакого – через неделю появляются новые. И везде так, насколько я знаю.
– Ты меня доконал, – вздохнула я. – Пойду принесу тебе одеяло.
– Мама, а почему бы мне не лечь у себя в комнате?
– Потому что тебя тут вообще не должно быть. Я разрешаю тебе остаться только потому, что не могу выгнать тебя ночью голодного и невыспавшегося.
Я снова легла, но не смогла уснуть. Через час я встала и сделала то, что давно следовало: обыскала комнату для прислуги.
Там я и нашла тайник – под чехлом матраса, в ногах. Хотела было попробовать на язык – из курса биохимии я знала, какой примерно вкус у кокаина – но не стала рисковать, то ли из благоразумия, то ли из трусости: эти самодельные наркотики бывают опасны даже в ничтожных дозах. И заперла все – порошок, "травку", папиросную бумагу, зеркальце и бритву – в маленький сейф у себя в спальне.
* * *Они победили. Я сдалась. Просто не могла с ними справиться.
Присциллу я привезла домой – излеченную, но надутую, как всегда. Не успели мы снять пальто, пришли двое офицеров службы здравоохранения (по наводке Джима и с моего согласия). Они стали мягко и вежливо спрашивать у Присциллы, с кем она "контактировала" – кто мог заразить ее и кого могла заразить она.
– Какая еще инфекция? Я не больна и не болела ничем. Меня держали в больнице против моей воли, потому что сговорились! Это насилие! Я подам кое на кого в суд!
– Но, мисс Смит, у нас есть копии ваших анализов и вашей истории болезни. Вот посмотрите.
Присцилла оттолкнула предъявленные ей бумаги.
– Все ложь! Больше ни слова не скажу без адвоката.
Тут я допустила еще одну ошибку.
- У смерти твои глаза - Дмитрий Самохин - Романтическая фантастика