себя от сумасшествия или пистолета, а я чувствую, что то или другое у меня впереди» (С. Н. Бегичеву, 12 сентября 1825 г.).
Еще через три месяца он отчасти найдет причину: «Поэзия!! Люблю ее без памяти, страстно, но любовь одна достаточна ли, чтобы себя прославить? И наконец, что слава? По словам Пушкина…
Лишь яркая заплата
На ветхом рубище певца.
Кто нас уважает, певцов истинно вдохновенных, в том краю, где достоинство ценится в прямом содержании к числу орденов и крепостных рабов? Все-таки Шереметев у нас затмил бы Омира ‹Гомера›, скот, но вельможа и крез ‹богач›. Мученье быть пламенным мечтателем в краю вечных снегов» (С. Н. Бегичеву, 9 декабря 1826 г.).
Грибоедов задумывает две трагедии, делает наброски, но кочевая жизнь, отсутствие досуга и счастливого, вольного воздуха свободы, той атмосферы, в которой рождалась комедия, мешают довести эти замыслы до конца.
В истории литературы он так и останется автором одной пьесы.
Горе уму: смерть Вазир-Мухтара
Грибоедовская драма появилась накануне – накануне великого перелома в жизни Российской империи, одного из самых важных в XIX веке. Творца «Горя» ждала в этом новом времени совсем не литературная судьба.
Летом 1825 года Грибоедов возвратился на Кавказ, но через полгода – уже не по собственной воле – был доставлен в Петербург для допросов и следствия. Предупрежденный об аресте генералом Ермоловым, он успел уничтожить какие-то опасные документы.
На Сенатской площади, а потом в казематах Петропавловской крепости оказались многие знакомые Грибоедова, его недавние собеседники и слушатели. Несколько человек на допросах указали на его причастность к тайному обществу.
Однако истинный характер связи Грибоедова с декабристами остался еще одной загадкой его биографии. В Чацком многие будущие декабристы, например В. К. Кюхельбекер, видели близкого по убеждениям и мировосприятию человека. На тему «Грибоедов и декабристы» советские историки написали огромные тома.
С другой стороны, в воспоминаниях осталась апокрифическая (легендарная, не подтвержденная документами) скептическая фраза Грибоедова: «Сто человек прапорщиков хотят изменить весь государственный быт России».
Оказавшись под следствием, Грибоедов написал оправдательное письмо новому императору Николаю I: «По неосновательному подозрению, силою величайшей несправедливости, я был вырван от друзей, от начальника, мною любимого, из крепости Грозной на Сундже, чрез три тысячи верст в самую суровую стужу притащен сюда на перекладных, здесь посажен под крепкий караул… ‹…› Между тем дни проходят, а я заперт. Государь! Я не знаю за собою никакой вины. В проезд мой из Кавказа сюда я тщательно скрывал мое имя, чтобы слух о печальной моей участи не достиг до моей матери, которая могла бы от того ума лишиться. Но ежели продлится мое заточение, то, конечно, и от нее не укроется. ‹…› Благоволите даровать мне свободу, которой лишиться я моим поведением никогда не заслуживал, или послать меня пред Тайный Комитет лицом к лицу с моими обвинителями, чтобы я мог обличить их во лжи и клевете» (15 февраля 1826 г.).
Следствие длилось четыре месяца. Как защиту Грибоедов использовал и свою комедию, представленный в четвертом действии в сатирическом свете образ «заговорщика» Репетилова. В июне 1825 года он был освобожден с очистительным аттестатом, получил чин надворного советника (VII класс) и отправлен к месту службы.
Грибоедов снова оказался в двусмысленной, мучительной ситуации. Он остался на государственной службе, его отметил новый император, при котором пять человек были отправлены на эшафот (в том числе хороший знакомый Грибоедова поэт К. Ф. Рылеев), а еще несколько сотен сосланы в Сибирь (Грибоедов долго и безуспешно будет хлопотать за своих друзей А. А. Бестужева и А. И. Одоевского).
Восстание декабристов обозначило разрыв между государством и обществом, поэтом и чиновником.
Для писателей XVIII века служение государству как делом, так и словом было нормой. Державин «истину царям с улыбкой говорил», будучи одновременно губернатором и министром. Служили Ломоносов, Карамзин, Жуковский, видя в этом, наряду с литературой, общественную полезность и важность.
После выступления декабристов государственная служба начала восприниматься как измена, компромисс, разрыв с кодексом чести. «Ссора с царями» приобрела уже не бытовой, а идеологический характер. Конфликт с властью, неприятие государства становится нормой. Хотя некоторые русские писатели и позднее совмещали государственную службу с литературной деятельностью, они уже не претендовали на роли воспитателей и советников царей, ограничиваясь чаще всего скромными цензурным (как Тютчев или Гончаров) или театральным (как Островский) ведомствами. Грибоедов же остался «государственником», понимая всю уязвимость своего положения (на этом конфликте и построен роман Ю. Н. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара»).
Ситуация на Кавказе между тем тоже изменилась. Началась война с Персией. Генерал Ермолов был отстранен от службы за симпатии к декабристам, а на его место назначен другой генерал, И. Ф. Паскевич, родственник Грибоедова.
Грибоедов получил широкие возможности государственной деятельности. Он составляет проект организации Российской Закавказской компании, которая должна была способствовать развитию торговли и промышленности и в то же время сделать этот край относительно независимым от центральной власти. Грибоедовскую идею отвергли, увидев в ней опасность для существования империи.
Планы Грибоедова, однако, шли еще далее. «Он был в полном смысле христианином и однажды сказал мне, что ему давно входит в голову мысль явиться в Персию пророком и сделать там совершенное преобразование; я улыбнулся и отвечал: „Бред поэта, любезный друг!“ – „Ты смеешься, – сказал он, – но ты не имеешь понятия о восприимчивости и пламенном воображении азиатцев! Магомет успел, отчего же я не успею?“ И тут заговорил он таким вдохновенным языком, что я начинал верить возможности осуществить эту мысль» (С. Н. Бегичев. «Записка об А. С. Грибоедове»).
Не сделавшись религиозным пророком, он оставался удачливым и умным дипломатом. Проведя с генералом Паскевичем всю военную кампанию, Грибоедов добивается заключения выгодного для России Туркменчайского договора (10 февраля 1828 г.) и сам отправляется с ним в Петербург.
Два года назад он был привезен в столицу арестантом. Теперь его встретили пушечным выстрелом с Петропавловской крепости, почестями и наградами, очередным повышением по службе: назначением полномочным послом в Персии.
Грибоедов снова отправляется на Восток с тяжелыми предчувствиями.
«Прощайте! Прощаюсь на три года, на десять лет, может быть, навсегда. Боже мой! Неужто должен я буду всю мою жизнь провести так, в стране столь чуждой моим чувствам, мыслям моим…» – напишет он (по-немецки) жене Ф. В. Булгарина Елене (5 июня 1828 г.).
А самому издателю и журналисту в тот же день оставит переписанный экземпляр «Горя от ума» с надписью: «Горе мое поручаю Булгарину. Верный друг Грибоедов. 5 июня 1828 года». (Презираемый многими доносчик, тайный агент секретной полиции много лет будет хвастаться этой надписью, напишет «Воспоминания о незабвенном Александре Сергеевиче Грибоедове», а его так называемый «Булгаринский список» станет