Кислород проник в лёгкие, и Акме мучительно вздохнула, морщась от тошнотворного запаха пепла, сквозь который пробивался пряный и дурманящий аромат Гаральда, заставляющий её тянуться к нему всей своей пылающей душой.
— Приходи в себя, Акме! — строго, будто приказывая, говорил Лорен, заставляя Силу её бежать по жилам.
Девушка, не осознавая, что делает, вдруг схватила руку брата, которая лежала на её щеке, и сильно стиснула. Ей казалось, что кожа Лорена обжигала, что она дымится и испускает запахи горящей плоти. В ушах затанцевал чей-то отдалённый шёпот, который раздражал девушку и мучил.
— Лорен… — умоляюще застонала она, ибо тот догадался, что необходимо оставить свою ладонь на её лице, чтобы успокоить сестру и вернуть ей жизненные силы.
— Что с ней происходит?
— Не знаю…
— Она умирает?..
— Вот это мощь!.. Она не может умереть с подобным даром!
Над душой смыкалось небытие. Родные и знакомые голоса неумолимо уносились прочь, на их смену приходили другие — шипящие, низкие, ядовитые, словно змеи.
«Шамаш… — слышала она голос, в котором собралась вся тьма и мудрость мира, звучание древности и жизнь земли. — Безмерна Сила твоя. Я дарую тебе Элассар. Ты одна можешь управлять им, ибо Сила твоя не знает границ…».
Акме увидела огромные безжизненные поля, покрытые мёртвой землёй и многовековыми камнями. Чёрные горы, окружавшие равнину, мрачно терзали тёмные облака, а ветер зловеще выл по округе. Затем девушка перенеслась в недра гор, где в вязкой и губительной тьме, лишённой малейших проблесков света, пульсировала жизнь — столь же нечестивая, затхлая и губительная, как всё вокруг.
«Прикоснись…».
Непреодолимая сила — бесплотная, невидимая, схватила её за руку и потащила к самому чёрному вихрю тьмы на этом самом непроницаемом на свете полотне. Горячая пульсирующая волна коснулась её тела, заглушая силу топазового пламени. Чернота прилипла к коже, словно пот, и Акме отчаянно закричала, но не могла сопротивляться.
Из самого центра безжизненного сгустка на неё огромными и пустыми глазницами глядела ледяная Вечность небытия.
Акме могла лишь думать и беззвучно ронять на щёки, покрытые чёрным вязким дымом, серебряные слёзы из своих лазурных глаз. Лишь их свет разгонял окружающую её тьму, но был так слаб против неведомого могущества, что перестал сколько-нибудь помогать ей.
«Мы едины… Небытие поглотило и Атариатиса Рианора, и праотца твоего, Бога Солнца… Лишь ты и я — величайшая Сила, и не будут более называть тебя Дочерью Шамаша, ибо будешь ты моей дочерью и мне служить будешь…».
«Дочь Шамаша… — коснулась мысль чёрного виска. — Кто-то уже называл меня так… праматерь Рештаретете… Аштариат… кто такая Аштариат?..».
Из глубин её запорошённой чёрным дымом памяти скользнул туманный силуэт, охваченный голубым сиянием.
«Ты должна уберечь его от неверного шага… и я помогу тебе. Я буду с тобой даже тогда, когда никакая иная сила не придёт, дабы помочь тебе… Да здравствует род Рианорский!».
Сделав над собой усилие, подняв высоко голову к небу, сокрытому от неё непробиваемой толщей гор, Акме пустила по своим жилам горячее пламя и выдохнула тихо, натужно: «Аштариат… Аштариат… Аштариат…».
Слуха её коснулось низкое открытое пение. Оно ворвалось в чёрную обитель из древности — из той же эпохи, из которой пришла и чёрная Сила. Оно придавало сил и даровало надежду на свет и свободу. Осушало чёрные болота отчаяния и безысходности, сиянием своим разгоняло тьму. Голос женщины — сильный, величавый, затемнённый древней тайной, являлся отражением её души, и Акме вспомнила, что слова, ею произнесённые, были её именем. Именем, которое родилось у истоков времён и оттого обладало такой необузданной и основательной мощью.
«Я буду с тобой даже тогда, когда никакая иная Сила не придёт, дабы помочь тебе…».
Глава 20. В тебе моя сила
— Аштариат! — в высь, в Вечность, к стенам небосвода и своей горной тюрьмы выкрикнула Акме, словно в предсмертной муке.
Глаза её широко распахнулись, и целительница увидела над собой черноту, на которой плескались отблески пламени. Наверху теснились тонкие ветви крон, задрапированные ночной мглой, и девушка тянулась к ним своей тонкой рукой. Ничего не понимая, рывком села и огляделась.
Слева догорал костёр, а вокруг него, — подальше от ложа Акме, за пригорком, — сгрудились её измученные событиями дня товарищи, мерно посапывающие в своих тёплых одеялах. Справа, у изголовья, сидел Гаральд Алистер и испытующе глядел на неё изумрудами тёплых глаз. Брови его были строго и встревоженно сдвинуты к переносице.
— Что у тебя болит? — сдержанно выдохнул он самый неуместный, по мнению Акме, вопрос, ибо она чувствовала себе превосходно.
— Ничего не болит… — глухо отозвалась она, и в голосе её послышались хрипы.
По телу её разлилось тёплое пламя, а клубы волшебного аромата её собеседника дурманили. Она всё ещё была не в себе, и Гаральд видел это. И вдруг она вспомнила, что произошло накануне.
— Лорен?!..
— Отдыхает, — последовал успокаивающий ответ.
— Ранен?
Промедление и осторожность, последовавшие за её вопросом, отдались в душе Акме болью. Гаральд опасался её.
— Все живы. Буливид был ранен, но вовремя получил помощь и сможет держаться в седле.
— Как долго я спала?
— Семь часов.
— Что произошло?
Гаральд присел поближе, протянул ей пиалу с водой и немного остывший ужин из жареного мяса. Акме жадно выпила воды и принялась утолять зверский голод.
— Что ты помнишь? — тихо проговорил он.
— Я помню, как эти существа окружили меня на реке, — обратив взгляд в пустоту, прошептала она. — Помню свет Лорена, своё пламя. Я уничтожала их, а потом у меня разболелась голова так сильно, будто вот-вот собиралась разлететься на куски. Помню тьму, горы, мёртвые поля и голос… он звал меня… воссоединиться…
Акме прижала ладонь к горячему лбу и зажмурилась. Страшный голос самой Тьмы ужасающе резал её уши и голову глухими и чёрными речами. Она не знала, было ли это сном или видением, но всё было так реально…
— Какие горы?.. Какой голос?.. Тебе приснилось…
— Нет, — уверенно твердила девушка, не открывая глаз. — Он тянул меня вниз, он окружил меня… Он говорил мне об Атариатисе Рианоре…
Осознав, что может сказать больше, чем следует, Акме замолчала, посмотрела на Гаральда и почувствовала горький привкус вины. Помнила, как рвался он к ней, пока она стояла по колено в воде и безуспешно пыталась высечь из себя хоть искру колдовского пламени. Он вырвался из безопасного круга, где товарищи могли прикрыть его спину, и оказался один среди лютых зверей другого мира. Он едва не погиб из-за неё.
— Продолжай, — твёрдо проговорила она.
— Мы шли с севера и не увидели ни одного следа этих тварей, мы лишь чувствовали их присутствие, — во всём облике Гаральда читалось приглушённое изумление, негодование и нежелание верить в вероятность того, что они проглядели опасность. — Мы заметили лишь следы этих дикарей из Коцита…
— И как давно вы их увидели?
— Почти сразу же, как только вошли в лес. Мы не стали говорить вам, чтобы не встревожить. Их было много, они перемещались по разным тропам, но ходили давно. Есть несколько свежих следов, но то была немногочисленная группа. Теперь они здесь долго не появятся, тоже боятся этих тварей…
— Скажи мне: что было после того, как я потеряла сознание?
Гаральду явно не хотелось говорить об этом, но он произнёс:
— Лорен прижимал к твоему лбу ладонь. Она светилась белым светом. Ты сопротивлялась, но недолго. Лорен ещё несколько часов не отходил от тебя. Но когда мы нашли место для ночлега, чтобы отойти от реки подальше, он заснул сразу, как только его увели. Ты здорово напугала всех нас. Ты стоишь в реке и руками своими поднимаешь волны и землю. Одним взмахом стираешь в порошок, в пыль и пепел, демонов древнего мира.
— Я напугала вас и забрала у брата слишком много сил. Я опасна…