Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Провозглашение Германией «эры мировой политики» подтолкнуло Англию к поиску средств «сдерживания» ее главного внешнеполитического оппонента. Этот процесс разворачивался на двух уровнях: общесистемном и региональном. На общесистемном уровне происходило сближение Великобритании с державами (Францией и Россией), которые подобно ей видели в Германской империи главную угрозу международной стабильности. На региональном уровне, что довольно четко прослеживалось на примере Балканской подсистемы, Лондон пытался содействовать складыванию такой расстановки сил среди местных игроков, которая препятствовала бы распространению влияния Германии или лояльных к ней держав в стратегически важном регионе.
В ситуации, когда Балканский полуостров мог быть использован Германией как плацдарм для проникновения на Восток, а Австро-Венгрия и Османская империя выступали в качестве проводников ее влияния, являясь одновременно столпами регионального порядка, оформившегося по итогам Берлинского конгресса 1878 г., Лондон сумел вычленить в подсистеме элементы, стремившиеся к ревизии существовавшего статус-кво, и обозначить, пусть и в завуалированной форме, свое благосклонное отношение к такой перспективе. Этими элементами были болгаро-македонское революционное движение и спонсировавшая его Болгария, которая располагала, по оценкам Форин Оффис, достаточными ресурсами, чтобы подорвать турецкую власть на Балканах и тем самым ослабить Османскую империю в целом, а также Сербия, служившая противовесом наращиванию австро-венгерского влияния в западной части полуострова.
Новая тактика на Балканах неизбежно ставила перед британской дипломатией вопрос о поиске методов ее реализации. Официально Британия декларировала свою готовность вместе с другими великими державами урегулировать возникавшие на Балканском полуострове кризисы, но на региональном уровне она практиковала неформальные средства осуществления своего внешнеполитического курса. Частичная адаптация гладстоновских подходов к решению Восточного вопроса, а также негласное, нигде не зафиксированное сотрудничество с радикалами придавали гибкость и разнообразие британской политике на Балканах. Проведение многочисленных акций и мероприятий просветительского характера, организация фондов помощи, наработка контактов британскими интеллектуалами и представителями прессы с местной элитой и лидерами национально-освободительного движения, а также постоянный акцент британского правительства на гуманитарной компоненте в процессе «македонского урегулирования» можно оценить как удачный пропагандистский ход. В итоге Англия, которая, в отличие от России и Австро-Венгрии, не располагала реальными рычагами воздействия на балканские общества, превратилась в их восприятии во влиятельного внешнего игрока, что, несомненно, являлось успехом британской политики в регионе.
Одним из характерных «зигзагов» балканского «лабиринта» был македонский вопрос, «сконструированный» из множественных взаимодействий великих держав, Османской империи, местных государств и национальных движений. Македонская проблема хорошо иллюстрирует практиковавшееся Лондоном «управление конфликтами» ради обеспечения стабильности более высокого образования – международной системы. Своими далекоидущими проектами македонских реформ, а также сотрудничеством с неофициальными кругами Форин Оффис способствовал нагнетанию напряженности на Балканах, а также вмешательству великих держав в дела региона. С одной стороны, они были вынуждены сконцентрировать свою дипломатию на балканском направлении, в результате чего снижалась их активность в других, более важных с точки зрения британских интересов, секторах международной системы (например, на Ближнем Востоке). С другой стороны, они участвовали в урегулировании македонского кризиса в рамках «европейского концерта», т. е. в некоторой степени их действия были регламентированы, вернее взаимоуравновешены, за счет чего отчасти поддерживался баланс сил в Европе. Таким образом, Британия, раздувая малозначительный с точки зрения мировой политики македонский вопрос, стремилась вернуть равновесие на общесистемном уровне, которое трактовалась ей как сохранение собственных лидирующих позиций.
С заключением англ о-русской Антанты Лондон продолжил активно разыгрывать «балканскую карту», ибо регион рассматривался им как подходящее поле для развития и укрепления сотрудничества с Петербургом. События Боснийского кризиса 1908–1909 гг. отразили расширение вовлеченности Великобритании в процессы, разворачивавшиеся в Юго-Восточной Европе. Жесткая позиция, занятая британским правительством по проблеме предоставления Австро-Венгрией Сербии гарантий о ненападении, а также проявленная благосклонность к Болгарии во время болгаро-турецких переговоров о компенсациях продемонстрировали, что Англия частично приняла на себя функции гаранта безопасности «малых стран» Балканского полуострова. В русле этого подхода Лондон содействовал формированию балканского блока, которому отводилась роль опоры Антанты на юго-восточной периферии Европы и подступах к Ближнему Востоку.
Между тем балканский кризис 1912–1913 гг., протекавший на фоне англо-германской «разрядки», создавал иллюзию наличия альтернативной траектории движения Великобритании к утерянному равновесию. В период работы Лондонской конференции послов Э. Грей пытался продемонстрировать германской стороне, что австро-русский антагонизм на Балканах угрожал миру в Европе. Дистанцируясь от интересов своего партнера по Антанте, Британия предлагала Германии последовать ее примеру, т. е. лимитировать свою поддержку Австро-Венгрии, чтобы «разрядить» международную обстановку. Этим жестом Великобритания показывала, что она признавала особое положение Германии на мировой арене: фактически Лондон предлагал Берлину «разделить» с ним ответственность по поддержанию мира на европейском континенте. Однако подчеркнем, что это был, прежде всего, тактический ход Англии. Разумеется, она не собиралась добровольно «подвинуться» с верхней ступени международно-политической иерархии. В Лондоне не столько заботились об «умиротворении» Австро-Венгрии (самостоятельность ее внешнеполитического курса ставилась под сомнение), сколько надеялись на то, что Германия на какое-то время оставит попытки опрокинуть сложившийся в Европе и на Ближнем Востоке баланс сил.
Стремительность действий балканских союзников застала врасплох как Великобританию, так и другие великие державы. Но можно утверждать, что в целом Форин Оффис положительно оценил произошедшие в регионе изменения в результате войн 1912–1913 гг. Новая расстановка сил на Балканах позволила Лондону внести коррективы в свой внешнеполитический курс в регионе в соответствии с проводимой им политикой англ о-германской «разрядки» на международном уровне. Нераспространение Балканских войн на азиатские провинции Турции, а также заключение соглашения с Германией по Багдадской железной дороге, на взгляд британского правительства, позволяли Англии «ограничить» свое присутствие в регионе.
После Второй балканской войны Великобритания делала ставку на те элементы в рамках трансформировавшейся Балканской подсистемы, которые выступали за сохранение статус-кво в регионе. В 1913–1914 гг., в отличие от периода 1903–1912 гг., Форин Оффис трактовал статус-кво как стабильность. Такое состояние подсистемы, по расчетам англичан, могло быть обеспечено сотрудничеством в рамках треугольника Бухарест – Белград – Афины.
События Июльского кризиса и Первой мировой войны показали, что в 1913–1914 гг. Великобритания допустила ряд серьезных стратегических просчетов на Балканах. Во-первых, демонстративное дистанцирование Англии от балканских проблем, ее непротиводействие (на уровне конкретных шагов) «ультимативной дипломатии», практиковавшейся Австро-Венгрией в обозначенный период, позволили руководству Двуединой монархии увериться в британском «согласии» на локализацию австро-сербского конфликта на Балканах. Это давало Вене уверенность в возможности разрешения югославянского вопроса силовыми методами, что подтолкнуло ее в