Бирюк с Таней спускаться к ужину не стали — Таня, разумеется, по причине плохого самочувствия, а Бирюк остался с нею на всякий случай, если его девушке вдруг неожиданно снова станет плохо, поэтому еду им принесли прямо в комнату.
За разговорами и сытным ужином незаметно пролетел остаток вечера. Дождь за окнами немного поутих, и черная ночь укутывала в свои объятия тонкие, как иглы, слегка серебрящиеся в темноте башни Нифльхейма. Тем временем дварфы всем застелили кровати в остальных спальнях.
Так как у каждого была предусмотрена своя комната, Малиновской поначалу не слишком понравилось, что она должна будет провести свою первую ночь в замке совершенно одна. Честно говоря, было немного страшновато — сейчас она бы предпочла что-то вроде пионерского лагеря, когда все девочки ночуют в одной комнате, а все мальчики — в другой. Да и вообще, одно дело, когда ты ложишься спать хоть и одна, но в своей собственной квартире, где все знакомо, мило и уютно, и совсем другое — пытаться уснуть в огромной кровати, на которой может поместиться ещё человек пять, а спальня настолько большая, что по ней гуляют сквозняки и ты с трудом видишь в полутьме окружающие стены.
Пока дварфы зажигали им свечи на длинных витых канделябрах, сделанных в виде древесных крон, все ещё долго ходили друг к другу из спальни в спальню, разглядывая, как и кого устроили, у кого лучше обстановка и вид из окна. Так как все помещения находились на одном этаже и располагались достаточно высоко, практически у всех открывался чудесный вид на Рябиновую долину. Спальня Антона оказалась угловой, и у него — единственного — из окон была видна не только залитая луной равнина, но и одинокий, седоглавый пик Расстегайны — высочайшей вершины Зеркальных гор. Комната Семёна была, наоборот, ближе всех остальных вмурована в плечо горного склона, и он немного недовольно бурчал, что у него не видно ничего, кроме каменных осыпей горы и едва заметной тропы среди кряжей (как раз той, по которой они поднимались к Ивонну), но ему, по большому счёту, было всё равно.
Евгений не переставал возмущаться нахальству Бирюка, который — как он считал — под предлогом плохого самочувствия Татьяны остался ночевать вместе с ней. Сам он, очевидно, тоже хотел провести эту ночь со своей возлюбленной, но Настасья в достаточно жесткой форме посоветовала ему «не слоняться по замку, а закрыть рот и лечь у себя в спальне». Евген обиделся и ушёл спать самым первым из всех.
Время давно перевалило за полночь, и понемногу, один за другим, все оставшиеся на ночь в замке друзья уснули. Догорели оплывшие свечи, растекшись в витых канделябрах лужицами застывшего воска, и Нифльхейм погрузился в абсолютную, недвижимую тишину, какая бывает лишь в сумерках глухих лесов и чащоб, где никогда ещё не ступала нога человека. Тихо было в коридорах и залах, в величественных чертогах и уютных спальнях, где под теплыми одеялами на пуховых подушках спали, погрузившись в глубокие таинства сонного царства, юные бессмертные, где спала и Мария, видя запутанные и странные сны…
Человеку городскому трудно будет понять, каково это, когда тебя окружает абсолютная, не тревожимая никем тишина: не слышно уличного шума и гудков автомобилей, не лают собаки и не кричат прохожие, не гремит мусоровоз, приехавший поутру забирать переполненные контейнеры, и даже не стучатся в стенку беспокойные, вечно чем-то недовольные соседи. Потому что здесь соседей нет. И машин нет. И автострад. И не громоздятся, налезая друг на друга, бесконечные городские кварталы. И много-много чего нет ещё, хотя без всего этого уже не представляет своей жизни большинство прогрессивного человечества. Но стали ли оно, человечество, от этого счастливее? Жизнь стала удобнее и комфортнее — о да — но прибавилось ли нам счастья от технического прогресса? Мы так спешим в погоне за ним, стараясь не отстать от остальных и не замечая, как медленно и в то же время неумолимо быстро убегает наша злосчастная и скоротечная жизнь, как пропущенный сквозь пальцы мелкий речной песок. Как сказанное неосторожно слово. Как летящая в выстреле пуля. И безжалостное время, растраченное попусту, все обращает в тлен и тьму…
Посреди ночи проснулась Татьяна. У неё сильно разболелись мышцы в руках, и ещё почему-то было невыносимо душно. Форточек в узких окнах-бойницах предусмотрено не было, и проветрить было нельзя, а открывать на всю ночь дверь комнаты казалось как-то немного боязно. Хотя изнутри спальня запиралась на хлипкого вида щеколду, это всё-таки давало некоторое ощущение безопасности, пусть даже и мнимой. Если подумать, то вряд ли можно было ожидать, что посреди ночи к ним подкрадется какой-нибудь жуткий кровожадный монстр, который их сожрет, но все-таки это был другой мир, и ничего гарантировать здесь нельзя.
Таня полежала некоторое время, пытаясь снова уснуть, но очень хотелось глотка свежего воздуха, поэтому она растолкала Вовку и упросила его выйти с ней подышать на какую-нибудь террасу или балкон, которых, в общем-то, было довольно много на верхних уровнях замка. Бирюк долго ворчал, но в итоге согласился. Минут десять им пришлось бродить по абсолютно пустым коридорам, ища нужную дверь: никого из дварфов, которые могли бы подсказать им, куда идти, они не встретили, видимо, малый народец не имел привычки гулять по ночам. Поднявшись по лестнице на один уровень вверх, они нашли-таки один из выходов на большую крытую террасу с деревянным настилом. Дул легкий, но достаточно прохладный ветерок, и в воздухе ощущалась промозглая сырость. Дождь, вызванный Антоном, уже прекратился, и внизу, под ними, серебрилась трава и деревья в долине, покрытые мелкими бисеринками измороси, отражающей лунный свет. Вова накинул на плечи Тане свою кофту, чтобы она не простудилась.
— Тебе лучше? — заботливо спросил он.
— Да, намного! — Таня вздохнула и уткнулась Вове в плечо. — Тут все как в сказке: замок, лес, озеро, горы. Но меня не покидает ощущение, будто мы находимся на чьей-то огромной даче.
Вова хмыкнул в ответ, и Таня больше почувствовала, чем увидела, что её парень улыбается до ушей. Они постояли так некоторое время, а потом услышали неподалеку голоса из коридора, откуда они и сами недавно пришли — это Флавиус разговаривал с вернувшейся Сильфидой. После непродолжительной беседы послышались приближающиеся шаги, и на террасу вышла сама Сильфида. Она нисколько не удивилась присутствию здесь ребят — возможно, Флавиус видел, как они бродили по замку, и сказал ей об этом, — так или иначе, подойдя ближе, Сильфида произнесла:
— Всё в порядке. Некоторые затруднения решаются чрезвычайно легко: я побывала у вас дома и попросту отключила ваш… как же его… иногда забываю названия всей этой странной техники…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});