Читать интересную книгу Полночная чума - Грег Кайзер

— Эй, ты поосторожнее, Типпер. Проверь, не осталось ли там кого-то еще! — крикнул парню Эддисон. Типпер обернулся к нему, и в этот момент из-под брезента выскользнула какая-то тень. Не раздумывая, Бринк тотчас вскинул поднятый с земли пистолет и нацелил его на грузовик.

Из грузовика за спиной Типпера на землю спрыгнул сухопарый мужчина с короткими светлыми волосами. Держа в дрожащей руке пистолет, немец нацелил его в затылок Типперу и выстрелил. Типпер ничком повалился в грязь.

Немец посмотрел направо. Канава пролегала совсем близко к задней части грузовика. Не долго раздумывая, немец бросился к ней, в надежде перелезть через живую изгородь и найти спасение среди густого кустарника. Но на его пути выросла Аликс.

Она подняла руки, то ли показывая, что сдается, то ли чтобы оттолкнуть его, Бринк этого точно не понял. Впрочем, он не стал ломать голову над этим вопросом, а нацелил на голову немца пистолет. Тот, по всей видимости, заметил его движение, потому что тотчас посмотрел в его сторону. Серого утреннего света было недостаточно, чтобы разглядеть глаза этого блондина, но Бринку они показались похожими на два синих стеклянных шарика, холодных и гладких, внутри которых поблескивал зловещий огонек. Он нажал на спусковой крючок. Ничего. Внезапно рядом с его ухом возник холодный ствол автомата, и в следующий миг немец рухнул как подкошенный рядом с грузовиком, а в разные стороны разлетелись черно-коричневые брызги.

Эддисон взял из рук Бринка пистолет и осмотрел.

— Не снят с предохранителя.

Он чем-то щелкнул на своем автомате и вернул Бринку пистолет. Затем к нему подошла Аликс. Правда, она не проронила ни слова. Вместо нее заговорил Кирн, на этот раз по-немецки, а не по-французски.

— Мне казалось, что врачи должны спасать людей, а не убивать их, — негромко произнес он. Эддисон его услышал и тотчас захотел узнать, какого черта здесь происходит, откуда рядом с Бринком взялся этот фриц.

Бринк оставил его вопрос без ответа, потому что задумался над тем, что только что сказал Кирн.

— Я тоже всегда считал, что врачи должны спасать людям жизнь, а не отнимать ее.

Волленштейн вытащил из шкафа пачку картонных папок и, быстро просмотрев, сунул одну в саквояж, что стоял у его ног, а остальные бросил на пол, где они остались лежать бесформенной грудой. После чего повторил те же действия с очередной пачкой.

— Нельзя ли быстрее? — поторопил его англичанин. Волленштейн бросил взгляд через плечо, туда, где за письменным столом сидел английский диверсант, после чего украдкой посмотрел на часы. Прошло всего шестнадцать минут с того момента, когда они зашагали по траве, девять — с того, как он снял с цепочки на шее ключ и отомкнул замок на двери лаборатории.

У него имелись все необходимые папки. Холодильник в глубине помещения, наполовину скрытый стеклянной лабораторной посудой, так и манил к себе. Волленштейн бросил на пол последнюю папку, услышал, как она соскользнула на пол, и направился к белому эмалированному шкафу, вернее, к ящику номер 211 внутри него. Открыв одной рукой потрепанный кожаный саквояж, он достал из холодильника и поставил между папками несколько флаконов с прозрачной жидкостью. Стоило ему протянуть руку к флаконам, как стекло звякнуло о стекло, однако в саквояж, предварительно сосчитав, он уложил все пятнадцать, причем с предельной осторожностью. Остался последний, шестнадцатый. Волленштейн взял его с полки, но удержать не смог. Склянка выскользнула из его дрожащей руки и, отскочив от сапога, разлетелась на полу сотней мелких осколков.

— Что вы делаете? — спросил из-за стола англичанин.

Волленштейн обернулся и посмотрел на диверсанта, тот сидел, откинувшись на спинку стула. На его лицо была страшно смотреть. Наверно, оно никогда толком не заживет, подумал Волленштейн. Впрочем, взгляд его был прикован не столько к лицу собеседника, сколько к револьверу в его здоровой руке. Это был русский наган, позаимствованный у Ниммиха, вернее, взятый из ящика его стола. Здоровую руку, чтобы та не дрожала, англичанин положил на столешницу.

— Что вы делаете? — в его голосе не было даже нотки страха. Нет, он просто зверюга, коль сумел выжить, побывав в лапах у Адлера.

— Забираю антибиотик, — ответил Волленштейн.

Похоже, что англичанин его не понял.

— Лекарство. От чумы, — пояснил он, щелкнув медными замками чемоданчика.

— Лекарство? — негромко, но четко переспросил англичанин. — Так, значит, этот идиот был прав? И болезнь можно лечить? В таком случае оно нам тоже пригодится.

Ствол револьвера слегка покачнулся — это англичанин знаком велел Волленштейну отойти от холодильника. Тот послушно перешел через всю комнату к столу. Впрочем, что еще ему оставалось?

Верный вальтер лежал в кармане, и к тому же не с той стороны, потому что в правой руке он сейчас держал саквояж.

— Верно, оно вам пригодится, — произнес он. «Более чем», — добавил он про себя, понимая, что англичане готовы на все, лишь бы заполучить антибиотик в свои руки. Он же нужен им — нужен со своим опытом, со своими знаниями, с тем, что сейчас лежало в его саквояже. Им ничего другого не останется, как даровать ему жизнь, несмотря на то что свои эксперименты он проводил против них.

Он не просто передаст им содержимое ящика номер 211. Когда они будут на летном поле, он поднимет в воздух оба самолета — и «мессершмитт», и «юнкерс». И пусть ради спасения собственной шкуры он вынужден бежать в Англию, он успеет провести свой последний эксперимент. Самолеты распылят возбудителей чумы — пусть не над берегом, потому что тот еще пуст, а над каким-нибудь городом, как он и планировал раньше. И вот тогда англичанам понадобится и он сам, и его бесценный препарат номер 211.

— Дайте мне ваш чемодан, — произнес англичанин и вновь выразительно поводил дулом нагана.

— Ни за что, — ответил Волленштейн.

Саквояж был его паспортом, его билетом в новую жизнь.

— Мы должны доверять друг другу, герр доктор, — сказал англичанин. — Нам обоим нужно одно и то же. В Англии.

Интересно, о каком доверии можно говорить, когда в лицо вам смотрит наган, подумал Волленштейн.

— Отдайте мне ваш саквояж, — повторил свое требование англичанин.

Волленштейн покачал головой.

— Нет. К тому же то, что вам нужно, находится у меня вот здесь, — с этими словами он постучал по виску указательным пальцем. — А отнюдь не здесь, — и он для выразительности тряхнул саквояжем, чтобы флаконы звякнули друг о друга.

Они с англичанином уставились друг на друга — Уикенс, зажав в здоровой руке русский револьвер, Волленштейн со своим саквояжем. В следующее мгновение входная дверь негромко скрипнула, словно старое дерево на ветру. Волленштейн тотчас насторожился. Как, впрочем, и англичанин, потому что он с удивительной легкостью встал со стула и заковылял к стене рядом с дверью.

Задвижка на сантиметр опустилась вниз, остановилась, и дверь распахнулась. В результате англичанин скрылся за дверью, как за ширмой, зажатый между ней и стеной. В помещение вошла пара эсэсовцев, один — в каске, другой — в пилотке, причем такой чистой, что Волленштейн решил, что она никогда не бывала за стенами казармы. У первого в руках был пистолет-пулемет, у второго — винтовка.

— Вот вы где, — произнес первый эсэсовец с плоским славянским носом.

Волленштейну стоило немалых усилий не смотреть на дверь.

— Нам приказано вернуть вас в дом, — с сильным акцентом произнес первый, обладатель славянской внешности.

— Я еще должен найти кое-какие документы, — ответил Волленштейн. Главное — оттянуть время, чтобы англичанин успел что-то предпринять. Увы, секунды шли, но ничего не произошло. Что-то здесь не так, подумал Волленштейн.

— Нам ничего не говорили ни про какие бумаги. Только прийти за вами и за англичанином, — продолжал хриплым голосом эсэсовец. — Кстати, где он, этот ваш англичанин?

— Он отнял у меня пистолет и скрылся.

— Скрылся? Это в таком-то виде? — удивился второй эсэсовец, тот, что в пилотке и помладше. — Мне показалось, что он не в состоянии передвигаться без посторонней помощи.

Голос его, под стать внешности, был высоким и юным.

В следующий миг в двери за его спиной возникла дыра, а он сам рухнул на пол. Лишь тогда Волленштейн услышал звук выстрела. Старший эсэсовец мгновенно обернулся и в результате получил пулю не в спину, а в грудь. Из отверстий в двери, отверстий, которых там раньше не было, вился дымок. Эсэсовец издал булькающий звук, рука, державшая пистолет-пулемет, разжалась, и оружие с лязгом упало на пол, как, впрочем, и его владелец. Из окровавленного лица торчали щепки.

Свободной рукой Волленштейн потянулся за пистолетом и уже было поднял его с пола, когда дверь резко вернулась на место и из-за нее показался англичанин. Вернее, сначала его наган, а потом и он сам. Еще один выстрел, сквозь каску, и стонущий на полу эсэсовец затих.