турок беженцев-болгар.
Хотя стрелки шли налегке, без ранцев, а для вещей и отставших были взяты подводы, тяжелые условия марша сильно утомили стрелков. Обувь у большинства стрелков пришла в негодность еще во время Забалканского набега, ноги пухли, натирались и разбивались в кровь. Вследствие этого к биваку в километре севернее Габрово бригада начала прибывать лишь около 1:00 23 августа. Конечно, после столь тяжелого дневного марша стрелки были неспособны к дальнейшему походу без более или менее длительного отдыха.
Еще хуже обстояло дело со 2-й бригадой 14-й дивизии. Эта бригада выступила из окрестностей Тырнова в 3:00 - 4:00 22 августа, но до Габрово ей предстояло пройти 60 км, и двигалась она в полном походном снаряжении. В результате на бивак севернее Габрово основная часть состава бригады прибыла лишь в 10:00 23 августа, остальные же подтягивались до 13:00.
От движения с полной выкладкой в самое жаркое время дня в бригаде было до 150 случаев солнечного удара. Конечно, в таком состоянии бригада не могла выступить на перевал в полдень 23 августа, как намечал первоначально Радецкий, и ее выступление пришлось отложить до 17:00. Радецкий вынужден был в 11:00 выступить к Шипкинскому перевалу с одной только 4-й стрелковой бригадой.
Условия марша 23 августа для стрелков оказались еще более тяжелыми, чем в предыдущий день. От Габрово к перевалу дорога на протяжении первых 7 км шла по узкому ущелью, за которым начинался крутой подъем. Здесь в полной мере сказалась усталость прошлых дней. Уже на втором километре от Габрово часть стрелков в изнеможении стала присаживаться у края дороги, так что в 3 км от Габрово пришлось сделать первый привал для подтягивания отставших. До начала подъема бригада затратила на движение 3 часа. Радецкий обогнал бригаду во главе двух сотен донцов 23-го полка со взводом горных орудий и двинулся прямо на перевал. У начала подъема бригада освежилась холодной водой и двинулась дальше. С перевала беспрестанно прибывали казаки-ординарцы; их рассказы о тяжелом положении на перевале заставили самых слабых напрягать все силы и спешить на выручку товарищам, изнемогавшим в неравной борьбе. На подъеме стрелки каждые 40-50 шагов приостанавливались для передышки, но упорно продолжали продвигаться вперед. Стрелки еще в Забалканском набеге показали себя образцовой частью, и сейчас они не хотели и не могли подвести своих собратьев по оружию.
Защитники шипкинских позиций ничего этого не знали; по вполне понятным причинам Столетов не сообщал войскам причин неизбежности задержки подхода резервов. Они уже теряли последнюю надежду на своевременный подход резервов. Еще в 14:00 даже такой энергичный командир, как Липинский, с горечью и отчаянием запрашивал Столетова: «Скажите верно, будет нам свежая помощь? Теперь уже 2 часа пополудни. Нельзя так (слово стерлось, можно считать, что было написано «обманывать». - Н.Б.) солдат»(12). Между тем к 17:00 положение оборонявшихся стало еще намного хуже, чем было в то время, когда Липинский писал свою записку.
К 17:00 из 29 орудий у русских осталось лишь 23 годных к действию, да и к тем почти не имелось снарядов. На Стальной батарее Киснемский сумел изготовить ручные гранаты и ими отбивался от турок. На некоторых участках обороны лишь у немногих солдат осталось по два патрона. Некоторые ложементы были завалены трупами, в них не осталось ни одного защитника. Кроме основного перевязочного пункта, было устроено еще несколько вспомогательных, и все они были переполнены.
В этих условиях отдельные недалекие командиры вздумали начать отправку в тыл своих знамен с состоявшими при них знаменными взводами. Это обстоятельство, а также отход с Волынской горы ее уцелевших защитников были поняты некоторыми, как начало разрешенного начальством отступления. Кое-где отдельные солдаты и мелкие подразделения начали оставлять ложементы И потянулись в тыл. Майор Редькин приказал оторвать свое знамя от древка, взять его с собой и начать отход. Командир Круглой батареи полковник Бенецкий отдал приказ вынуть замки из орудий и оставить батарею. Если бы это движение вначале еще немногих лиц получило общий характер, наступила бы катастрофа: перевал был бы потерян, да и гарнизон вряд ли уцелел бы под шашками стоявших наготове черкесов. Положение было спасено энергичными и. мужественными офицерами, унтер-офицерами и солдатами. Липинский взял двадцать ближайших солдат и с их помощью остановил начавшийся отход в районе Круглой батареи. Депрерадович разъяснил полковнику Бенецкому положение и пристыдил его; Бенецкий вставил обратно замки и начал вести огонь последними снарядами. Вскоре он погиб, но доблестно искупил свою минутную слабость. Командир 3-й дружины болгарского ополчения майор Чиляев остановил и воодушевил дружинников, запев любимую ими песню «Шуми, Марица». Командир 5-й батареи штабс-капитан Поликарпов привел в порядок и воодушевил расчеты Центральной батареи. Ополченский доктор, болгарин Вязанков, собрал группу пришедших на перевязочный пункт солдат и хотел лично вести их в бой. Там, где не осталось офицеров, порядок быстро восстановили унтер-офицеры, а где не было и их - действовали словом и личным примером наиболее стойкие и мужественные солдаты.
Мужество и упорство русских войск истощили весь наступательный порыв и все наличные резервы войск Рассима- и Весселя-паши. Взятие горы Волынской, подход на некоторых участках вплотную к шоссе были уже последним усилием турецкой пехоты; она понесла большие потери, выдохлась и большего уже, без поддержки свежими резервами, в этот день сделать не могла. Но резервов на поле боя не было, сам Сулейман-паша на поле боя не присутствовал и сражением не руководил. Без него никто не мог распорядиться бросить в бой последние из оставшихся в резерве пять таборов.
Таким образом, все последовавшие затем события этого дня лишь закрепили выигрыш успеха русской обороны, который был достигнут орловцами, брянцами и дружинниками-болгарами без чьей-либо помощи извне. События после 17:00 развертывались следующим образом.
Радецкий прибыл с донцами и взводом горной батареи к Тыльной батарее. Командир 23-го Донского полка спешил там прибывшие с ним две сотни казаков, расположил их фронтом на запад и открыл огонь по наиболее выдвинувшимся подразделениям Весселя-паши. Открыл огонь также и прибывший с Радецким взвод горной батареи. Коноводов с лошадьми командир 23-го Донского полка отправил навстречу 4-й стрелковой бригаде и приказал, посадив на коней головную роту этой бригады, вернуться вместе с ней к Тыльной батарее. Коноводы нашли бригаду около Телеграфной горки, посадили на коней стрелков 2-й роты 16-го стрелкового батальона и двинулись обратно(13). Командир стрелковой бригады Цвецинский посадил остальные роты 16-го батальона на стоявших возле Телеграфной горки обозных и артиллерийских лошадей Шипкинского отряда и отправил их вслед за 2-й ротой. 2-я