в его работе, и он ею пользовался неоднократно.
— Утверждение Литтлфилда о том, что использование печи 28 ноября носило некий особо интенсивный характер и заставило уборщика опасаться пожара, не может быть правдивым. Если бы Литтлфилд действительно испугался пожара, то ему следовало бы немедленно оповестить об этом администрацию Медицинского колледжа, дабы её представители вмешались и разобрались в происходящем в помещении химлаборатории. Уборщик, однако, работникам колледжа о своих опасениях не сообщил и весь вечер опасался пожара молча и, что называется, стиснув зубы. Это означает, что он угрозу пожара либо игнорировал, либо таковой угрозы не существовало вовсе.
— Из показаний Литтлфилда невозможно понять, что именно питало его подозрения после того, как он тайно обследовал химлабораторию вечером 28 ноября. Он признал, что не нашёл ничего, что могло бы укрепить его подозрения, если только таковые действительно существовали. Литтлфилд даже заглянул в печь и не нашёл там ничего подозрительного, и не почувствовал запаха сгораемой плоти! Тем не менее, уборщик на следующий день принялся долбить стену в подвале. Поведение Литтлфилда выглядит совершенно бессмысленным и настолько необъяснимым, что даже сам свидетель не пытался данный момент как-то разъяснить. Тем не менее, фрагмент, связанный с тайным проникновением Литтлфилда в химическую лабораторию вечером в среду, оставлен в его показаниях, и сделано это не случайно — эта часть показаний призвана подстраховать Литтлфилда на тот случай, если неожиданно для обвинения найдётся свидетель, видевший уборщика в окне лаборатории вечером того дня. Именно вечером в среду 28 ноября Литтлфилд имел возможность беспрепятственно подбросить в помещения профессора Уэбстера останки ранее убитого им Джорджа Паркмена. Литтлфилд знал, что практически ничем не рискует, т. к. следующий день являлся семейным праздником [четверг 29 ноября 1849 года — День Благодарения!], и риск появления профессора на рабочем месте минимален. Именно по этой причине Литтлфилд принялся долбить стену ассенизационной камеры 29 ноября — он прекрасно знал, где и что именно надлежит искать!
— Ещё одной деталью, якобы спровоцировавшей подозрительность Литтлфилда, явилось исчезновение некоей кувалды «с её обычного места». Профессор в своих «тезисах» обратил внимание на то, что ему ничего не известно о кувалде — где она стояла, почему исчезла и существовала ли вообще. Само заявление о пропаже кувалды в контексте обнаружения расчленённого трупа представляется совершенно бессмысленным, поскольку никакой связи между одним и другим не существует.
— Профессор Уэбстер справедливо обратил внимание на то, что поведение Литтлфилда, с точки зрения здравого рассудка, выглядит бессмысленным, и объяснения, данные уборщиком правоохранительным органам, в действительности ничего не объясняют. Так, например, Литтлфилд, объясняя собственное решение продолбить стену в ассенизационную камеру, заявил, будто подозревал возможность сокрытия там трупа пропавшего человека. Но для осмотра этого помещения незачем было проделывать дыру в капитальной стене! В ассенизационную камеру можно было проникнуть легко и просто тем же самым путём, каким проникли туда полицейские, т. е. через уборную под лестницей. Литтлфилд в своих официальных показаниях окружному прокурору признал, что имел ключ от этого помещения. И более этого — он воспользовался этим ключом во время проведения повторного осмотра колледжа во вторник 27 ноября, когда ассенизационную камеру осмотрела группа лиц — Клэпп, Филлер, Райс, сам Литтлфилд — и ничего подозрительного там не нашла. Если бы Литтлфилд действительно хотел проверить содержимое этого помещения, то сделать это можно было быстро, просто и в полной тайне от Уэбстера, поскольку ключ от химической лаборатории всегда хранился в месте, известном уборщику, а ключ от уборной Литтлфилд всегда имел при себе.
— Литтлфилд не нашёл логичного объяснения и другой немаловажной детали своего поведения, а именно — той скрытности, с какой он заполучил инструменты для разборки стены. Почему он обратился за инструментом к братьям Фаллер, а не взял его у рабочих, состоявших в штате колледжа? Он не хотел привлекать внимание к своему импровизированному расследованию и раньше времени раскрывать терзавшие его подозрения? Но такое объяснение скрытности действий Литтлфилда бессмысленно, ведь после обнаружения пролома капитальной стены всё равно возник бы вопрос о его происхождении и причине подобного повреждения. Неспособность Литтлфилда объяснить скрытность своих действий убеждает в том, что руководствовался он неким неприглядным мотивом.
— Говоря о подозрительных аспектах поведения профессора, Литтлфилд упомянул о том, будто бы Уэбстер выспрашивал его о возможности проникнуть в морг Медицинского колледжа, точнее, хранилище трупов при морге. Подтекст этого заявления можно было истолковать так, словно Уэбстер намеревался подбросить туда фрагменты расчленённого трупа, надеясь, что их появление никто не заметит. Профессор Уэбстер особо остановился на разборе этой части показаний Литтлфилда. Он подтвердил, что разговор с уборщиком о доступе в морг действительно имел место, вот только смысл его был совсем иным, нежели это передал Литтлфилд. В середине ноября 1849 г. администрация колледжа приняла решение провести чистку т. н. «склепа» — большого подземного хранилища, куда сбрасывались части тел и внутренние органы трупов после того, как студенты закончили с ними работу. [Т. е. эти «отходы» никто не предавал земле и не сжигал, т. к. при колледже не было крематория. К слову сказать, сама концепция крематория появилась лишь спустя несколько десятилетий после описываемых событий]. Гарвардский Медицинский колледж функционировал в новом здании уже 3 года, и за это время весьма объёмное подземное помещение оказалось забито человеческими останками почти под завязку. Администрация в ноябре 1849 года наняла 2-х рабочих, которым предстояло вскрыть свод камеры, вывезти и в последующем утилизировать останки. Камера была герметизирована, то есть, её свод был изнутри обмазан смолой [что предотвращало выход наружу гнилостных газов], но запланированные работы должны были привести к нарушению герметизации. «Склеп» располагался таким образом, что его часть находилась под подвалом колледжа как раз в том месте, над которым находились помещения профессора Уэбстера. Последний беспокоился, что работы в «склепе» приведут к тому, что неприятные запахи станут проникать не только в подвал, но и в его помещения на 1-м этаже. Профессор Уэбстер настаивал на том, что именно об этом он разговаривал с Литтлфилдом, его интересовало, кто из администрации колледжа контролирует работы, как именно действуют рабочие, куда и как вывозятся останки из «склепа» и т. п. Это был совершенно обыденный разговор, продиктованный обстоятельствами, и попытка Литтлфилда придать ему несуществующий подтекст однозначно свидетельствует о злонамеренности и нечестности свидетеля.
— Нельзя не удивляться той точности, с какой Литтлфилд пробил стену ассенизационной камеры. Он вынул кирпич именно в том месте, глядя из которого можно было увидеть человеческие останки. Ошибка всего на 1 фут (30 см) вправо или влево и такая же точно по высоте не позволила бы рассмотреть части тела в темноте камеры. Если Литтлфилд действовал наобум, то как он