работу Генри проводил в плотном контакте со штатным профессором химии Медицинского колледжа Джоном Уэбстером. Пользуясь современной лексикой, можно сказать, что последний являлся научным руководителем Бигелоу.
Из писем современника тех событий Эдварда Эверетта Хэйла (Edward Everett Hale) известно, что Генри Бигелоу находился под сильным впечатлением научных идей профессора химии, его знаний и опыта. На него большое впечатление произвело спасение профессором Уэбстером 2-х человек, отравившихся угарным газом. Бигелоу стал свидетелем этого весьма драматичного происшествия от начала до конца. Профессор Уэбстер вернул к жизни обоих пациентов, проводя искусственное дыхание и давая вдыхать кислород.
Генри Джейкоб Бигелоу. Эта фотография относится к самому концу 1840-х годов — именно так он выглядел в то время. Снимок, согласитесь, много говорящий! Перед нами человек холёный, явно незнакомый с физическим трудом и физической нагрузкой вообще, не лишенный самодовольства и фатовства. Золотая цепь часов закреплена на верхней пуговице батистового жилета — это сделано демонстративно, дабы показать её длину. Обычно часовую цепь располагали поперёк живота — от одного жилетного кармана к другому — но Генри захотел показать окружающим, что для него толстая золотая цепь на фут [~30 см] длиннее обычной является пустяком, на который он попросту не обращает внимания. Заплатил за неё лишние 20$ — да какой же это пустяк, подумаешь!
Не будет ошибкой сказать, что Генри Бигелоу был очарован Джоном Уэбстером, он не только являлся его учеником, но и сторонником во всех спорах. И потому обращение Литтлфилда с рассказом о своих подозрениях именно к Бигелоу выглядит, мягко говоря, неожиданным и странным. Ощущение странности ещё более возрастёт, если мы вспомним, что Бигелоу в конце ноября был лишь 31 год, а Уэбстеру — 56. Согласитесь, невольно возникает вопрос: а к тому ли человеку обратился мистер Литтлфилд, ничего ли не напутал?
Момент этот очень интересен ещё и потому, что из показаний уборщика невозможно понять, когда именно тот рассказал доктору Бигелоу о подозрениях в адрес его научного руководителя. И самое главное, как именно Литтлфилд обосновал свою подозрительность и необходимость весьма необычной работы в подвале. Задумайтесь на секундочку, речь идёт о разборе капитальной стены, причём в помещении с уже повреждённой гидроизоляцией [в ассенизационную камеру просачивались грунтовые воды через щели в наружной стене!]. Предположение о том, будто Бигелоу разрешил Литтлфилду разбирать стену на основании неких невнятных подозрений, представляется совершенно фантастичным. Это если рассуждать умозрительно… Но из показаний самого Бигелоу нам известно, что уборщик действительно рассказывал ему как о возникших подозрениях, так и о намерении разобрать стену в подвале.
То есть Эфраим Литтлфилд в этой части своих показаний однозначно не лгал. Но возникновение тандема «Литтлфилд — Бигелоу» представляется совершенно необъяснимой загадкой.
Вы только задумайтесь на секундочку, что произошло бы, если бы Литтлфилд пробил капитальную стену и ничего не обнаружил! При этом повреждение стены явилось бы причиной появления трещины, которая стала бы расти вверх и вниз… Как бы объяснялся Литтлфилд? А как Бигелоу объяснил бы попечителям колледжа необходимость выделения крупной суммы денег на ремонт стены? Он бы сказал, что уборщик заподозрил в чём-то нехорошем всеми уважаемого профессора химии, и я «благословил» на пробивку дыры в стене, поскольку не существовало другого способа проверить возникшие у этого самого уборщика подозрения?! Это же абсурд от первого слова до последнего! Для осмотра ассенизационной камеры незачем было разбирать стену — достаточно было войти в уборную профессора и поднять откидную доску [что и проделывали чуть ранее — во вторник 27 ноября — должностные лица, осматривавшие колледж].
Ещё более фантастичным и неожиданным представляется следующий за этим пассаж в показаниях уборщика, из которого следует, будто тот настолько свободно и по-свойски общался с мистером Бигелоу, что даже спрашивал между делом, имеются ли у того подозрения в отношении Уэбстера. Это выглядит запредельной наглостью. Следует понимать, что Бигелоу и Уэбстер — это джентльмены, интеллектуалы, люди с высшим образованием и, если угодно, цвет бостонского общества. Литтлфилд же — чернорабочий, человек, находящийся в самом низу социальной пирамиды, ниже него находились лишь рабы [рабство в Соединенных Штатах в 1849 году ещё не отменили!]. Не следует преувеличивать демократизм американцев, между Бигелоу и Литтлфилдом лежала непреодолимая пропасть. В реалиях того времени совершенно невозможно представить, чтобы один джентльмен стал обсуждать дела другого джентльмена и тем более его личные качества в случайном разговоре с посторонним человеком, тем более таким, как Литтлфилд.
Первое, что приходит на ум при анализе этой части показаний уборщика — это явная завиральщина. Но — нет! — в целом его показания были подтверждены Бигелоу. И потому было бы очень важно разобраться в истинной природе отношений этих людей, их явно объединяло что-то кроме корпоративной солидарности.
В дальнейших показаниях Литтлфилда «градус неожиданности», если можно так выразиться, не только не снижается, а лишь нарастает. Потому что после рассказа о Бигелоу следует во всём аналогичное повествование с участием доктора Джексона (J.B.S. Jackson), ещё одного работника колледжа. Ему Литтлфилд якобы тоже рассказал о затеянной работе в подвале. Доктор Джексон, услыхав про подозрения в адрес своего коллеги Уэбстера, будто даже поинтересовался, как быстро уборщик выполнит свою работу. Джексон, согласно показаниям Литтлфилда, спросил: «Успеете ли вы преодолеть стену сегодня до того, как отправитесь спать?» («He said, Mr Littlefield, do you go through that wall before you sleep to night.»)
И после вот этих необыкновенных деталей Литтлфилд посчитал необходимым особо подчеркнуть: «Мне ничего не было сказано [господами Бигелоу и Джексоном] о необходимости сохранения тайны». («Nothnig was said to me about preserving secresy.»)
Что особенно интересно — Литтлдфилд во время общения с городским маршалом Тьюки вечером 30 ноября ничего не сказал последнему о том, что Бигелоу и Джексон были в курсе проводимого им частного расследования [если действия Литтлфилда можно так назвать]. Об этом нам известно совершенно точно из показаний под присягой самого Тьюки. Если бы Генри Бигелоу действительно подозревал своего коллегу и научного руководителя Джона Уэбстера в причастности к исчезновению Паркмена, то городской маршал узнал бы об этом в числе первых, поскольку находился плотной связке с членами этой семьи. Автор не считает нужным далеко углубляться в эту тему, но всем заинтересовавшимся рекомендует поискать в интернете материалы по теме «заговор Бигелоу — Тьюки» [эта история, поломавшая политические карьеры её участников, не имеет ни малейшего отношения к настоящему повествованию, но весьма интересна сама по себе].
Нельзя не отметить