заочно учился как инструменталист. Для этого он выбрал сложный путь: сочинил и записал 11 композиций, каждая из них должна была намекнуть на манеру игры одного из «гуру гитары» — от Джорджа Харрисона и Эрика Клэптона до Тони Айомми и Джона Маклафлина. Примерно такой же стилизации добивался и Чиж.
— В студии я, грубо говоря, пальцы себе завязывал, чтобы ничего лишнего не наиграть, — говорит он. — И «Перекресток» потому напоминает Кейла, что сыгран в его манере, а не потому, что там что-то «содрано»... Я бы и струнные туда впихнул, как в «Sensitive Kind», но это бы было вообще уже... «Перевод Сергея Чигракова» — всё в порядке!
Этот «закос» под Кейла аукнется ему не один раз.
Но, впрочем, мы сильно забежали вперед.
— С пластинкой всё было понятно, это такое подведение итогов, — говорит Чиж. — Всё, что было до этого — Дзержинск, Харьков, — вот этот огромный кусок жизни длиной в тридцать три года. Сбросил с плеч — всё, до свидания, будем прощаться. Дальше начинался новый этап. Он начался с «Дополнительного 38-го». Он в «Перекрестке» первым и стоит.
В новый альбом Чиж включил также вещи, уже «обкатанные» на концертах, — «Поход», «Доброе утро», «Если», «Сенсимилью», «Мне не хватает свободы». Но всё равно был явный недобор по хронометражу. И тогда он вспомнил про «Я не такой», написанную вместе с Димой Некрасовым. А вступлением и кодой альбома стала инструментальная тема из «Ассоли» («Глупенькой песни»), исполняемой на двух акустических гитарах и аккордеоне.
— «Ассолью» закончилась моя пластинка, — объясняет Чиж, — и с нее же, с «Ассоли», начинался второй альбом. Такая вот получалась цепочка.
Считается, что студийный альбом — качественная фотография того, что представляет собой коллектив. В этом смысле интересна рецензия А. Головлева, который писал: «Прежде всего следует отметить приглашенных в студию грамотных музыкантов “со стажем” (один Владимиров чего стоит!). Для “студии” состав оказался идеальным; слышен результат профессиональной и бесконфликтной работы (хотя, может быть, сор просто “остался в избе?”)».
Критик не ошибся: во время записи группу искрило. Если Романюк уже переиграл почти все песни из «Перекрестка» на концертах, то Владимирову пришлось знакомиться с материалом прямо в студии. Заглянувший в студию диджей Александр Устинов вспоминает: «Чиж приходил в бешенство: “Почему он играет как Guns’n’Roses?! На х** мне нужен его Guns’n’Roses! Он меня достал уже!..” Но когда Чиж остывал, он говорил: нет, Мишка — классный, клевый чувак, хороший гитарист».
— На «Перекрестке» мы только-только притирались друг к другу, Мишка «снимал» меня, играл в моей манере, постепенно как-то проникался, — говорит Чиж. — В Лехе Романюке я с удивлением находил новые хорошие стороны. Когда записывали «Я не такой», я попросил: «Поиграй здесь, пожалуйста, слэпом». И Лешка сыграл так, что я за голову схватился: «Такого не может быть! Ты же не негр!..»
Работая над «Перекрестком», Чиж осваивал непривычную роль лидера. Это означало, в частности, что за ним остается последнее слово при решении всех творческих разногласий. Всё тот же Устинов вспоминает характерный эпизод: «Песня “Я не такой” была записана медленнее, и парни стали чего-то возмущаться — не та, мол, скорость. И тогда Чиж сказал то, что он говорит в самых крайних случаях: “Вообще-то, ребята, это мой альбом”».
— Когда Саня с Валеркой посмотрели, как я работаю, — говорит Чиж, — они просто офигели: «Мы не знали, что ты можешь быть таким диктатором!»
Но эта жесткость, подчеркнем, касалась только студийной работы и только спорных моментов. На вопрос журналистов, что управляет группой — демократия или монархия, Чиж неизменно отвечал: «Анархия».
— Когда у Чижа началась питерская история, ему было 33 года, — говорит Света Лосева. — Все наши рок-мастодонты были лидерами изначально. Они сразу брали на себя эту ответственность и с нею жили. А Чиж ни в Дзержинске, ни в Харькове не был лидером группы. Он был гитаристом, который пишет песни. И когда он переехал в Питер, это сознание у него изменилось не сразу.
Юрий Морозов, которого вновь пригласили поработать студийным звукорежиссером, рассказывал:
— Романюк был диджеем на радио и думал, что там он уже все понял в звуке. А звук такая вещь, которая постигается годами. Кажется, что ручки подвернул влево — и будет очень здорово, а через неделю выясняется, что как раз этим ты весь звук изгадил. Леха тогда принял руководство на себя. «Ну-ну, — говорю, — поработай, а я посижу поучусь...»
Морозов знал, что, пока парни не набьют шишек, объяснять им что-либо бесполезно. Правда, в отличие от других команд, «чижи» быстро поняли, что к студийному пульту лучше не подходить. Но перед этим на песне «Перекресток» они записали такой «жирный» бас, что материал пришлось сводить заново.
— Альбом получился менее удачным по звуку, чем чижовская пластинка, — говорит Морозов. — Я потом с трудом довел его до ума: он был «пухлым», неприятным.
На записи заглавной песни Чиж захотел использовать флейту. Морозов предложил заменить ее аккордеоном: «Здесь нужен не ресторан, но какой-то тонкий намек...» Совет мэтра Чиж принял без восторга, но, как написал позже критик, именно аккордеонные трели принесли в блюзовый букет «Перекрестка» «полузабытый аромат горной лаванды — “наших встреч с тобой синие цветы”».
Опыт работы с «РЛ» не прошел для Чижа даром: альбом был записан в общей сложности за 26 часов. К этому побуждал еще и финансовый фактор: за смены на «Мелодии» Березовцу приходилось платить из своего кармана.
Выстроить структуру «Перекрестка» Чиж снова попросил Свету Лосеву, доверяя ее чутью и вкусу.
— Первая и последняя песни сразу встали на свои места, — вспоминает Светлана. — Главная задача заключалась в том, чтобы раздвинуть «медляки» подальше друг от друга. В остальном... Мне хотелось к чему-нибудь придраться — такой уж характер! — но придраться было не к чему.
Если на пластинке пощечиной общественному вкусу был совет «Перед прослушиванием — покурить», то на «Перекрестке» критиков задела концовка «Дополнительного 38-го». «Вообще, стилизаторские способности г-на Чигракова несомненны, — писал рецензент московской “Недели”. — Слушая альбом “Перекресток”, я даже вздрогнул, когда он девичьим голосом предложил: “Если хочешь — кончай”, но потом успокоился, что это бэк-вокал Марины Капуро».
Музкритик ошибся: замечательная питерская певица не принимала участия в записи «Перекрестка». Если посмотреть на обложку кассеты, там нетрудно заметить строчку: «Большое спасибо Оксане Бондаренко (“Дополнительный 38-й”)». В комнатушке Чиграковых на Миллионной тогда гостило много знакомых. Во время записи «Перекрестка»