перегородка между водителем и пассажиром в лимузине была заперта, а кнопка, ее опускающая, не работала. Более того, после начала движения заблокировались и двери. Так что если до этого момента я еще бодрился, то сейчас понял, что уже точно обречен оказаться там, где меня принудят к странному ритуалу венчания ворожеи на моей силе, то есть поженят нас с ней. О том же, что ждет меня после этого «радостного» события, и думать не хотелось.
Как технически происходит передача силы, я не знал — вполне возможно, меня попросту убьют, причем не факт, что сделают это гуманным способом. После Пелагея, разумеется, устранит и единственного свидетеля преступления — мою сестру. Так что вывод, который я сейчас мог сделать, был таков: мой сумасшедший план — единственный шанс на спасение. Оставалось лишь правильно его реализовать.
Глава 22
Ехали мы долго, я даже успел задремать. Расслабился, когда понял, что едем мы как раз в том самом калужском направлении. Направлялись, видимо, туда же, куда меня хотела свозить и Радмила, дабы совершить надо мной некий ритуал передачи силы.
Я вдруг вспомнил о том, как ворожея Радмила выглядела в нашем мире, как сильно меня к ней тянуло и какой безобразной она оказалась на самом деле. Интересно, Пелагея такая же страшная в своем реальном облике или же она еще сохранила свой нормальный человеческий вид? Если верно последнее утверждение, то выглядит она, должно быть, так себе. Варваре на момент смерти лет около ста было, так что, по скромным прикидкам, ее внучке должно быть лет шестьдесят-семьдесят. Правнучка же, в таком случае, не должна была быть старше сорока или сорока пяти лет, а при определенных условиях Пелагея могла быть и моложе расчетных цифр. Куда там! Мы с ней теоретически могли быть даже ровесниками, а это уже совсем другой коленкор, от такой нос можно уже и не воротить. Вот как прикажете эту мысль из головы выбросить?
«Кобель ты, Григорий. Жизнь на волоске, а он мыслишки влажные в голове распускает».
На этой мысли я и задремал. Мне даже успел присниться полуэротический сон, в котором ворожея Пелагея буквально умоляла заделать ей наследницу. До дела, правда, не дошло — пришлось просыпаться, когда я ощутил, что мы больше не движемся.
— Ну, наконец-то! — проворковала с крыльца небольшого сруба Пелагея, пока я выходил из машины. Она была одета во все домашнее: тапочки с имитацией меха на босу ногу, длинный домашний халат, потертая безрукавка из овчины. Ее гетерохромные глаза лукаво смотрели на меня. Было ощущение, что она точно знает, о чем именно я только что грезил во сне, знает и совсем того не стесняется. Хотя, с другой стороны, она мне уже намекала на возможность нашей с ней близости, да и вероятность того, что этот сон она же мне и подослала, я бы исключать не стал. С них станется.
— Хлеб да соль, гости дорогие! — продолжила ворожея свой маленький спектакль. — Лето — для старанья, зима — для гулянья, верно говорю⁈ У нас есть стог годовалый, а у вас жеребенок неезжалый…
— Не к лицу вам, Пелагея Батьковна, ёрничать, — сухо отозвался я, оглядывая двор, в котором оказался. На снегу я заметил следы от инвалидного кресла — стало быть, не блефовала ворожея, моя сестренка у нее. А это уже похищение. Нельзя так с моей семьей, ох и нельзя… Одному богу известно, чего мне стоило сейчас сохранять хладнокровие.
— А я и не ёрничаю, ворожей Горин, — в интонации Пелагеи зазвенел металл, — я лишь хотела радушие проявить да обстановочку разрядить. Уж больно ты хмурый вывалился из колесницы. Укачало, поди?
— Вы похитили и удерживаете близкого мне человека, — так же сухо ответил я, — с каким еще мне лицом ходить?
— Ну, мог бы и подыграть, если честно.
— Это с чего мне вам подыгрывать?
— А с того хотя бы, что я в руках жизнь твоей сестры держу ни много ни мало. Уж мог бы сообразить, с кем дело имеешь.
— А кто сказал, что я не сообразил?
— Мы так и будем во дворе стоять? — ворожея, устав спорить, сменила гнев на милость. — Карлуша, ты бы проводил гостя в дом. Я скоро буду.
За моей спиной внезапно раздалось громогласное «Кар». Я оглянулся и увидел, как с водительского места неуклюже выпрыгивает ворон.
— Только не говорите, что меня вез он! — немного опешив, процедил я сквозь зубы. По спине пробежало стадо мурашек, настолько неуютно мне вдруг стало. Он руль своим клювом крутил, что ли? А на газ как нажимал? А селектор КПП как переключал? Я заглянул внутрь лимузина и убедился, что водителя нам нет. То ли и правда ворон сам рулил, то ли реальный водитель успел ретироваться, пока я дремал. — Вы вообще, что ли, того?
— Ты доехал нормально? — равнодушно бросила Пелагея через плечо. — Ну и чего тогда зудишь, аки муха навозная? Хорошо то, что хорошо кончается.
Вот эти ее «аки» да «то ли» выдавали в Пелагее дремучую старость. С виду девушка лет тридцати пяти, даже говорит, когда контролирует себя, вполне современным языком. Но иногда все же проскакивают в ее речи старинные присказки, междометия и слова, что сразу настораживает. Есть у меня все же подозрение, что не так она и молода, какой хочет казаться. Она что, реально считает, что я вот так запросто женюсь на старушке-хохотушке? Меня, между прочим, не Максимом зовут и не Прохором, я Григорием. У меня, в отличие от иных деятелей поп-культуры, принципы имеются. А постулат «Любви все возрасты покорны» я вообще не разделяю. Никогда его не понимал. Молодости — молодое, старости — старое. «Взболтать, но не смешивать» — это пусть агенты британской разведки практикуют неравные браки.
Но это все лирика. На самом деле меня порадовал тот факт, что, кроме ворона и этой самой ворожеи, в маленьком неказистом доме а-ля «бабушкина дача», никого постороннего не оказалось. Хотя кто-то тут явно жил на постоянной основе — снег на территории регулярно вычищался, о чем свидетельствовали почти чистая парковочная площадка и дорожки.
Сени встретили чистотой, но скудностью убранства. Пара валенок, домашние тапочки (видимо, гостевые), грубо сколоченная лавочка, худой веник и вешалка из доски с тремя гвоздями-сотками вместо крючков. Из освещения — маленькая лампа накаливания, свисающая с потолка на проводе.
—